Исчезающий гном - Блэйлок Джеймс. Страница 57

Не говоря ни слова, трое путников повернулись и крадучись возвратились к дороге. У Джонатана внезапно возникло жуткое ощущение, что дороги не окажется на месте, что они будут блуждать по лесу всю ночь, ожидая восхода солнца, но что солнце осветит густые тени не больше, чем это делали нити лунного света. Ему показалось, что он слышит на тропе позади себя шорох, мягкий топот ног и шелест веток. Потом звуки флейты внезапно утихли. Джонатан понял, что пора бежать, и уже собирался предложить сделать это Профессору, как вдруг обнаружил, что выскакивает на прибрежную дорогу, а потом несется следом за своими двумя компаньонами. Благодаря этому короткому приключению у них, казалось, открылось второе дыхание, и они устремились на юг, полные решимости выбраться из леса, даже если им придется шагать до рассвета.

Глава 20. В высоком окне

Примерно через полмили дорога расширилась, а деревья поредели, и путники вышли на поляну, освещенную неясным лунным светом. На ней стоял домик. При данных обстоятельствах это был очень приветливый домик, с освещенными окнами и распахнутой настежь дверью, из которой в ночь летели смех и звуки веселья – и не смех гоблинов, а гомон людей, хорошо проводящих время.

В открытых дверях стояла девушка и наблюдала за дорогой. Когда Джонатан, Ахав и Профессор изумленно остановились на краю поляны, она помахала им рукой и, казалось, была очень рада их видеть.

Джонатан сначала не был уверен, что рад видеть ее, по крайней мере, в эту минуту. Но ему пришло в голову, что она очень хорошенькая – там, на крыльце, в свете фонаря. У нее были длинные белокурые волосы и тоненькая девичья фигура. Она стояла в кружевном платье, и единственным словом, какое Джонатан мог так, с ходу, придумать для того, чтобы ее описать, было «воздушная». Она вновь помахала им и крикнула «Заходите!» приветливым голосом, который прогнал большинство подозрений Джонатана.

Из открытых окон доносился запах жареного гуся, и именно он скорее, чем что-либо иное, убедил путников заглянуть внутрь. Ахав, однако, не хотел идти. Он, рыча, улегся прямо посреди дороги и не соглашался двинуться с места. Джонатан тащил его за ошейник, увещевал, но безуспешно. Так что через какое-то мгновение он бросил это дело, решив, что попозже выйдет и заманит Ахава внутрь куском жареного гуся.

Тем, кто находился в доме, было действительно очень весело; они смеялись, пели, стучали вилками и ножами и гремели тарелками. Стоявшая на крыльце девушка отступила в сторону и взяла Джонатана за руку.

– Волшебник сказал, чтобы мы вас ждали, – улыбаясь, сообщила она. – Он заходил раньше, но затем отправился куда-то дальше. Он просил передать вам, что ничто никогда не бывает таким плохим, как кажется.

Эти слова показались Джонатану весьма ободряющими – как раз тем, на чем он всегда настаивал. Его вера в Майлза удвоилась, и он почти не обратил внимания на тот странный факт, что рука девушки была очень холодной и сухой, как пыль. Когда она оказалась в полосе лунного света, у Джонатана мимолетно мелькнула чудная мысль, что ее волосы не белокурые, как казалось в свете фонаря. На одно мгновение они стали серыми, точно старый пепел в очаге, а ее лицо, вместо того чтобы быть приятно худым, какую-то долю секунды выглядело похожим на череп. Но на крыльце, в лучах лампы, она вновь была юной и воздушной, и беспокоиться было совершенно не о чем. Что бы там ни видел Джонатан, Профессор, должно быть, этого не заметил, потому что он потирал руки и разглядывал компанию, собравшуюся в доме.

Почти дюжина людей сидела за длинным столом, заставленным самыми удивительными блюдами, среди которых был огромный жареный гусь, горы пюре, кадки с маслом и густой дымящийся соус. Там стояли пудинги, пироги, бутылки эля, банки с клюквенным джемом и тарелки с печеньем. В очаге над огнем висела корзина, доверху заполненная каштанами, которые какой-то парнишка в кожаных штанах ворошил серебряной вилкой. На всех тарелках горами лежала еда, а во главе стола были поставлены два пустых прибора и два кресла, словно специально ожидающие Джонатана и Профессора. Джонатан не видел причин ими не воспользоваться. Это было единственное, что мог сделать воспитанный человек.

Так что они оба сели за стол, и впервые за много часов Джонатан почувствовал, что может немного расслабиться. Ему казалось вполне возможным, что они смогут уговорить хозяйку позволить им провести здесь ночь, а утром опять отправятся в путь.

Сам домик, с бревенчатым потолком и огромным каменным очагом, был приветливым и теплым. Оштукатуренные стены были отделаны по кругу темными дубовыми панелями, а в керамических вазах стояли букеты цветов – сирени, диких ирисов и водосбора. Свет лампы заполнял все уголки комнаты и разливался по отполированному дощатому полу, озаряя лица счастливых участников пирушки.

Джонатан на миг задумался о том, откуда они все появились, поскольку ближайшие города были далеко отсюда, но у них должно было остаться достаточно времени для вопросов и рассказов, после того как он расправится с кусками жареного гуся, которые накладывали ему на тарелку.

Внезапно он вспомнил про Ахава, который сидел один на дороге, и, извинившись, нацепил на вилку кусок мяса, при помощи которого собирался убедить Ахава быть благоразумным псом. Но не успел он пройти и полпути до открытой двери, как порыв ветра захлопнул ее с ужасающим стуком, а у него за спиной раздался визгливый безумный хохот. Джонатан обнаружил, что запутался в паутине – паутине, которой не могло быть здесь мгновение назад. Парень в кожаных штанах пялился на него с глупой плотоядной ухмылкой, тыча своей серебряной вилкой в проволочную сетку, заполненную крысами, которые трещали и лопались на жарком огне.

Кусок жареного гуся, или чем он там был в действительности, извивался на конце вилки, которую Джонатан держал в руке, и он с криком швырнул его в клетку с крысами и рывком повернулся лицом к пирующим, сидящим у него за спиной.

Кресло старика Вурцла было опрокинуто назад вместе с ним самим, и два вампира прижимали сопротивляющегося Профессора к полу, в то время как два гоблина, идиотски кивая головами, щипали его за руки и за щеки.

На столе больше не было ни жареного гуся, ни пудинга, ни пирога. Вместо этого там стоял огромный поднос с растерзанным, окровавленным мясом – мерзким, непонятного происхождения мясом, от которого Джонатана внезапно затошнило. Гоблины отрезали куски мяса длинными ножами и ухмылялись Джонатану, жестами приглашая его первым отведать угощение. Один из них, самый крупный, казался наполовину растаявшим, словно его лицо было сделано из мягкого сала. Дом был заполнен воплями и кудахтающим смехом, а также запахом пыли и старости. Сирень и ирисы исчезли, и их заменили засохшие сорняки и уродливые грибы. Ахав лаял и выл за дверью, и Джонатан какую-то секунду не мог решить, что ему делать сначала – впустить пса или помочь Профессору выбраться из этой переделки. Однако у него не было времени долго об этом раздумывать, потому что один из гоблинов, щипавших Профессора за щеку, схватил со стола нож и стал взвешивать его в руке с видом человека, обдумывающего, как лучше разрезать ростбиф.

Джонатан разбил о голову этого гоблина ближайшее кресло и тут же почувствовал, как в его руку впивается горячая вилка. Он развернулся и врезал крысиному повару прямо в челюсть. Кулак Джонатана скользнул по его лицу и словно ударился о комок глины. Кожа и кости разлетелись в стороны, изнутри брызнула струя черной жидкости, и тварь, кем бы она ни была, повалилась наземь, оттолкнув клетку с крысами глубже в огонь. Гоблины разразились визгливым смехом, и двое из них, подскочив к очагу, принялись вопить и тыкать пальцами в своего товарища, который лежал в пламени и весь дымился: его одежда загорелась и пылала каким-то неистовым огнем.

Профессор к этому времени выбрался из своего кресла, поднялся на ноги и теперь оглядывался в поисках кого-нибудь, кого можно было бы ударить. Но ни гоблины, ни вампиры и не пытались сопротивляться. Два гоблина плясали на столе, топча и пинками расшвыривая кровавые яства и молотя друг друга обглоданными костями. В это время из-под одного кресла вылезла черная кошка; она вскочила на стол, и Джонатан вдруг осознал, кем была стоявшая на крыльце девушка, когда шагнула под свет луны. Он был идиотом, что не понял этого сразу; оба они были идиотами. Только у Ахава оказалось хоть немного мозгов. Но тут Джонатан заметил, что Ахав больше не лает и не рычит под дверью и что лампы на стенах начинают меркнуть, а огонь в очаге слабеть и гаснуть. У очага, криво усмехаясь и глядя на Джонатана молочно-белыми глазами, стояла старуха с болот, из деревни Твит, с площади Святого Эльма.