Греховные поцелуи - Блэйк Стефани. Страница 62
– Джилли...
О, чудо из чудес! Терри медленно открыл голубые глаза – омуты ужаса.
– Все в порядке, братишка, – радостно сказала она, нежно гладя его по щеке. – Ты поправишься.
Джильберта опустилась на колени, осторожно приподняла Терри и, обхватив руками, стала баюкать. Она прижималась щекой к его холодной щеке и рыдала так, что казалось, у нее вот-вот разорвется сердце.
– Терри, мне так жаль! Я не знаю, что на меня нашло. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Терри приподнялся и с удивлением посмотрел на нее:
– Джилли... ты плачешь. Не надо... все в порядке... Джилли, ты спасла мне жизнь. – Терри тыльной стороной ладони вытер слезы с ее лица. – Ты самая лучшая сестра на свете. Я люблю тебя, Джилли. Я действительно тебя люблю, даже если я это не показываю.
Терри обнял сестру и положил ее голову себе на плечо.
– Я тоже тебя люблю, Терри, даже если я и выбрала очень странный способ доказать это.
Когда они подошли к дому, их мать и Лиз сидели на парадном крыльце.
– Почему ты так промок? – с тревогой спросила Линда. – И у тебя, Джилли, мокрые новые шорты и блузка. – Голос матери поднялся на более высокий регистр. – Вы ведь не выпали из лодки, не так ли? О Боже, что случилось? – закричала она.
Джильберта открыла было рот, чтобы все рассказать, но вмешался Терри:
– Во всем виноват я. Я столкнул Джилли за борт, и она в ответ забрызгала меня.
– Ты столкнул свою сестру за борт? – Линда была в ужасе. – Какой страшный поступок ты совершил! Ведь она могла удариться головой и утонуть.
Терри стоял молча, понурив голову. Джильберта никогда не видела, чтобы ее мама так сердилась на сына. Линда подошла к Терри и изо всех сил влепила ему пощечину.
– Это предел, Терри! А сейчас марш наверх, молодой человек, и оставайся в своей комнате весь день! – приказала Линда.
– Хорошо, мама, – покорно ответил Терри, но перед тем как войти в дом, взглянул на Джильберту: – Я сожалею о том, что случилось, сестричка.
Выражение лица Терри Финча было непроницаемым.
Глава 8
Джильберта отошла от окна и снова села за письменный стол. Инцидент в Лун-Лейк стал поворотным моментом в ее жизни. Начиная с того самого дня ни она, ни Терри никогда больше не упоминали об этом случае, и он ее больше не мучил. Пожалуй, теперь – после недавней схватки со смертью – он вел себя так же настороженно и так же боялся Джильберту, как сестра когда-то боялась его. Они полностью поменялись ролями.
Джильберта подняла телефонную трубку и сказала секретарше:
– Марджи, извести всех руководителей отделов, что сегодня в пять тридцать в правлении будет совещание. Спасибо.
«Существует одно верное средство от забот и тревог, – размышляла Джильберта, – это работа». Она поднималась ровно в семь и с девяти утра до семи вечера с головой погружалась в сложные проблемы «Де Бирс мэннинг энд девелопмент корпорейшн». А дома после легкого ужина принимала душ и буквально падала в постель.
– Ты доведешь себя до нервного срыва, если не перестанешь так много работать, Джилли, – предостерег ее Хармон. – Ты понимаешь, что с тех пор, как ты вернулась из Нью-Йорка, мы ни разу не были близки? – упрекал ее супруг.
Джильберта натянуто улыбнулась.
– Ты прав. Я игнорировала тебя, дорогой. Как поется в песне, Хармон, «сегодня мы любим». Удовлетворен?
– Не секс беспокоит меня, а твое здоровье.
– Чепуха! – возразила Джильберта. – Я здорова как лошадь, а моя голова сделана из чугуна, и в ней не гремят плотно прикрепленные винтики.
Муж не стал комментировать столь беспечное заявление жены, однако по его взгляду чувствовалось, что он серьезно обеспокоен.
– О чем ты думаешь, Хармон? – встревожилась Джильберта.
Он энергично покачал головой.
– Нет-нет, совсем ни о чем. По крайней мере, ни о чем, что имело бы отношение к тебе, – поспешил ее заверить Хармон.
– Лжец, – промолвила Джильберта и посмотрела на свою тарелку: яичница-болтунья и свежий бекон внезапно показались ей безвкусными.
Она слишком хорошо знала, о чем думает Хармон: о нервном расстройстве ее матери после кошмара на вершине Эль-Капитан, амнезии ее деда после пожара в самолете; нежелании ее прапрабабушки примириться со страшной смертью любимого; даже в семидесятилетнем возрасте Карен обманывала себя тем, что Роб Паркер просто путешествует.
Лишь прабабушке Таре, единственной из всех женщин в роду переселенцев Ларса и Минны Де Бирс, удалось сохранить светлый разум перед лицом огромной трагедии, хотя это потребовало всей силы ее воли без остатка.
Несомненно, в родословной Де Бирсов имеется наследственная черта, которую Джильберта предпочитала называть «умственной эксцентричностью».
Рассердившись на себя за такое бесполезное занятие, как витание в облаках, Джильберта встала и бросила салфетку на тарелку.
– Я действительно не голодна. – Она задержалась у стула Хармона, наклонилась и поцеловала его в щеку. – Не забудь, что сегодня вечером у нас свидание.
В четверг утром на следующей неделе Джильберта заказала билет на вечерний рейс в Нью-Йорк. Переговоры между «Де Бирс корпорейшн» и западногерманской компанией, занимающейся арендой участков земли для горных работ, завершались. В связи с этим требовалось ее присутствие на совещании, которое должно было состояться в пятницу утром в отеле «Плаза», где остановились глава компании и руководящие сотрудники. Перед тем как сесть в самолет, она позвонила по междугородному телефону капитану Лаурентису и сообщила, что будет в Нью-Йорке ночью.
Как только она появилась в гостинице, администратор сказал:
– Миссис Киллингтон, какой-то джентльмен звонит вам с семи часов. Вот сообщения, которые он оставил.
Джильберта взяла записки и прочла их в лифте. Все были одного содержания: «Джилли, позвони мне, когда придешь, не важно, в какое время. Джордж».
Как только посыльный внес в номер ее чемодан и ушел, Джильберта сбросила туфли, налила себе крепкого шотландского виски с водой, закурила сигарету и, удобно устроившись на тахте, набрала номер.
– Алло... Лаурентис слушает.
Джильберта рассмеялась и, подражая его низкому строгому голосу, произнесла:
– Алло... Киллингтон слушает.
Его голос мгновенно потеплел:
– Джилли! Я считал часы. Я надеялся, что ты будешь здесь неделю назад.
– Никак не могла выбраться раньше.
– Одна только работа без забав превращает Джилли в тупую девочку, – заметил Джордж.
– Ты считаешь меня тупой?
– Любовь слепа... Послушай, я могу к тебе приехать?
– Ты имеешь в виду сейчас? – удивилась она. – Господи, Джордж, я очень устала и окажусь в постели не на высоте. Как-нибудь в другой раз.
– Джилли, я проявляю нетерпение не потому, что сексуально возбужден. В деле Марстона появились новые обстоятельства, и мне бы хотелось как можно скорее обсудить их с тобой.
Джильберта почувствовала выброс адреналина в кровь, ее усталость как рукой сняло.
– Это другое дело, – произнесла она. – Приезжай.
Джильберта положила трубку, допила виски и докурила сигарету. Ее мысли кружились и прыгали, как белка в колесе. Момент истины приближался; она это чувствовала. «Новые обстоятельства, сказал Лаурентис. Ну что ж, я скоро их узнаю».
Джильберта быстро приняла душ и почистила зубы. Вернувшись в спальню, надела новый пеньюар, который купила для этой поездки в Нью-Йорк, – кружевная фантазия фиолетового цвета, в тон фиалковым глазам; расчесала до блеска черные волосы и наложила легкий слой румян и помады.
Внимательно осматривая себя в зеркале, Джильберта улыбнулась и громко сказала:
– Для молодой женщины, слишком утомленной, чтобы заниматься сексом, ты, безусловно, очень стараешься выглядеть соблазнительно.
Джильберта определенно чувствовала себя порочной. Интересно, Джордж Лаурентис поступит с ней так же, как Боги обошелся с Мэри Астор в «Мальтийском соколе»? Переспит с ней, а затем избавится от нее?