Некрасивая - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 10

— Нет! — так же односложно вырвалось из моей груди.

— Давно ли они умерли, деточка?

— Папа, когда мне всего четыре года было, а мамы я и не помню совсем. Я была двух месяцев от роду, когда она скончалась, — нашла в себе силы ответить я.

— Так-так. Сиротинка значит, — как бы про себя произнес батюшка, и наклонившись ко мне ласково поцеловал меня в голову отеческим добрым поцелуем.

— Господь с тобой, деточка, — произнес он, помедля минуту, — не кручинься так. Знаю, тяжело поступать в чуждую среду, трудно привыкать к новой жизни, к новым людям, ну да не без милости Господь. Он нам, милосердный, поможет, Он милостивый и любит сирот. А теперь, если успокоились, деточка, потихонечку, да полегонечку расскажите мне все, что знаете о нашем великопостном богослужении в страстную пятницу утром. Надо проэкзаменовать вас, сегодня. Я с этим и пришел сюда! — закончил свою речь батюшка и, отойдя от меня, сел за стол. Его доброе, ласковое отношение ко мне, ею полные глубокого выражения слова о том, что Господь любит сирот, влили новую бодрость и силы в мою измученную душу. Я ожила, повеселела. Бодро и спокойно отвечала я теперь на задаваемые мне вопросы и чем дольше длился мой ответ, тем одобрительнее кивала полуседая голова батюшки, тем ласковее сияли мне его добрые, кроткие глаза.

— Отлично, деточка, порадовали старика, — похвалил меня священник, — прекрасно подготовлены по Закону Божию, как и подобает истинной христианке. Ступайте с Богом в класс и не горюйте больше. Помните, отчаиваться грешно. Отец наш Небесный не оставляет сирот! Идите же, дитя мое, с миром! — И осенив мою голову широким крестом, он отпустил меня, облегчив мне мое детское горе.

Глава VIII

Новая травля

Десять часов вечера. Всюду горят газовые рожки. В дортуаре, куда мы поднялись после ужина и вечерней молитвы, очень светло. Висячая лампа под матовым колпаком роняет мягкий приятный свет на ряды постелей, на огромные окна, завешанные синими шторами, на белые фигурки институток, успевших снять свои форменные зеленые платья и преобразиться в обыкновенных девочек в белых холщевых юбках и уродливых ночных кофтах с широченными рукавами и грубыми завязками у горла. Я стою около указанной мне madame Роже постели и не знаю, что делать. Сразу после экзамена меня повели в гардеробную, где мне дали грубое темно-зеленое камлотовое платье, шнурующееся сзади на спине, белый передник, рукавчики в виде трубочек, привязывающиеся к зеленым коротким рукавам платья, немного выше локтей, и белую пелеринку с бантом у воротника.

Теперь одетая в непривычную для меня форму, с неудобной застежкой назади, я совсем не имела возможности раздеться без посторонней помощи и беспомощно стояла у моей постели. Обратиться же к кому-либо из девочек, я решительно, не имела смелости. Весь последок дня они продолжали издеваться надо мной, как и во время обеда. За ужином никто не удостаивал меня разговором, только Незабудка Грибова да еще Наташа Строева, миловидная рыженькая девочка, отпускали то и дело разные колкости и насмешки на мой счет. Правда после «дневного» чая, который пили в пять часов, ко мне подошла милая Мурка, желая успокоить меня и утешить в моем одиночестве, но девочки сумели отвлечь внимание Вали от меня и Фея усадив ее рядом с собой незаметно увлекала ее разговором, умышленно не давая нам ни одним словом обмолвиться с ней.

Я видела однако, что лучистые глаза Валентины сияли мне с противоположного конца стола с нежной душу ободряющей лаской. И сейчас вспомнив эти добрые взгляды милой девочки, я решила позвать Мурину на помощь и попросить ее расшнуровать меня.

Но увы! Ее не было в дортуаре. Я не могла нигде найти ее маленькой подвижной фигурки с жиденькой косичкой, болтающейся за спиной.

Делать нечего, я попробовала раздеться без посторонней помощи. Неестественно перегнувшись назад я заломила руки и всячески пыталась растянуть несносную шнуровку. Моя поза, красное от усилий лицо и неестественно вывернутые руки, вызвали новый ряд насмешек со стороны моих врагов.

— Mesdam’очки! Смотрите! Сиятельная графиня, корчится, как карась на сковороде! — крикнула рыженькая Наташа Строева и залилась веселым смехом.

— Нет просто, как минога в уксусе! — подхватила Грибова.

— Живых миног не маринуют, — ввернула свое слово Незабудка, разве вы не знали этого? — и потом обративши ко мне свое хорошенькое лицо с голубыми глазами, напоминающими лесные цветы, добавила отвешивая по моему адресу насмешливый реверанс.

— Их сиятельство, прекрасная графиня не может обойтись без помощи камеристки! Зовите же горничную к графине! Пусть разденет ее светлость! Сию же минуту горничную к графине.

— Горничную к графине! Горничную к графине! — зазвенело вокруг на десятки различных голосов и девочки окружили меня с веселым смехом.

— Позвольте я расшнурую вас, ваше сиятельство! — подскочила ко мне рыженькая Строева.

— Позвольте протянуть мне вашу прелестную ножку я сниму обувь с неё, — вторила ей Незабудка, склоняя передо мной колени и вперив мне в лицо свои дерзки усмехающиеся глаза.

— Я расчешу вам ваши дивные волосы графиня, соблаговолите, удостоить меня приблизиться к вам! — пищала неестественно высоким голосом Ляля Грибова, забавно морща свой вздернутый носик.

— А мне позвольте вымыть очаровательное личико вашего сиятельства! — покрыл всех голос Аннибал и она стремительно выскочив из-за спин подруг кинулась ко мне, ухватила меня за руку и потащила в соседнюю умывальную комнату, где ярко начищенные жарко горели при свете лампы большие медные краны. Я упиралась всеми силами, цеплялась руками за стены и косяки двери стараясь не поддаваться моей мучительнице, но это, увы, не удавалось мне. Африканка была слишком сильной девочкой для ее тринадцати лет. Она держала меня так крепко своими цепкими руками и так быстро тащила меня, что я не могла, при всем желании, помешать новой выходке необузданной и дикой шалуньи. А кругом смеялись и шумели другие… Грибова забежала вперед и каркала вороной, прыгая на одной ножке, Строева подталкивала меня легонько в спину, когда я чересчур уже энергично оказывала сопротивление…

Таким образом, красные, взволнованные и напряженные, мы очутились в умывальной. Широкий желоб для грязной воды, и медные краны находились теперь лишь в двух шагах расстояния от меня. Сильная рука Аннибал подтащила меня к этому злополучному желобу, другой рукой маленькая дикарка ухватилась за кран… Вода брызнула мне в лицо фонтаном. Я вскрикнула от неожиданности… И в тот же миг между мной и неистовавшей Аннибал выросла как из под земли изящная фигура Феи… Дина Колынцева только что успела распустить волосы, чтобы сделать прическу на ночь, и они падали ниже колен, окутав тонкий стан девочки красивым нежным покрывалом. Ее серые глаза смотрели холодно и строго, в них горел теперь какой-то несвойственный им горячий огонек. Тонкие красивые брови хмурились… Она была очень хороша в эту минуту, вся окутанная мягким и густым покровом своих пепельных волос.

— Стыдитесь вы… Большие девочки! — произнес громко и резко ее металлический голос. — Аннибал! Я приказываю тебе прекратить эту травлю! Сию же минуту оставь новенькую в покое, а вы все, сейчас же прекратите свои насмешки над ней! Гродская, — обратилась она ко мне тем же повелительным тоном, — поворачивайтесь спиной, я расшнурую вас!

Я не замедлила исполнить ее приказание и в тот же миг ловкие, проворные пальцы Феи помогли мне раздеться. Между тем, девочки, притихшие было на минуту от неожиданного заступничества подруги, снова зашумели и засуетились вокруг нас.

— Колынцева! Командир этакий! Генеральша! Как ты смеешь приказывать! — закричали громче всех Грибова и рыженькая Наташа, очевидно задетые за живое более других.

— Душки, что она воображает, в самом деле.

— Командовать вздумала! Ваше превосходительство какое. И в самом деле вообразила себе, что она Фея и красавица, и что ей все можно, — горячилась Незабудка и ее небесного цвета глазки загорелись теперь далеко не небесным огнем.