Конец! - Сникет Лемони. Страница 18

— Где я? — спросила Кит Сникет, и шорох её платья на верху книжного куба заглушил храп Олафа.

— Кит! — позвала Вайолет и быстро встала. — Вы проснулись?

[Лакуна. Нет стр. 202–203]

единственная на свете? Однако не будем говорить о прошлом, Бодлеры. Расскажите, каким образом вы попали на этот остров?

— Точно так же, как и вы, — ответила Вайолет. — Нас сюда вынесло после кораблекрушения. Единственным способом, каким мы могли покинуть отель «Развязка», было уплыть на лодке.

— Я знала, что вам грозила опасность, — сказала Кит. — Мы наблюдали за небом. Мы увидели дым и поняли, что вы подаёте нам сигнал — предупреждаете, что присоединяться к вам опасно. Спасибо, Бодлеры. Я знала, что вы не подведёте. Скажите, а Дьюи тоже с вами?

Слушать то, что говорила Кит, было почти невыносимо. Дым, который она видела, был следствием пожара, устроенного детьми в прачечной отеля, он быстро распространился по всему зданию, прервал суд над Графом Олафом и подверг опасности жизни всех находившихся в отеле людей — и негодяев, и волонтёров. А Дьюи, с грустью вам напоминаю, был вовсе не с Бодлерами, а лежал мёртвый на дне пруда, сжимая руками гарпун, который дети выпустили ему прямо в сердце. Однако Вайолет, Клаус и Солнышко не могли заставить себя рассказать Кит всю историю целиком — пока не могли. Они не в состоянии были рассказать, что случилось с Дьюи и со всеми другими благородными людьми, с которыми они встретились, — пока не в состоянии. Сейчас не могли, пока ещё не могли, а возможно, и никогда не смогут.

— Нет, — ответила Вайолет. — Дьюи здесь нет.

— С нами Граф Олаф, ус, — но он заперт.

— И змея, — добавила Солнышко.

— Ох, я рада, что Смолка уцелела! — воскликнула Кит, и Бодлеры прямо услышали, как она улыбается. — Это я дала такое прозвище Невероятно Смертоносной Гадюке. Она составила мне компанию на этом плоту, после того как шторм разлучил нас с остальными.

— С Квегмайрами? — спросил Клаус. — Вы нашли их?

— Да. — Кит кашлянула. — Но их здесь нет.

— Не исключено, что их тоже сюда вынесет, — предположила Вайолет.

— Не исключено, — неуверенно отозвалась Кит. — Надеюсь, и Дьюи к нам присоединится. Нам понадобится как можно больше единомышленников, если мы хотим вернуться назад в большой мир и добиться правосудия. Но сперва давайте отыщем колонию, о которой я столько слышала. Мне необходимы душ и горячая пища, а потом я хочу услышать обо всем, что случилось с вами. — Она начала спускаться, но с криком боли остановилась.

— Вам нельзя двигаться, — быстро проговорила Вайолет, радуясь предлогу удержать Кит на прибрежной отмели. — У вас повреждена нога.

— У меня повреждены обе ноги, — удручённо поправила её Кит и снова откинулась на спину. — Мне на ноги свалилось телеграфное устройство, когда субмарину атаковали. Мне нужна ваша помощь, Бодлеры. Надо найти для меня безопасное место.

— Мы сделаем все, что сможем, — отозвался Клаус.

— Может быть, помощь уже близка, — сказала Кит, — я вижу, кто-то идёт.

Бодлеры обернулись и увидели в темноте крошечный, но очень яркий огонёк, который быстро приближался, словно катился, с западной стороны. Сначала огонёк казался просто светлячком, метавшимся по отмели, но потом дети поняли, что это фонарик, а вокруг него жмутся друг к другу несколько фигур в белых одеяниях, осторожно пробираясь между обломками. Свет фонарика напомнил Клаусу о том, как он проводил ночи дома, в бодлеровском особняке, читая под одеялом, а снаружи, в темноте, слышались таинственные звуки, которые, как уверяли родители, производил ветер даже и в безветренные ночи. Бывало, утром в комнату приходил отец, чтобы разбудить Клауса, и заставал его спящим с фонариком в одной руке и с книгой в другой. И сейчас, по мере того как огонёк приближался и приближался, среднему Бодлеру вдруг почудилось, что это его отец спешит им на помощь. Но разумеется, это был не отец. Фигуры дошли до книжного куба, и дети разглядели лица двух островитянок: фонарик держала Финн, а Едгин несла большую закрытую корзинку.

— Добрый вечер, Бодлеры, — сказала Финн. В неясном свете она выглядела ещё моложе.

— Мы принесли вам поужинать. — Едгин протянула корзинку детям. — Мы беспокоились, что вы, наверно, очень проголодались.

— Очень, — призналась Вайолет.

Бодлерам, конечно, подумалось, что лучше бы островитянки выразили свою обеспокоенность при Ишмаэле и при всех остальных, когда колонисты решили бросить детей на прибрежной отмели. Но Финн открыла корзину, дети вдохнули запах привычного обеда — лукового супа — и решили не смотреть дарёному коню в зубы, что в данном случае можно истолковать как «не отказываться от горячей пищи, как бы ни были они разочарованы в дарящих».

— А на нашу приятельницу хватит? — спросил Клаус. — Она пришла в сознание.

— Рада это слышать, — отозвалась Финн. — Тут на всех хватит.

— При условии, что вы сохраните в тайне наш приход, — добавила Едгин. — Ишмаэль может счесть наш поступок неуместным.

— Меня удивляет, что он не запретил пользоваться фонариками, — заметила Вайолет, когда Финн протянула ей раковину с дымящимся супом.

— Ишмаэль ничего не запрещает, — отозвалась Финн. — Он не заставлял меня выбросить фонарик, а только предложил, чтобы я бросила его на сани, которые козы отвезут в чащобу. Но вместо этого я потихоньку сунула фонарик в карман, а теперь мадам Нордофф тайно снабжает меня батарейками — за то, что я втайне учу её петь по-тирольски. Ишмаэль считает, что пение по-тирольски может испугать островитян.

— А миссис Калибан потихоньку дала мне эту корзинку, — добавила Едгин, — в обмен на то, что я тайно научила её плавать на спине. Ишмаэль считает, что плавать на спине не принято.

— Миссис Калибан? — раздался в темноте голос Кит. — Миранда Калибан здесь?

— Да, — ответила Финн. — Вы её знаете?

— Я знаю её мужа. Мы с ним сражались бок о бок во время великой схватки. Мы и сейчас большие друзья.

— Должно быть, у вашей приятельницы после тяжёлого путешествия в голове что-то перепуталось. — Едгин встала на цыпочки и протянула Кит раковину с супом. — Муж миссис Калибан несколько лет назад погиб во время шторма, который вынес её на этот остров.

— Этого не может быть, — возмутилась Кит, протягивая руку и принимая раковину. — Я только на днях пила с ним кофе по-турецки.

— Миссис Калибан не из тех, кто любит секретничать, — заметила Финн. — Поэтому она и живёт на острове. Это безопасное место, вдали от вероломного мира.

— Энигморама, — выпалила Солнышко, ставя свою раковину с остатками супа на песок, чтобы поделиться с Невероятно Смертоносной Гадюкой.

— Сестра имеет в виду, что этот остров полон тайн, — объяснил Клаус, с тоской думая о своей записной книжке и обо всех содержащихся в ней тайнах.

— Боюсь, придётся обсудить ещё одну тайну, — сказала Едгин. — Выключи фонарик, Финн. А то, чего доброго, увидят с острова.

Финн кивнула и выключила свет. Бодлеры в последний раз на миг увидели друг друга, прежде чем их поглотила темнота, и с минуту все стояли молча, как будто страшась заговорить.

Много, много лет тому назад, когда даже прапрадедушкам и прапрабабушкам самых старых из знакомых вам людей не было ещё и одного дня от роду и когда город, где родились Бодлеры, представлял собой всего лишь горстку глинобитных хижин, отель «Развязка» находился ещё только в состоянии архитектурного замысла, а далёкий остров имел название и совсем не считался таким уж далёким, существовала группа людей, которые назывались киммерийцами. Они были кочевниками, иначе говоря, постоянно передвигались с места на место, и часто делали это ночью, когда не жгло солнце, а прибрежные отмели там, где они жили, не заливало водой. Оттого что они передвигались под покровом ночи, киммерийцев мало кому удавалось рассмотреть как следует, и поэтому их считали злокозненным и загадочным народом. Поэтому до сего дня то, что делается в темноте, имеет несколько зловещую репутацию. Например, мужчина, роющий у себя на заднем дворе яму в середине дня, выглядит садовником, но человек, копающий яму там же ночью, подозревается в том, что он хочет спрятать какую-то страшную тайну. Так же и про женщину, которая выглядывает из окна в дневное время, думают, что она любуется пейзажем, но если она делает то же самое вечером, её могут счесть шпионкой. На самом-то деле ночной копальщик, возможно, сажает дерево, желая сделать сюрприз своей племяннице, которая посмеивается над ним, глядя в окно, а вот дневная наблюдательница, возможно, как раз намерена шантажировать мнимого садовника, который закапывает улики своих жестоких преступлений. Однако по милости киммерийцев темнота превращает самые невинные занятия в подозрительные, вот почему во тьме, воцарившейся на прибрежной отмели, вопрос, который задала Фиона, показался Бодлерам зловещим, хотя такой вопрос могла задать любая учительница в школе.