Подземный левиафан - Блэйлок Джеймс. Страница 50

Джим направился к дому Гила Пича. Вильма Пич уже час как должна была уехать на работу — в среду она выходила в семь. Впереди у него был целый день. Он проберется на задний двор Пичей и через окно в кухне проникнет в дом. И он и Гил проделывали это не раз, обычно по ночам. Думая о своем, Джим постучал в дверь, просто чтобы убедиться, что все чисто, и чуть не закричал от испуга, когда дверь внезапно распахнулась и перед ним предстала Вильма Пич в домашнем халате. У нее был кислый вид, и она то и дело сморкалась в платок. Она простудилась и сегодня решила отлежаться дома.

Джим растерялся. Он все еще был захвачен планами вторжения через кухонное окно и забыл об извинениях.

— Я пришел за книгами, — честно признался он, — но если вам нездоровится, то не буду вас беспокоить. Я могу зайти в другой раз.

Вильма Пич широко распахнула дверь и кивком предложила ему зайти.

— Можешь забрать свои книги. Там их, наверное, тысяча — не знаю, каким образом Гил в них разбирается. Я даже приблизительно не знаю, какие из них его, а какие чужие.

Джим улыбнулся.

— Я разберусь, — ответил он и, проскользнув мимо миссис Пич, поспешно направился по коридору к комнате Гила, молясь про себя всем богам, чтобы его оставили там одного. Но Вильма Пич мало интересовалась книгами. Громко высморкавшись и бормоча что-то о таблетках от простуды, она зашаркала шлепанцами на кухню. Место, где под стеклянным пресс-папье Гил хранил стопкой свои дневники, Джиму было хорошо известно — он коршуном бросился туда. Под пресс-папье блокнотов было только три штуки. Остальные могли лежать в коробке — скорее всего под кроватью. Одну книжечку Джим унесет с собой наверняка. Конечно, будет странно, если он потащит через коридор всю коробку блокнотов со страничками на трех колечках. Засунув дневник с самыми последними записями под куртку, он убрал руки в карманы и отвел локти к спине. Он возвратился в коридор заметно потолстевшим и угловатым, но Вильме Пич, которая грохотала посудой в раковине, было все равно.

— Ты нашел, что искал? — крикнула она.

— Да, — откликнулся Джим, — спасибо.

И захлопнул дверь раньше, чем разговор мог быть продолжен. Через полторы минуты он уже сидел в собственной гостиной и с колотящимся сердцем читал первую страницу увесистой тетради.

— Здесь какая-то неразбериха с датами, — сказал Уильям, прихлебывая кофе. — Это первое, что бросается в глаза. В противном случае все остальное вообще ни в какие ворота не лезет.

— Возможно, здесь все сплошные выдумки, — предположил Эдвард.

— Конечно выдумки, — подхватил Лазарел, намазывая хлеб маслом и джемом. — У парня чересчур развито воображение. Здесь все нужно делить на пять, а то и на десять.

— Смотрите, — вдруг воскликнул Уильям, указывая на что-то в дневнике, чего, конечно, никто, кроме него, видеть не мог. — Запись от десятого ноября. Читаю: «На камнях, словно кораллы, выросли кости ребенка — волны раз за разом разметывали их в стороны. На одинокие останки обратила внимание каракатица и унесла их в свой угол, где мастерила гнездо. Осталась только кисть руки, которую каракатица трогать не решилась, так как боялась, что та схватит ее».

Эдвард слушал с открытым ртом.

— Где календарь? — сипло спросил он.

Уильям достал из бумажника карманный календарик.

— Каким числом обозначена запись? — переспросил Эдвард.

— Десятым.

— Это была суббота?

— Нет, — ответил Уильям. — Это была среда. Суббота была тринадцатое.

Эдвард с грохотом оттолкнул стул и вылетел из кухни.

— Хочу свериться с картой приливов, — крикнул он уже с порога черного хода. Со стены сарая-лабиринта ему улыбнулся осьминожек «Рыбачьей хижины Ленца» в глупой капитанской фуражке. Эдвард вернулся на кухню.

— Сейчас я угадаю, что ты выяснил, — сказал профессор Лазарел, нацеливаясь в Эдварда тостом. — Свою костяную руку ты нашел в приливном прудке через три дня после того, как была сделана запись.

— В пальцах этой руки были зажаты останки рыбы или головоногого, так мне показалось. — Эдвард сильно потер лоб. Все происходящее не лезло ни в какие ворота, казалось нелепой ошибкой. — Ты же не хочешь сказать, что… — начал он, но профессор Лазарел, рационалист, перебил:

— Конечно, нет. Ни один из нас не допускает этого ни на секунду. Парень просто воображал себя магом, волшебником — придумывал всякие несообразности, чудеса. Он изменил даты в своем дневнике — может быть, для того, чтобы выходило более гладко, — желая убедить самого себя. Все очень просто. Так же просто, как эта его спринцовка для носа.

— При помощи спринцовки для носа Гил заставил подводную лодку летать, — строго заметил Эдвард.

Уильям кивнул и снова пригубил кофе.

— Я склонен встать на сторону Эдварда, и у меня есть на то свои соображения. Давайте рассмотрим все по порядку, логически. Гил пишет, что рыба старалась держаться подальше от мертвой руки, но на деле, как мы видим, вышло иначе. Не все рыбы были такими осмотрительными. Одну из них рука сумела-таки схватить.

— Одну! — взорвался Лазарел. — Ты понимаешь, что говоришь? Предвидение — одно дело, но такое вот сказочное предвидение — чистая глупость. Повторяю, здесь все с начала до конца плод игры воображения Гила. Его чертова слишком живого воображения.

Уильям покачал головой.

— Ты просто не хочешь смотреть правде в лицо, Расс. Ты ошибаешься. Мы уже слишком далеко зашли в лес, чтобы теперь пугаться незнакомых пауков. Хотя с одним я не спорю — все это выглядит очень и очень странно. Истины ради мы должны согласиться с тем, что Гил не просто пришел в субботу вечером домой и заполнил свой дневник выдумками, проставив числа за прошедшие дни. Он знал, что эта рука может схватить рыбу. Чего ради ему создавать впечатление, что он об этом понятия не имел! Нет, джентльмены. Я уверен, что эта запись была сделана за несколько дней до находки Эдварда. Но в одном ли предвидении здесь дело, скажите мне?

— Я думаю, да, — отозвался Эдвард, сильно ударив ладонью по столу.

— Понятно, — сказал Уильям. — Тебе тоже нужно будет объяснять.

— Я в этом дневнике ничего, кроме сплошных глупостей, не вижу, — ответил Лазарел. — Но, тем не менее, согласен выслушать твои объяснения.

— Давайте на секунду предположим, что это не простое предвидение, — начал Уильям. — В таком случае ясно одно — Гиловы прогнозы будущего способны превращаться в реальные события. И рука из приливного прудка тоже появилась из записи в его дневнике.

Лазарел открыл было рот, чтобы возразить, но Эдвард опередил его.

— Но этого просто не может быть, — сказал он. — Ни за что на свете. Если все так, как ты говоришь, тогда почему эта рука поймала рыбу? Да и сам дневник свидетельствует против твоей гипотезы. Если Гил ясновидящий, то мы можем простить ему некоторые ошибки. Нельзя ожидать, что он видел происходящее в прудке во всех деталях.

— Конечно нет, — откликнулся Уильям, довольный тем, что все постепенно становится на свои места. Пробежав глазами несколько следующих записей в блокноте, он вскинул голову. — А кроме того, — продолжил он, — если рука появилась с подачи Гила, то нам следует ожидать также и появления головоногих, обитающих в домиках из человеческих костей. Одно без другого, в таком случае, невозможно.

— Согласен, — ответил Эдвард. — Посмотри следующую страницу. Может быть, там что-нибудь найдется.

Запись на следующей странице, датированная четвергом той же недели, была простой и короткой: «Рука поймала свою первую рыбу, которую быстро растаскали на куски крабы». Ниже имелись два слова, чье-то имя: «Оскар Навозный Жук».

— Оскар Навозный Жук? — переспросил Лазарел. — Что это такое? Парень спятил.

— Хуже, — ответил Уильям. — Эта запись пошатнула вашу теорию предсказания.

— Необязательно, — заметил Эдвард. — Просто это допускает возможность других теорий. Гила-творца в том числе. И каракатицу, живущую в домике из костей.

— Ради Бога, объясните мне, кто такой Оскар Навозный Жук? — взмолился Лазарел.