Денис Котик и царица крылатых лошадей - Зорич Александр. Страница 17
Растерять силы задолго до главной схватки — это так глупо!
А потому они бросились быстрым галопом к Звонкому Ручью.
Увы, волки тут же снарядили погоню. Они мчались на некотором отдалении от лошадей, алчно подвывая и лязгая в воздухе зубами. Видимо, многие из них рассчитывали еще засветло поживиться свежей кониной…
Звонкий Ручей образовывал неширокий, но очень глубокий каньон, на правом берегу которого и оказались лошади.
Моста через Звонкий Ручей не было и в помине.
Но лошадей это не смущало — все они были уверены, что силы их крыльев хватит для того, чтобы перепрыгнуть через три таких Звонких Ручья!
Когда они были в тридцати метрах от края пропасти, Хитрая спросила Бубенция:
— Ты готов летать?
— Конечно готов! Признаться, эти бега меня порядком утомили! Рад буду размять крылья!
— И я готов! — отозвался Кусачий.
— И я! — подтвердил Печальный.
— Да и я готов. Только скажите мне кто-нибудь, на что они рассчитывают? — Быстрый кивнул в сторону волчьей стаи. — Зачем гонятся за нами? Ведь знают же, что мы перелетим через пропасть, а им придется остаться с этой стороны! Ведь у них-то нет крыльев!
— То-то и оно, — озадаченно сказал Печальный. — Может быть, они рассчитывают, что мы не долетим? И хотят полюбоваться видом лошадей, разбившихся об острые скалы? Или, может быть, знают, что там, с той стороны пропасти, нас будет ждать еще большая шайка таких же отступников от Завета, как они?
— От них всего можно ожидать! — сурово сказал Быстрый. — Поэтому сделаем как в прошлый раз. Двое — Хитрая и Кусачий — полетят первыми. Они разведают, что к чему с той стороны. А мы пока подождем здесь…
— Я согласна с Быстрым! — отозвалась Хитрая. — Уж больно безмятежно выглядит тот край пропасти. Да и кустики там как-то подозрительно… ухожены.
— Я тоже, так и быть, согласен. Хотя мне уже надоело быть все время первым, — пробурчал Кусачий.
— Постыдился бы, Кусачий, — сказал Печальный. — Ведь ты и Хитрая из нас пятерых самые лучшие летуны!
Похвала согрела сердце Кусачего (хотя и задела самолюбие Бубенция — ведь он считал лучшим летуном себя!) и он польщенно замахал хвостом.
Пока Быстрый, Бубенций и Печальный занимали оборону, Хитрый и Кусачий разогнались и подскочили к самому краю обрыва. Они расправили свои широченные крылья и, энергично взмахнув ими, что было сил оттолкнулись от осыпающегося края пропасти.
Почти одновременно Кусачий и Хитрая взмыли в воздух.
Как прекрасна летящая лошадь!
Когда все четыре ее ноги парят в воздухе, словно бы невесомые, когда шея и голова с бодро торчащими ушками вытянуты вперед, когда спина выгнута плавной дугой, а сильные крылья раскинуты широко-широко, словно хотят обнять весь мир!
Нет, такое зрелище ни с чем нельзя сравнить — ни с полетом бабочки, ни с полетом орла, ни уж, тем более, с полетом авиалайнера.
И хотя лошадь не может порхать так беззаботно, как это удается бабочке, и хотя она не умеет летать так высоко, как орел, или возить в своем брюхе три сотни деловитых пассажиров и красавиц-стюардесс, летает она красивее всех.
Быстрый, сам отменный летун, залюбовался прыжком Хитрой и Кусачего.
Ему даже стало жаль, что препятствие такое узкое. И что полет его товарищей вышел таким коротким…
За миг перед приземлением Кусачий и Хитрая выпрямили передние ноги и выгнули вперед крылья — чтобы поскорее затормозить.
Все это выглядело так мирно, что когда приземлившаяся второй Хитрая издала громкое отчаянное ржание и встала на месте, словно вкопанная, Быстрый испытал настоящий шок.
— Что случилось? — спросил он у Печального.
— Не знаю! Кажется, ей очень больно! А может и страшно! Она что-то заметила?
— Но почему тогда Кусачий молчит?
— Кажется, он тоже что-то заметил! Посмотри! Он тоже смотрит на землю!
— Может быть, Хитрая снова сломала ногу? — предположил Бубенций.
— Тогда почему теперь и Кусачий делает знаки крыльями?
— Что-то там произошло!
— Но что?
Наконец Кусачий подошел к краю пропасти и закричал:
— Стойте на месте!
— Что-что? Не слышим! — Быстрый подошел так близко к краю, что между кромкой его передних копыт и ложем Звонкого Ручья не осталось и миллиметра.
— Ни в коем случае не прыгайте! — закричал в ответ Кусачий как можно более громко.
— А что случилось?
— Тут везде стекло!
— Что стекло? Куда стекло?
— Да не стекло, а стекло! — выкрикнул Кусачий. — Они разбили стекло и разбросали его всюду. В траве сразу и не углядишь! Если вы прыгнете следом, вы изрежете себе ноги!
— А что с Хитрой?
— Она порезала себе стрелку этим проклятым стеклом!
— Что же делать?
— Не знаю! Но этим путем идти нельзя!
— Тогда летите назад, к нам!
— Но Хитрая не может прыгнуть! Она поранила себе стрелки на обеих ногах. Ей больно! Я боюсь, она не сможет как следует оттолкнуться. И потом, у нее совсем нет возможности разогнаться!
— Но ты же можешь прыгнуть! У тебя же железные копыта!
— Я могу. Но я же не брошу Хитрую в одиночестве!
Быстрый, Печальный и Бубенций переглянулись. Они-то на собственном опыте знали что такое поранить стрелку — мягкое место на роговом копыте! Это гораздо хуже, чем вывихнутое крыло. И даже хуже, чем больной зуб!
Ну что за день?! На расстоянии нескольких метров от них затаилась волчья шайка (теперь-то ясно, на что они рассчитывали!). Впереди — обрыв. Да еще и Хитрая покалечилась…
— Что же делать? Что же делать? — вслух твердил Быстрый, нервно перетаптываясь на месте. Ему, как командиру отряда, требовалось срочно принять решение… Но, как назло, у него в мозгах будто бы щелкнули выключателем, ответственным за сообразительность…
Так продолжалось бы довольно долго, если бы голос снова не подал Печальный.
— Послушай, Быстрый, а помнишь ты обмолвился о каких-то заклинаниях, которым тебя обучила Снежная…
— Ну… обмолвился, — понуро откликнулся Быстрый.
— И что это были за заклинания?
— Да разные… Заклинание, прибавляющее легкости полету… Заклинание, делающее овес слаще… Заклинание, очищающее воду от грязи…
— А заклинания, вылечивающего раненую ногу, среди них случайно не было?
— Раненую ногу? Нет… Такого что-то не припомню… — безнадежно вздохнул Быстрый. — А впрочем, постой… Было среди них одно такое… "Заклинание, усыпляющее боль" называлось!
— Усыпляющее?
— Да! Только ногу оно не лечит. Оно лишь заставляет боль на время замолчать…
— Но разве нам сейчас есть разница — лечит или не лечит? Если б боль в ноге у Хитрой заснула хотя бы на час, она смогла бы перепрыгнуть к нам! — воскликнул Печальный. — Вспоминай живее свое заклинание!
— Сейчас… Сейчас вспомню, — Быстрый нахмурил лоб и быстро-быстро завращал ушами — он делал так всякий раз, когда умственно напрягался. — Так… Слушайте…
Засыпает в поле клевер,
Засыпают ветры,
Спи-усни и ты на время,
Боль лошадки бедной!
Быстрый окончил читать заклинание и все трое — Быстрый, Бубенций и Печальный — уставились на Хитрую.
Она больше не ржала и не плакала от боли. Только стояла, высоко подняв переднюю правую ногу, с которой на землю капала алая кровь.
На морде у Хитрой по-прежнему лежала печать страдания. Было очевидно, что стихи Быстрого не облегчили ее боль ни на йоту.
Кусачий нервно топтался рядом с ней. Он, охрипший от крика, явно не знал, что предпринять. И мучительно гадал, что замышляют его товарищи на том берегу.
— Может быть, заклинание неправильное? — предположил Бубенций.
— Но это заклинание мне дала сама Снежная! — возразил Быстрый. — Заклинание Снежной не может быть неправильным!
— Подумаешь, не может, — скептически скривился Бубенций. — А может и может!
— Как ты смеешь так говорить?! — Быстрый сердито оскалил зубы, словно бы хотел укусить Бубенция. По правде говоря, он очень не любил, когда кто-то позволяет себе усомниться в безупречности Снежной.