Быть котом - Хейг Мэтт. Страница 13

Известно было, что она приезжает в школу на блестящей серебряной машине, которую купила несколько месяцев назад. Но никто не знал, где она живет. Она никогда не приглашала к себе гостей — впрочем, если бы она и позвала кого-то, приглашенный наверняка нашел бы какую-нибудь отговорку.

Судя по всему, до того, как Барни перевелся в эту школу, мисс Хлыстер была довольно доброй и заботливой учительницей. В то время она была простым заместителем директора. Она никогда не повышала голоса без крайней необходимости и еще не приобрела привычку смотреть на вас так, как будто вы — грязное пятно, от которого нужно срочно избавиться, — а именно так она теперь смотрела на учеников своей школы.

Но через несколько дней после назначения ее на должность директора она резко переменилась. Стала вдруг очень злой — это все заметили.

Никто не понимал, откуда взялась эта злоба. Поговаривали, что это как-то связано с тем, что она теперь начальница.

В общем, как видите, мисс Хлыстер была для всех загадкой. В том числе и для миссис Лаванды, которая как раз подошла к двери ее кабинета с котом в руках.

Она постучалась. Подождала немного, тревожно поеживаясь. Как и все остальные, она побаивалась свою начальницу. Прошлой ночью, например, она проснулась в холодном потому: ей приснилось, что мисс Хлыстер вызвала ее к себе в кабинет, чтобы расставлять галочки в тетрадках с домашними заданиями.

— Давайте-ка поставим отметки на вас! — сказала она во сне и высыпала откуда-то целую стаю блох, с которыми бедная миссис Лаванда отчаянно боролась, лежа на полу.

Страшно было не только ей. Барни тоже обмирал от ужаса. Нужно признать, что он никогда не испытывал особого удовольствия, приближаясь к кабинету мисс Хлыстер, но сейчас ему было плохо как никогда. Шерсть на нем встала дыбом, усы вздрагивали, предсказывая что-то недоброе.

Он что-то чуял. Но что — он пока не понимал.

Видите ли, когда вы только-только превратились в кошку, у вас появляется множество кошачьих чувств, но проблема в том, что вы не умеете ими пользоваться и правильно их понимать. Это все равно что слышать незнакомый язык. Слова вы слышите, но перевести их не можете. Барни видел только, что когти у него вытянулись и отчаянно вцепились в миссис Лаванду.

Дверная ручка повернулась.

Появилась она. Заинтересованно осмотрела Барни — даже как будто бы с некоторой надеждой.

— Это что такое?

— Это кот, — сказала миссис Лаванда. — Я очень извиняюсь, что потревожила вас. Просто я не знаю, что с ним делать. Он забежал в мой класс.

— В ваш класс?! Что ж, я всегда вам говорила, миссис Лаванда, что ваши ученики ведут себя как животные, но это в некотором роде следующий шаг, не так ли?

Миссис Лаванда не была уверена, шутит ли мисс Хлыстер. Но на всякий случай издала сдавленный смешок, похожий на писк мыши, спрятавшейся под ковриком.

— Я подумала, что лучше будет принести его вам, — сказала она, — и, может быть, возможно, вы могли бы, если вам не трудно, позвонить в какую-нибудь организацию по защите прав животных, или в кошачий приют, или куда-нибудь еще.

Мисс Хлыстер втянула воздух через нос — она всегда делала это перед тем, как разозлиться. Но она не разозлилась. Она была слишком умна.

— Совершенно правильно. Вы правы, миссис Лаванда. Вы не могли бы быть более правой, даже если бы я разрезала вас пополам и выкинула всю левую часть вашего тела. Я обязательно позвоню в соответствующую организацию.

— Хорошо.

Повисло очень долгое молчание. Такое долгое, что Барни успел помолиться, а мисс Хлыстер — рявкнуть на восьмиклассника, опаздывающего на урок и с любопытством сунувшего нос в дверь.

— Хватит пялиться, глупый увалень, глаза вылезут, — бросила она мальчику, испуганно отпрянувшему от двери.

— Мне кажется, это немного несправедливо, — сказала миссис Лаванда, которой стало жалко бедного мальчишку.

— Именно. На то и рассчитано.

— Но…

— Миссис Лаванда, эти дети — да и все дети вообще — жалкие презренные твари. Это вредные сорняки. Если мы будем поощрять их и удобрять — ну что ж, мы получим прелестный сад! Срезать, выпалывать, выкорчевывать — вот что нужно делать!

После этого мисс Хлыстер очень невежливо схватила костлявыми руками Барни за шкирку и оторвала от свитера миссис Лаванды, пахнущего теплыми лесными травами.

Неприятно улыбнувшись, она сказала:

— Не волнуйтесь, я сама обо всем позабочусь. Можете идти.

И миссис Лаванда повернулась и пошла прочь. Барни до последнего прислушивался к звуку ее шагов, пока они не исчезли за поворотом.

Невероятное открытие

Мисс Хлыстер поставила Барни на стул. Это был тот же стул, на котором он сидел вчера, думая о том, что хуже быть уже не может. Как же он ошибался! Похожая на скелет мисс Хлыстер прошла к двери и заперла ее. Зачем это, интересно?

Повернувшись, она окинула его странным взглядом. Сочувствия в ее взгляде не было — впрочем, и злости тоже.

— Кто ты? — прошептала она.

Конечно, люди постоянно задают животным вопросы. Например, если собака подняла ногу, собираясь пописать на ковер, мы спрашиваем: «Так, это еще что такое?» Или если золотая рыбка плавает на поверхности воды брюхом кверху, мы осведомляемся: «Ты что, умерла?» Но все-таки обычно, когда человек спрашивает что-то у животного, он не ожидает ответа — как не ожидала этого Рисса сегодня утром.

Но Барни всерьез казалось, что мисс Хлыстер ждет от него именно ответа.

Она подошла ближе и наклонилась к лицу Барни.

— Не сиди как истукан. Скажи мне! Я хочу точно знать.

«Она сумасшедшая», — подумал Барни. В нос ему ударил рыбный запах ее дыхания.

— Ну, — начал он, уверенный, что она все равно его не поймет. — На самом деле я не кот. Я — Барни Ив. И кстати говоря, вы самая жуткая директриса на свете.

Он ожидал увидеть бессмысленный взгляд.

Ведь он говорил на кошачьем языке, а не на человеческом.

Но она смотрела отнюдь не бессмысленно. Она улыбалась — и без всякой неприязни! Улыбка скоро превратилась в смех, а смех становился все громче, пока не заполнил всю комнату. Жуткий смех! Так могла бы хохотать ведьма, произнося страшное заклинание над котлом. Но мисс Хлыстер ведьмой не была. Она была кем-то другим — и не менее опасным.

Теперь она зажала рот ладонью, пытаясь сдержать смех — но безуспешно. Еще немного — и она уже валялась на полу, извиваясь от неудержимого хохота.

— Он сделал это! — твердила она к великому смущению Барни. — Он правда это сделал!

Прошло не меньше минуты, прежде чем она встала на ноги.

— Ах, до чего же это смешно! И как же это приятно… Барни Ив! Ты — Барни Ив!

Барни помедлил, раздумывая, стоит ли ему вообще открывать рот. Но не успел он решить это, как слова сами слетели с его губ:

— Да, я — Барни Ив. Но как вы понимаете, что я говорю?

Мисс Хлыстер поняла его мяуканье — (и, да, все его слова уместились во всего одно «мяу») — но решила ему не отвечать. Не сейчас.

— Когда? — спросила она, едва сдерживая смех.

— Что «когда»?

— Ты, как всегда, медленно соображаешь, а, Барни Ив? Хорошо, я буду говорить медленно. — Она прикрыла глаза и, четко артикулируя, произнесла по слогам: — Ког-да. Ты. Стал. Ко-том?

— Сегодня утром, — сказал он. — Вчера я почувствовал себя как-то странно, а сегодня проснулся уже… таким.

(Три «мяу», длинных и проникновенных.)

— Сегодня утром… сегодня утром… — задумчиво протянула мисс Хлыстер, постукивая пальцами по подбородку, словно это было немое пианино.

Затем последовал другой вопрос:

— И что, где же ты теперь?

Барни растерялся:

— Я здесь.

— Нет, идиот, другой ты. Лучший ты. Кот в твоем теле.