Лаура и тайна Авентерры - Фройнд Петер. Страница 20

В этот момент свупи испуганно пискнул и забрался Аларику под жилетку. Дети удивленно подняли глаза и увидели идущего к ним Параваина.

Рыцарь внимательно посмотрел на своего оруженосца и обратился к его сестре:

— Алинор?

— Да, господин, — ответила девочка с учтивым поклоном.

— Тут вот что… — прежде чем продолжить, рыцарь глубоко вздохнул, — ты ведь… как мне кажется, ты уже давно учишься у Морвены?

— Да. Скоро будет два года.

— Успела ли ты научиться от нее, что нужно делать при лихорадке и… и общей слабости?

— Ну конечно, мой господин, — ответила девочка, и ее голубые глаза заблестели. — От лихорадки помогает настой золотого корня. Он растет у меня на родине. А при слабости, тогда…

Рыцарь остановил ее.

— Ступай за мной! — коротко сказал он и, повернувшись к Аларику, строго добавил: — А тебе советую заняться каким-нибудь делом. Твои назойливые вопросы только мешают и создают панику.

За ужином в столовой почти не было свободных мест. В огромным зале, некогда служившем местом шумных пирушек и диких оргий Жестокого Рыцаря, было оживленно и сегодня, хотя сам рыцарь и вся его разгульная свита вот уже восемь с лишним веков как обрели вечный покой, оставив по себе долгую, но недобрую память. Высокие потолки, стены, обшитые дубовыми панелями, массивные кованые подсвечники — все это напоминало о рыцарских временах, пусть даже в подсвечниках больше не потрескивали восковые свечи, не коптили масляные факелы, а горели обычные электрические лампочки, наполняя зал мягким, уютным светом. Правда, свечи на рождественском венке под потолком в центре зала были все-таки настоящие. Две из них даже горели, и тонкие струйки дыма поднимались от языков пламени к потолку.

Дети, сидевшие на деревянных скамьях за длинными столами, чувствовали себя превосходно. Слышался звон посуды, ножей и вилок, голоса сливались в единый веселый гул, тут и там раздавался дружный смех.

Стол для учителей был расположен на небольшом возвышении у торцевой стены зала, что позволяло им во время трапезы наблюдать за своими подопечными, хотя, по правде сказать, от этого было мало проку, так как ученики, казалось, не обращали на «неусыпное учительское око» ровным счетом никакого внимания, да и сами учителя, как правило, предпочитали на это время оставить детей в покое. Даже профессор Аврелиус Моргенштерн вмешивался только в крайних случаях, когда воспитанники становились уж слишком буйными, что случалось крайне редко. Почти никогда. Профессор Моргенштерн был глубоко убежден, что еда должна доставлять удовольствие, чему способствует не только качество приготовленной пищи, но и оживленная беседа и непринужденная обстановка за столом.

Сегодня, однако, Аврелиуса Моргенштерна не было за общим учительским столом. На его месте, удобно развалясь, сидел довольный доктор Квинтус Шварц — дело в том, что только у стула директора была высокая спинка и удобные подлокотники. По правую руку от него расположилась Ребекка Таксус. Высокая и тощая, учительница математики и физики была одета в лиловое платье. Свои жиденькие огненно-рыжие косицы она уложила вокруг головы и в этот момент была всецело поглощена беседой с новоиспеченным директором интерната.

Лаурин стол был третьим от входа и стоял у окна. Лаура сидела у прохода, рядом с ней Кая, напротив — Лукас и Магда Шнайдер, его одноклассница. Магда была ростом с Лауру, и у нее были такие же длинные светлые волосы, и все-таки до сестры Лукаса ей было далеко. Во всяком случае, так утверждал Филипп Боддин, учившийся с Лаурой в одном классе. Одноклассники прозвали его Мистер Кул за то, что он вечно воображал, носил модное барахло и два раза в месяц посещал парикмахера, чтобы уложить соломенное гнездо у себя на голове в безупречную стильную прическу. И само собой разумеется, Мистер Кул разбирался в женщинах. По крайней мере ему так казалось. Лауре он не нравился и всем ее одноклассникам тоже. Всем, кроме Каро Тиле, конечно. Та была влюблена в Мистера Кула. Но Каро не в счет, у нее вообще плохо со вкусом.

Сегодня на ужин было одно из самых любимых Лауриных блюд — спагетти. Кая тоже обожала спагетти, поэтому перед ней на столе стояла уже вторая тарелка, и она с таким аппетитом набросилась на еду, как будто у нее с утра во рту не было маковой росинки. А между тем бедняжка незадолго до ужина умяла половину большущей шоколадки с ромово-виноградно-ореховой начинкой. Чтобы заморить червячка, так сказать. У Каи, как и у многих других учеников, на лице и одежде виднелись следы томатного соуса. Длинные тонкие спагетти постоянно соскальзывали с вилки и оказывались где угодно, но только не там, где надо.

Магда тоже вела отчаянную борьбу с непослушными макаронами, что ничуть не мешало ей безостановочно болтать с друзьями. У Магды рот вообще никогда не закрывался.

— Ты только посмотри на них! — возмущенно обратилась она к Лауре.

— На кого?

Магда указала глазами на учительский стол, где Ребекка Таксус возбужденно шептала что-то на ухо своему соседу.

— Пинки Таксус так распинается перед Шварцем только потому, что он теперь наш новый дирекс!

— Фефунда! — пробубнила с набитым ртом Кая. — Фони фооффе фегфа фмефте!

Лауре потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что имеет в виду подруга.

— Надо же! А я и не знала.

— Неудивительно! — заметил Лукас. — Ты у нас вообще всегда ушами хлопаешь!

— Очень смешно! — Лаура состроила брату рожу.

Магда придвинулась поближе к друзьям и, понизив голос, спросила:

— Вы уже слышали?

— Что? — почти разом отозвались Кая и Лукас.

Магда посмотрела по сторонам, убедилась, что никто их не подслушивает, и зашептала:

— В воскресенье нашли труп.

Лаура сделала испуганное лицо:

— Что! Где? Как?..

Голубые глаза Магды заблестели от возбуждения.

— Помните, старый склеп в Мертвом лесу?

— В котором лежит Раймар фон Равенштайн? — удивленно спросила Лаура.

— Куда нам не разрешают ходить, потому что там водится привидение? — поинтересовалась Кая.

— Куда нам не разрешают ходить, потому что там можно упасть и разбиться! — поправил ее Лукас своим обычным нравоучительным тоном.

— Именно! — кивнула Магда. — Так вот, вчера один из учеников был там, и его придавило обломком стены!

Кая рассеянно опустила вилку, и спагетти, приправленные доброй порцией томатного соуса, приземлились ей на джинсы.

— У-упс! — всплеснула она руками и принялась вытирать джинсы салфеткой.

Лаура с немым укором покачала головой. Ну как так можно!

— Какой ужас! — снова обратилась она к Магде сдавленным голосом. — А ты откуда знаешь?

— Мне сказала Элени из седьмого «А», а ей сказала подруга из девятого «Б». А кто сказал ей, я не знаю.

— И кто это был? — грустно спросила Лаура.

— Элени считает, что дирекция старается замять это дело, — никто, правда, не знает почему, — ответила Магда. — Но мне все-таки удалось выяснить имя. Его звали Алан Шмитт.

— Алан Шмитт? — удивилась Кая. — Никогда не слышала.

— Я тоже, — заявил Лукас.

Магда кивнула:

— Говорят, он учился в одиннадцатом; правда, у кого ни спрошу, никто его не знает.

Лаура задумчиво посмотрела на подругу:

— Странно, правда? Ведь в Равенштайне не так уж много народу. Должен же кто-то…

В этот момент за учительским столом зазвенел колокольчик. Доктор Шварц собирался выступить с заявлением. Все сообщения или распоряжения администрации интерната делались обычно во время ужина. Но раньше право на это имел только сам директор, или уж в крайнем случае он лично просил кого-нибудь из коллег выступить перед учениками вместо него. Время от времени профессор поступал именно так, поэтому ученики успешно пережили уже выступления многих учителей. Например, речь Шушельпуфа, или магистра Себальдуса, как привыкли называть в интернате тощего как щепка и всегда крайне зажатого учителя немецкого Себальдуса Магеса.