Конец! - Сникет Лемони. Страница 14

— Бодлеры говорили мне, что вам нельзя доверять, и я сама вижу, что это правда. Оставайтесь здесь, Олаф, пока не вернутся остальные, тогда мы решим, что с вами делать.

— Я не Граф Олаф, — запротестовал Олаф. — А нельзя ли мне пока глоточек вашего кокосового зелья, которое тут упоминали?

— Нет, — отрезала Пятница и, повернувшись к негодяю спиной, принялась задумчиво разглядывать книжный куб. — Я никогда не видела ни одной книги, — призналась она Бодлерам. — Надеюсь, Ишмаэль согласится их оставить.

— Не видела ни одной книги? — изумилась Вайолет. — А читать ты умеешь?

Пятница быстро оглядела прибрежную отмель и коротко кивнула.

— Да, — сказала она. — Ишмаэль был против того, чтобы нас обучали, но профессор Флетчер не послушался и устраивал тайные занятия для тех, кто родился уже на острове. Иногда я практикуюсь, рисуя буквы на песке палочкой, но без библиотеки мало чего достигнешь. Я надеюсь, Ишмаэль не предложит, чтобы козы оттащили все эти книги в чащобу.

— Даже если предложит, вы не обязаны выбрасывать их, — напомнил Клаус. — Он же не станет принуждать тебя.

— Да, знаю. — Пятница вздохнула. — Но когда Ишмаэль что-то предлагает, все соглашаются, а такому давлению окружающих трудно не поддаться.

— Мутовка, — напомнила Солнышко и достала из кармана этот предмет кухонной утвари.

Пятница улыбнулась младшей из Бодлеров, но быстро запихала мутовку назад ей в карман.

— Я дала ею тебе, потому что ты сказала, что любишь готовить. Нехорошо подавлять твои интересы только из-за того, что Ишмаэль считает кухонную утварь неуместной. Вы ведь не выдадите меня?

— Нет, разумеется, — отозвалась Вайолет. — Но ведь и запрещать тебе читать тоже нехорошо.

— Возможно, Ишмаэль не будет против, — сказала Пятница.

— Возможно, — согласился Клаус. — Иначе мы попробуем сами оказать некоторое давление на окружающих.

— Я не хочу раскачивать лодку. — Пятница нахмурилась. — После того как погиб мой отец, маме всегда хотелось, чтобы я росла в безопасности, поэтому мы не вернулись назад в большой мир, а остались здесь, на острове. Но чем старше я становлюсь, тем больше у меня появляется тайн. Профессор Флетчер тайно научил меня читать. Омерос тайно научил меня бросать камешки в воду, хотя Ишмаэль считает это опасным. Я тайно дала Солнышку мутовку. — Пятница похлопала рукой по деревянному ящику и улыбнулась. — А теперь у меня есть ещё одна тайна. Глядите, что я нашла, — вот оно, лежит свернувшись в деревянном ящике.

Все это время Граф Олаф помалкивал и только следил злобным взглядом за детьми, но, когда Пятница показала свою находку, он испустил вопль ещё более пронзительный, чем его поддельный голос. Однако Бодлеры никакого вопля не испустили, хотя Пятница показывала на нечто устрашающее — чёрное как смоль и толстое, как канализационная труба, и оно вдруг раскрутилось и с быстротой молнии метнулось в сторону детей. И даже когда утреннее солнце осветило разинутую пасть и острые зубы, Бодлеры все равно не завопили, а только подивились тому, что их история развивается снова вопреки ожиданию.

— Неве! — воскликнула Солнышко. И это была правда, ибо громадная змея, обвивавшая Бодлеров, была, как бы невероятно это ни звучало, существом, которого они не видели очень давно и даже не думали когда-нибудь увидеть.

— Невероятно Смертоносная Гадюка! — в изумлении вскричал Клаус. — Каким образом она сюда попала, скажите на милость?

— Говорил же Ишмаэль, что в конце концов все прибивает к берегам этого острова, — заметила Вайолет. — Вот уж никогда не думала, что увижу эту рептилию снова.

— Смертоносная? — нервно спросила Пятница. — Она ядовитая? Вид у неё дружелюбный.

— Она и есть дружелюбная, — успокоил девочку Клаус. — Она — одно из наименее опасных и наиболее дружелюбных созданий в животном царстве. Имя ей дали по ошибке.

— Почему ты так уверен? — не успокаивалась Пятница.

— Мы знали человека, который ею открыл, — объяснила Вайолет. — Его звали доктор Монтгомери, он был блестящим герпетологом.

— Он был замечательный, — добавил Клаус. — Нам его очень не хватает.

Бодлеры обнимали змею, и крепче всех её обнимала Солнышко, питавшая особую привязанность к шаловливой рептилии. И они вспоминали доброго Дядю Монти, те дни, которые они провели с ним. Постепенно, не сразу, они вспомнили, как закончились те дни, и, обернувшись, посмотрели на Графа Олафа, который тогда убил Монти, осуществив часть своего коварного замысла. Граф Олаф хмуро встретил их взгляды.

Странно было видеть этого негодяя, дрожавшего от страха при виде змеи, после всех его злодейских планов забрать сирот в свои когти. Теперь, вдали от большого мира, Олаф, казалось, лишился своих когтей, а его злодейские планы стали так же бесполезны, как и гарпунное ружье в его руках.

— Я всегда мечтала встретить герпетолога, — сказала Пятница, которая, естественно, не знала истории с убийством Монти. — На острове нет специалиста по змеям. Сколько я теряю, живя тут, вдали от мира!

— Мир — жестокое место, — тихо проговорил Олаф, и на этот раз задрожали Бодлеры.

Даже сейчас, когда их согревали жаркие солнечные лучи и обвивала Невероятно Смертоносная Гадюка, детей пробрала холодная дрожь при последних словах негодяя. Все замолчали, наблюдая, как приближаются островитяне вместе с козами и с Ишмаэлем на буксире, что означало «козы тащили на санях Ишмаэля, восседавшего в своём кресле точно король, ноги его, как всегда, покоились в комьях глины, а кудрявая борода развевалась по ветру». По мере приближения поселенцев и коз стало видно, что на буксире козы тащат ещё кое-что, и помещалось это на санях позади кресла. Это была огромная и нарядная птичья клетка, найденная после вчерашнего шторма, и она горела на солнце, точно небольшой костёр.

— Граф Олаф, — произнёс Ишмаэль рокочущим голосом, как только оказался со своим креслом совсем близко. Он поглядел на негодяя с презрением, но и со вниманием, как будто запоминая его лицо.

— Ишмаэль, — произнёс Граф Олаф изменённым голосом.

— Зовите меня Иш, — сказал Ишмаэль.

— Зовите меня Кит Сникет, — сказал Олаф.

— Я никак не буду тебя называть, — прорычал Ишмаэль. — Твоя власть, основанная на коварстве, кончилась, Олаф. — Он нагнулся и быстрым движением сорвал с головы Олафа парик из водорослей. — Мне рассказывали о твоих интригах и маскарадах, мы этого здесь не потерпим. Ты будешь немедленно посажен под замок.

Тут же Иона и Сейди сняли птичью клетку с саней, поставили её на песок и распахнули дверцу, при этом сурово и многозначительно глядя на Графа Олафа. Повинуясь кивку Ишмаэля, Уэйден и мисс Марлоу шагнули к негодяю, вырвали у него из рук гарпунное ружье и потащили Олафа к птичьей клетке. Бодлеровские сироты переглянулись, не зная, как к этому отнестись. С одной стороны, именно тех слов, которые произнёс Ишмаэль, дети ждали от кого-нибудь всю свою жизнь. Они мечтали, чтобы Олаф был наконец наказан за свои ужасные деяния — от недавнего похищения судьи Штраус до того давнишнего дня, когда он посадил Солнышко в птичью клетку и вывесил из окна башни. С другой стороны, они не были уверены, что Графа Олафа следует запереть в птичью клетку, даже такую большую. Дети не совсем понимали, является ли происходящее сейчас на прибрежной отмели актом правосудия или ещё одним несчастливым событием. На протяжении всех своих злоключений Бодлеры всегда надеялись, что Граф Олаф попадёт наконец в руки властей, что его будут судить и определят ему наказание. Однако члены суда оказались так же продажны и коварны, как сам Олаф, а власти находились далеко-далеко от острова и искали Бодлеров, чтобы предъявить им обвинение в поджоге и убийстве. Трудно сказать, как дети, находясь так далеко от большого мира, относились к тому, что Графа Олафа тащат в птичью клетку. Но, как это часто бывает, отношение к этому троих детей не имело значения, ибо это все равно произошло: Уэйден и мисс Марлоу подтащили упиравшегося негодяя к дверце и впихнули его в клетку. Он зарычал и, обхватив фальшивый признак своей беременности, сгорбился и упёрся лбом в колени, брат с сестрой Беллами захлопнули дверцу и как следует закрыли её на щеколду. Злодей уместился в клетке, хотя еле-еле, и только присмотревшись, вы могли бы разобрать, что этот хаос из рук, ног, волос и жёлто-оранжевой ткани на самом деле человек.