Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и др. Люди и разбойники из Кардамона. Шля - Экхольм Ян. Страница 7

— Где это ты пропадаешь? Давно пора спать.

— Меня похвалили за то, что я хитрый, — гордо ответил Людвиг Четырнадцатый.

— Приятно слышать, — сказал папа Ларссон. — Мне показалось, что только что неподалёку лаяла собака. Это правда?

— Да, папа, это был Максимилиан.

— Ах, вот как! Значит, это и вправду был мой злейший враг Максимилиан? — И добавил: — Я не раз имел честь гоняться за ним. Не хвастаясь, должен сказать тебе, что он почти такой же хитрый, как я. Помню, гром гремит, кусты трещат, а мы бежим, бежим. Здорово я тогда укусил его за заднюю лапу. В следующий раз ещё веселее будет, пусть он так себе и зарубит на носу,

Людвиг Четырнадцатый улыбнулся. Кто говорит правду, Максимилиан или папа Ларссон?

Но вдруг до папы Ларссона дошло то, что сказал Людвиг Четырнадцатый. И он тут же вскочил с кресла.

— Что ты тут сочиняешь, мой мальчик? — закричал он. — Ты встретился с Максимилианом?

— Это потом, — сказал Людвиг Четырнадцатый. — Он гнался за мной, но не мог догнать, потому что сперва я хорошо поужинал в курятнике. А когда я устал бегать, то залез к нему в конуру, он очень обрадовался и угостил меня косточкой. Мы ели с ним из одной миски. А потом он проводил меня, чтоб я не заблудился. А когда мы расставались, он сказал, что дружба службой, но он мне лучший враг, — выпалил Людвиг Четырнадцатый на одном дыхании,

Папа Ларссон встревоженно подошёл к сыну и погладил его по головке.

— Ты, наверное, слишком долго спал под елью, — сказал он. — Ладно, иди в детскую и продолжай спать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Утром за завтраком Лабан спросил Людвига Четырнадцатого:

— Где ты вчера болтался?

— Ничего особенного, — нехотя промямлил Людвиг. — Бродил, и вообще…

— Что — вообще?… — полюбопытствовал Лабан. — Надеюсь, ты не играл с этими глупыми уличными зайчишками?

Папа Ларссон вмешался:

— Малыш Людвиг играл в прятки с Максимилианом. Надо полагать, ему понравилось.

Вся семья разинула рты.

— С этим ужасным Максимилианом? — закричали все. Папа Ларссон рассмеялся.

— Успокойтесь, — сказал он. — Хотя Людвиг и не хочет вырасти плутишкой, однако он уже самый настоящий плут. Вы же понимаете, что он, очевидно, просто решил посмеяться над своим старым отцом.

— Ну-ка быстро работайте задними лапками, если не хотите опоздать в школу, — переменила разговор мама Ларссон,

Двенадцать маленьких лисят выскочили из норы так, словно промелькнула одна ленточка рыжего пламени. Остались только Лабан и Людвиг Четырнадцатый.

— Может, поиграем? — спросил Людвиг Четырнадцатый.

— Ни за что в жизни, — ответил Лабан. — Думаешь, я забыл, как ты надул меня с медовыми пряниками? Я не играю с тем, на кого нельзя положиться.

Людвиг Четырнадцатый побрёл к выходу.

— Но ты, конечно, можешь повторить свой вчерашний опыт и поиграть с Максимилианом.

И когда Людвиг Четырнадцатый был одной ногой по другую сторону норы, до него донёсся ехидный смех Лабана.

Если бы только папа Ларссон, и Лабан, и все остальные знали, что он говорил правду! Но больше с Максимилианом ему поиграть не удастся.

Вдруг Людвиг Четырнадцатый остановился. Да, Максимилиан ему больше не друг, но во дворе человека у него остался другой друг — Тутта Карлссон. О ней-то он после всех вчерашних событий совсем и забыл.

«Пожалуй, пойду опять в курятник, — сказал сам себе Людвиг Четырнадцатый.

— Дорогу туда я уже хорошо знаю. Только бы не встретиться с Максимилианом!»

А вообще-то у Людвига Четырнадцатого было отличное настроение.

Лис бежит по тонкой льдинке,

Он и плут и неплут, — запел Людвиг Четырнадцатый и побежал по лесной дорожке.

Побеждает в поединке

Там и тут, там и тут.

Слова песенки не совсем подходили. Ведь была середина лета, и надо бы петь не «по льдинке», а по «тропинке». Но Людвиг Четырнадцатый, как поэт, был ещё совсем начинающим. Кроме того, он так хотел поскорее увидеть Тутту Карлссон, что ему было совершенно всё равно, что петь — лишь бы время скорей бежало.

Выскочив на опушку и увидев знакомое пугало, Людвиг Четырнадцатый подумал, что оно всё-таки очень напоминает человека. Но он знал, что бояться нечего. Людвиг Четырнадцатый продолжал напевать:

Здравствуй, чучело на грядке! Руки, ноги — в стороны, Словно делает зарядку, Берегитесь, вороны!

На открытом месте он пробирался ползком. Но это не мешало ему петь ещё веселее. Подобравшись к самому пугалу, Людвиг Четырнадцатый уселся на задние лапки, передние развёл в стороны, словно и сам был пугалом, и, покачиваясь, продолжал свою песенку:

Здравствуй, чучело, привет! Ни зубов, ни глазок нет, Носа нет и нет лица, Вот какие чудеса!

До этого он смотрел вниз, словно искал рассыпанные по земле слова. Но когда нашёл, он начал медленно поднимать голову. И — о ужас! — сперва он увидел пару сапог, потом коричневые брюки и зелёную куртку и, наконец, нос, глаза и всё прочее.

Людвиг Четырнадцатый немедленно встал на все четыре лапы, чтобы пуститься наутёк. Но было поздно!

— Ну-и-храбрец-же-ты! — сказал человек.

И Людвиг Четырнадцатый оказался высоко в воздухе. Так высоко он ещё никогда не поднимался, даже когда забирался на покрытый мхом камень, что стоит у их норы. Человек держал его за шкирку. Это было совсем не больно, но очень страшно. Людвиг Четырнадцатый даже взвыл.

— Значит-это-ты-повадился-в-наш-курятник? — спросил человек. «Ну почему люди не могут научиться говорить как следует? — подумал Людвиг Четырнадцатый. — Какие длинные, странные слова!» Подумав немного, Людвиг было собрался сказать человеку, что да, конечно, это именно он навещает их курятник. Но ему было неудобно разговаривать, вися в воздухе. А человек опять заговорил. Он ведь стоял на земле.

— А-ты-мне-нравишься. Такой-милый-шустрый-лисёнок.

Наши-де-тишки-с-удовольствием-будут-играть-с-тобой!

Человек взял лисёнка под мышку и пошёл во двор. Там он посадил Людвига Четырнадцатого в клетку из стальных прутьев.

— Вот-здесь-ты-и-будешь-жить, — сказал человек и защёлкнул замок. — Маллот-и-Петер-сейчас-у-бабушки-в-гостях-но-они-скоро-вернутся.

Людвиг Четырнадцатый надолго задумался: «Что за странные имена у человеческих детей: «Маллотипетер!»

— Максимилиан-поди-сюда! — закричал человеческий голос.

— По-смотри-кого-я-поймал!

Вчера-он-ускользнул-от-тебя-а-сегодня-я-поймал-его-голыми-руками.

Посмотри-какой-хитрый-лисёнок. Вот-будет-хорошая-игрушка-нашим-ребятишкам! Людвиг Четырнадцатый совсем не обрадовался, услышав в третий раз, что он так хитёр. Ему совсем не хотелось быть игрушкой у человеческих детей. Ему хотелось обратно в лес.

Максимилиан проводил хозяина и возвратился к клетке.

— Доб-ро-рое утро! Не говорил я тебе, чтоб ты держался подальше?

— Доброе утро. А не выпустишь ли ты меня отсюда? — спросил Людвиг Четырнадцатый.

— Дудки, мы больше не друзья, — возразил пёс и оскалил зубы. — Ты плут.

— Только не я, — возразил Людвиг Четырнадцатый. — Я совсем не хитрый.

— А кто прятался в моей конуре? — возмутился Максимилиан. — Ты, пожалуй, похитрее даже своего папочки Ларссона.

Пёс обошёл вокруг клетки и тщательно обнюхал каждый прут.

— Вот теперь посмотрим, сумеешь ли ты спасти свою рыжую шкуру, — продолжал он. — Мне даже незачем охранять тебя. Желаю приятно провести время.

И Людвиг Четырнадцатый остался один. Он тыкался носом, искал лазейку, но вокруг были только прочные стальные прутья. Он попытался разгрызть замок, но тот оказался не по зубам.

— Эх, был бы я хитрым, ну хоть чуть-чуть, — вздохнул Людвиг Четырнадцатый.

Он положил голову на передние лапки и загрустил.

— Пин-пин-пинтересно, что ты делаешь в моей клетке? — вдруг услышал он чей-то голосок. Это была Тутта Карлссон.

— Доброе утро! — мрачно ответил Людвиг Четырнадцатый. — Наряжаю новогоднюю ёлку!

— Как ты сюда попал? — продолжала Тутта Карлссон, не слушая его. — Замок-то заперт.