Лаура и тайна Авентерры - Фройнд Петер. Страница 8

— Рано радуешься, щенок! — прорычал Борборон. — Скоро я вернусь и прикончу тебя! — С этими словами он развернулся на каблуках и вслед за своими рыцарями покинул зал.

— За ними! — скомандовал Параваин своим гвардейцам. — Проследите, чтобы ни один из них не остался в Геллиниате!

Белые рыцари бросились вслед за врагом, чтобы окончательно очистить от него крепость. А их молодой командир вернулся к камину, где, прислонившись к стене, стоял Хранитель Света. Видно было, что старик все еще не оправился от испуга, — он весь дрожал, а лицо было пепельно-серым.

Параваин вложил меч в ножны.

— Не понимаю, как…

— Туман! — резко оборвал его Элюзион. — Они пришли с востока под прикрытием Шепчущего тумана. Разве ты не предупреждал о нем своих людей?

— Предупреждал, и не раз! Но, видимо, они не отнеслись к моим словам с должной серьезностью. К сожалению, до сих пор лишь немногим из них доводилось иметь с ним дело.

— А между тем он может быть очень и очень полезен тому, кто умеет с ним обращаться, — задумчиво проговорил Хранитель Света. — Завтра утром напомни об этом еще раз своим людям!

— Конечно, мой господин. Не сомневайтесь.

Параваин поднял глаза на Хранителя Света, и тут кровь отхлынула у него от лица.

— О нет! — в отчаянии простонал он, округлившимися от ужаса глазами глядя на старика.

— Да-да, я знаю, — проговорил Хранитель Света сдавленным голосом. — Он меня ранил.

Он провел рукой по левой щеке и показал Параваину ладонь. Она была красной от крови. Потом повернул голову, и рыцарь увидел у него на щеке небольшой, размером всего в пару дюймов, порез.

Параваин слишком хорошо знал, что это значит. Раны, нанесенные Проклятым мечом, никогда не заживают. Тот, кто получил даже самую незначительную царапину, был обречен на медленную мучительную смерть. Единственное, что могло помочь, — это доставленная вовремя живая вода из кубка Озарения. Только живительный эликсир мог теперь спасти жизнь его господина. Но кубок был у врага. Темные силы спрятали его где-то на планете Людей. И никто не знает, где именно. Параваин почувствовал, как в нем зарождается страх. Страх, постепенно превращающийся в панику.

— Это только царапина, — попытался успокоить его Хранитель Света, но в тот же миг покачнулся, колени его подогнулись, и, не успей рыцарь вовремя подставить ему свое плечо, он точно повалился бы на пол.

Слезы выступили на глазах у Параваина. Склонившись к Хранителю Света, он тихо прошептал:

— Все кончено, мой господин! Нет никакой надежды!

— Что ты говоришь, Параваин? — с упреком взглянул на него Хранитель Света. — Надежда остается до тех пор, пока не иссякнет вера!

Крестьянин Дитрих оказался прав. Ночью над городом разыгралась настоящая буря. Температура всего за несколько часов резко повысилась. Ветер завывал между домов, бил двери, колотил ставнями и звенел черепицей. На небе собрались черные грозовые тучи, и на Хоенштадт обрушился сильнейший ливень, так что некоторые улицы города на какое-то время полностью оказались затопленными водой.

Ничего этого Лаура не слышала. Крепко и спокойно спала она в теплой постели в ночь перед днем своего рождения. Ее даже не разбудил звон башенных часов, которые только что пробили двенадцать.

Полночь.

Вдруг девочка сквозь сон услышала чей-то голос, громко и четко повторяющий ее имя: «Лаура!» А потом еще раз: «Лау-у-у-ра-а-а!»

Она тут же проснулась, открыла глаза и огляделась. Несмотря на то что в комнате было очень темно, она сразу узнала высокую худощавую фигуру рядом с кроватью — это был папа!

Лаура чуть не задохнулась от счастья.

Папа! Неужели это он!

Мариус Леандер был высокий мужчина с целой копной непослушных черных волос и добрым лицом, с такими же, как и волосы, темными глазами. Ласково улыбаясь, он смотрел на дочь.

— С днем рождения, Лаура, — тихо сказал он.

У Лауры не было слов.

— Папа! Но как… как?.. — затараторила она запинаясь, во все глаза глядя на отца.

— Тсс! — Мариус приложил указательный палец к губам. — Скоро ты все узнаешь! Сегодня ты пойдешь на праздник Тринадцати. Со дня твоего рождения прошло ровно тринадцать раз по тринадцать месяцев. Настал тот день, когда тебя посвятят в стражи Света.

Лаура молчала, от изумления она была не в состоянии вымолвить ни слова. Что все это значит? Как отец оказался в ее комнате? Мысли, как пчелы, беспорядочно роились в голове.

— Дело в том, Лаура, что ты родилась под Знаком Тринадцати! — объяснил Мариус. — Поэтому на тебя возложена особая миссия — ты должна найти кубок! Сможешь ты это сделать или нет — зависит только от тебя, от твоей смелости, воли и веры в себя.

На лбу у Лауры выступили капельки пота. Мысли еще быстрее закружились в голове. Под Знаком Тринадцати. Страж Света. Особая миссия. Найти кубок. Да что все это значит?! Она замотала головой:

— Я… я ничего не понимаю, папа. Какая еще миссия? И вообще… откуда ты взялся?

— Всему свое время, — ответил Мариус, с нежностью глядя на дочь. — Спроси профессора Моргенштерна, он тебе все объяснит. И разыщи Ворчуна — это Шепчущий туман. Я как раз успел спрятать его в библиотеке, перед тем как они меня схватили.

Тут Мариус заметил на письменном столе цепочку с медальоном. Перед сном Лаура достала ее из коробочки, чтобы еще раз рассмотреть. На лице отца появилась улыбка.

— Вижу, ты уже и сама о ней вспомнила, — сказал он, взял в руки цепочку и, печально глядя на медальон, добавил: — Это очень ценная вещь, Лаура. Колесо Времени когда-то принадлежало твоей бабушке. Береги его, оно еще сможет тебе пригодиться, когда ты…

Тут он вдруг испуганно замолчал. Потом вздрогнул, сгорбился, и лицо его исказилось от боли.

— Нет! Нет… нет! — кричал Мариус.

В ужасе Лаура заметила, что тонкая рубашка на спине у отца вдруг начала лопаться, словно от невидимых ударов, и на коже в местах разрывов появлялись длинные кроваво-красные рубцы. Его как будто хлестали кнутом. Только вот самого кнута не было видно. Того кнута, которым кто-то беспощадно избивал отца. Снова, и снова, и снова!

Только сейчас она обратила внимание, что одежда Мариуса была очень грязная и потертая, как будто он не снимал ее с того самого дня, как исчез. Кроме того, на нем не было ботинок, и его босые, измазанные грязью ноги тоже, казалось, уже давно не видели воды.

Теперь кнут стегал его по лицу, оставляя на щеках глубокие кровавые рубцы. Отец застонал и вдруг на глазах у Лауры в одно мгновение растворился в воздухе. Только что он был здесь, и вот его уже нет, он испарился — так внезапно гаснет свеча от дуновения сквозняка.

Лаура так и осталась стоять с раскрытым ртом посреди комнаты, растерянно глядя в пустоту.

— Папа? — робко прошептала она.

Какое-то время она была не в состоянии ни думать, ни шевелиться. Потом медленно опустилась на кровать, и в голове снова вихрем закружили мысли.

Только теперь это был настоящий торнадо.

Через некоторое время, измученная вконец, она закрыла глаза и забылась глубоким сном.

Наутро Лаура чувствовала себя отвратительно. Как будто ночью ни на минуту не сомкнула глаз. За завтраком она сидела бледная, с пустыми глазами. Молча жевала, сама не зная что, а от первого глотка какао ее чуть не стошнило.

Мысли постоянно возвращались к отцу. Она вспоминала, как он стоял у нее в комнате, с искаженным от боли лицом, а потом вдруг исчез, и она теперь не знает ни где его искать, ни как все это объяснить.

Но так ведь не бывает, чтобы человек взял и растворился в воздухе! Этого просто не может быть!

— Послушай, Лаура, все это тебе просто приснилось, — обратился к ней Лукас, с аппетитом уминая бутерброд.

На губах у него сохранились следы красного мармелада, а к подбородку прилипла крошка сыра. Бутерброды с клубничным мармеладом поверх мягкого сыра были его излюбленным блюдом на завтрак.