Русские заветные сказки - Афанасьев Александр Николаевич. Страница 28

Горячий кляп

Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:

— Батюшка, Ванька просил у меня пое…ать.

— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами пое…ем!

Взял гвоздь, разжег в печи и прямо ей в п…ду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить: дай-де мне поеть. Она и говорит:

— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поё…., так п…ду обжег, что я три месяца не ссала!

— Не бойсь, дура! У меня холодный кляп.

— Врешь, черт Ванька, дай-ка я пощупаю.

— На, пощупай.

Она взяла его за х…й рукою и закричала:

— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплый; макай в воду! Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:

— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор [144], хочешь!

Так и не дала Ваньке.

П…да и жопа

В одно время поспорили меж собой п…да и жопа, и такой подняли шум, что святых выноси! П…да говорит жопе:

— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да коптишь.

— Ах ты, подлая п…дюга! — говорит ей жопа. — Когда тебя е…ут, по мне слюни текут — я ведь молчу!

Все это давно было, еще в то время, когда ножей не знали, х…ем говядину рубили.

Мой жопу

Жили муж и жена. Вот бывало, как подает жена мужу обедать, он и начнет ее колотить, а сам еще и приговаривает: — Мой жопу! Мой жопу!

Вот она и начнет мыть жопу: трет ее и песком, и рогожею так, что кровь пойдет — а только что подаст мужу обедать, он начнет ее колотить и опять приговаривает:

— Мой жопу! Мой жопу!

Вот она и говорит своей тетке:

— Что это, тетушка, когда я подаю мужу обедать, он всегда меня бьет и приговаривает: «Мой жопу! Мой жопу!» Кажись, я и так мою, даже до крови растираю!

— Эх, ты дура, дура! Ты мой-то жопу, да не свою, а у чашки.

Как стала мыть жопу у чашки, так и перестал ее бить муж.

Каков я!

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, такой плутоватый, что Боже упаси! Стибрил где-то сотню рублев и убежал из своей деревни. Шел-шел и выпросился переночевать у попа.

— Ступай, — говорит поп, — ты у нас места не пролежишь!

Пришел мужик, разделся, лег на лавке. Вздумалось ему пересчитать деньги, вынул и давай считать. Поп увидал, что мужик считает деньги, — а на это они чутки! — и думает: «Ишь, ходит оборванцем, а денег какая пропасть! Дай-ка напою его пьяным да и оберу!»

Вот поп немного погодя подошел к мужику и говорит:

— Пойдем, свет, с нами ужинать.

Мужик обрадовался:

— Спасибо, батюшка!

Сели ужинать, поп поставил вино и давай его наливать: так потчует, просто отдыха не дает! Мужик напился пьян и свалился на пол; поп сейчас вытащил у него из кармана деньги и припрятал к себе, а мужика уложил на лавку. Наутро проспался мужик, глядь — а в кармане пусто. Смекнул, в чем дело, — да что возьмешь. Коли просить на попа, так станут спрашивать: откуда деньги взял и сам отколь пришел — еще беды наживешь! Так мужик и ушел, таскался кое-где месяц, и другой, и третий, а там и думает себе: «Чай, поп теперь меня позабыл; оденусь-ка так, чтобы не признал меня, да пойду к нему за старое отплатить». Пришел к попу в избу, а попа на ту пору дома не случилось, одна попадья сидела.

— Пусти, матушка, передневать к себе!

— Пожалуй, иди!

Он пошел в избу и уселся на лавке.

— Как тебя зовут, свет? Откуда идешь?

— Какофием, матушка, иду издалеча на богомолье.

На столе у попа лежала книга. Вот мужик взял, переворачивает листы да губами бормочет, будто читает, а потом как заплачет. Попадья и спрашивает:

— О чем, свет, плачешь?

— Как мне не плакать! В святом-то писании писано, что кому за какие грехи будет, а мы, грешные, столько творим Нечестивого, что не ведаю, матушка, как еще Бог грехам-то терпит.

— А ты, свет, научен грамоте?

— Как же, матушка, насчет этого дела я не обижен от Бога!

— А петь по-дьячковски умеешь?

— Умею, матушка, умею: с малых лет учился, весь церковный устав знаю.

— А у нас, свет, дьячка нету, уехал отца хоронить; не поможешь ли батьке завтра обедню отслужить?

— Хорошо, матушка! Отчего не помочь.

Приехал поп, попадья ему все рассказала. Поп тому и рад, угостил мужика как можно лучше. Наутро пришел с мужиком в церковь и начал служить обедню. Только мужик стоит на клиросе и молчит себе. Поп закричал на него:

— Что же ты стоишь молча, не поешь?

А мужик ему:

— Пожалуй, я и сяду, коли стоять не делишь.

Сел на жопу. Поп опять кричит:

— Что же ты сидишь, а не поешь?

— Пожалуй, я и лягу.

И развалился на полу. Поп подошел и вытурил его из церкви, а сам остался обедню доканчивать. Мужик пришел к попу на двор. Попадья спрашивает:

— Что, отслужили обедню?

— Отслужили, матушка.

— А где же батька?

— Он в церкви остался — надо хоронить покойника. А меня послал к тебе взять новый тулуп, сукном крытый, да бобровую шапку: идти далеко, дак он хочет потеплей одеться!

Попадья пошла за тулупом и шапкою. А мужик зашел за избу, снял свою шапку, насрал полную и положил ее на лавку, а сам взял поповский тулуп с бобровою шапкою и удрал. Поп отслужил обедню и приходит домой. Попадья увидала, что он в старом тулупе, и спрашивает:

— Где же новый тулуп-то?

— Какой?

Ну, тут рассказали друг другу про мужика и узнали, что мужик-то их обманул. Поп сгоряча схватил шапку, что с говном лежала, надел на голову и побежал по деревне искать мужика, а говно из шапки так и плывет по роже, весь обгадился. Подбежал к одной избе и спрашивает хозяина:

— Не видал ли Какофья?

— Вижу, батюшка, каков ты. Хорош.

Кого ни спросит — все ему одно отвечают.

«Какие дураки, — говорит поп, — им одно толкуешь, а они тебе другое!» Бегал, бегал, всю деревню обегал, а толку не добился. «Ну, — думает, — что с воза упало, то пропало». Воротился домой, снял шапку, а попадья как посмотрела на него, сейчас завопила:

— Ах, батька, ведь у тебя оспа на голове выходит!

— Что ты врешь! — сказал поп. Пощупал свою голову и всю руку в говне вымазал. Тем сказка и кончилась.

Раззадоренная барыня

В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик. У него был сын по имени Иван.

— Что ты, сынок, ничем не займешься? — говорит ему отец.

— Еще поспею! Дай-ка мне сто рублей денег да благослови на промысел.

Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город; идет мимо господского дома и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит сквозь решетку.

— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня.

— На тебя, барыня, засмотрелся: уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, отдал бы тебе сто рублей!

— Отчего не показать! На смотри! — сказала барыня и приподняла свое платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.

— Ну, сынок! — спрашивает отец. — Каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?

— Купил место да лесу для лавки: дай еще двести рублей — надо заплатить плотникам за работу.

Отец дал ему денег, а сын опять пришел и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:

— Зачем, молодец, опять пришел?

— Пусти меня, барыня, в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.

Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.

— Что, сынок, устроился?

— Устроился, батюшка; дай мне триста рублей, я товару накуплю.

вернуться

144

вор — мошенник