Очаровательная соседка - Филдинг Лиз. Страница 27

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Джудит рассказывала о последнем «крестовом походе», как она называла свои феминистические компании, пока Джинни занималась ужином.

Поддерживать такой «диалог» было несложно. Всего-то и нужно время от времени вставлять «правда?», «да ты что?» и «ну надо же!» в паузах между фразами матери, когда та ждала какого-то ответа от нее. При этом собственные мысли Джинни могли уноситься далеко-далеко.

Ей это отлично удавалось. Кажется, даже слишком.

– Я рада, что ты восприняла все это с таким энтузиазмом, дочка. Я собираю комитет для проведения новой компании. Хочу, чтобы ты вошла в совет.

Что?!

– Мам, я слишком занята, чтобы работать в комитете. Моя диссертация…

– Твоя диссертация ни на йоту не изменит наш мир. С твоими генами тебе пора уже выйти на мировую арену. Сдвигать горы… – Джудит осеклась так внезапно, что мысли Джинни испарились в тот же миг вместе с мечтами о спелой клубники со сливками. Пришлось вернуться в реальность.

– И каковы же мои гены? Я имею право знать точно, кто же не пожалел себя для твоего эксперимента.

– Что за вульгарности, дочка! – Джудит взглянула на часы на запястье и поднялась. – Пожалуй, пойду посплю. Завтра рано утром я улетаю в Брюссель. Я тебя не разбужу.

Говорила она спокойно, но на ее щеках появился едва заметный румянец, которого не было минуту назад. Вот и еще одна черта, унаследованная от матери: они обе легко краснели от волнения или смущения.

– Не было никакого эксперимента, да? – девушка встала и преградила ей путь.

Секунду они стояли напротив друг друга. Потом Джудит устало опустилась обратно на стул.

– Да, дочка. Ты была зачата обычным, старым, как мир, способом. Это был порыв необузданной страсти. Мы не слишком задумывались о последствиях. Задуматься пришлось позднее.

Ошеломленная и смущенная, Джинни не сразу заговорила.

– Но зачем было скрывать, зачем притворяться?.. – Опомнившись, она сама нашла ответ:

– Да, понимаю. Разумеется, он был женат. – Молчание ее матери говорило красноречивее слов. – Ты выдумала всю эту галиматью с экспериментом, чтобы защитить его.

– Нет, Джинни. Не его. Он не эгоистичен. Совсем нет… Его жена была… и остается инвалидом. Прикованным к креслу. Он любил нас обеих. Но ей он был нужен больше.

Правда ударила ее по голове, словно тяжелый мешок. Джинни упала на стул, как подкошенная.

Она была потрясена.

– Сэр Джордж Беллингэм.

Выдающийся физик. Его жену сбили какие-то недоумки, угнавшие машину. Она была беременна.

У нее тогда случился выкидыш. С тех пор она парализована и передвигается только в инвалидном кресле. И она, и ее муж всегда с такой теплотой относились к Джинни. Всегда поддерживали и помогали, когда Джудит уезжала куда-нибудь с очередным «крестовым походом» по просвещению женщин.

И он ее отец?

Ну конечно. Теперь, когда Джинни узнала, все стало таким очевидным. И его жена, догадалась она, оглядываясь на прошлое, – должно быть, тоже была в курсе.

Джудит печально улыбнулась.

– На самом деле для меня это было большим карьерным шагом. В те времена радикальным феминисткам не полагалось влюбляться с первого взгляда.

– С первого взгляда?

– Наши взгляды встретились в огромном людном зале. А дальше фейерверк в голове. И электрический ток по всему телу. И впопыхах сброшенная одежда в первой подвернувшейся пустой комнате.

– Боже! Вот как. – Джинни не хотелось слишком вдумываться во все это. – Даже мое имя было выдумано, чтобы выказать презрение ко всему мужскому полу, да?

– Прости меня, дочка.

Простить? Девушка посмотрела на мать.

– Я раньше никогда не слышала от тебя этого слова. Никогда не слышала, чтобы ты за что-то извинялась.

– Я осознала свою ошибку, когда возник нездоровый интерес ко мне и тебе. И сбежала. Ты никогда не поймешь, как больно и тяжело мне было отправить тебя в школу-интернат, спрятать тебя, чтобы вся история с «экспериментальным ребенком» перестала будоражить прессу. Я пыталась превратить тебя в невидимку. Но у журналистов хорошая память и бесконечное терпение. Такие вещи неотступно преследуют людей всю жизнь. Мне следовало открыть тебе правду, когда эти отвратительные статейки появились в газетах. Но Джордж сказал, что это только усугубит дело.

– Ну разумеется, что еще он мог сказать? Ой, извини. Конечно, он был прав. Ты еще любишь его? Глупый вопрос. И так ясно, что Джудит не перестала любит Джорджа. – И вы до сих пор?.. – Джинни умолкла. Ответ на этот вопрос был ей не нужен, Но Джудит все равно ответила.

– Нет. Он хотел быть частью твоей жизни. Поддерживать тебя. Но это было бы невозможно, если бы мы… – Она остановилась на полуслове и тяжело вздохнула. – Я… мы не могли так поступить с Люси. Она была такой великодушной, понимающей, доброй… Она заслужила наше уважение. Это было то малое, что я… мы… могли дать ей. Прости меня, дочка.

Джинни встала и обняла мать.

– Не надо, не сожалей. Я рада, что у тебя был любимый мужчина. Пусть и совсем недолго.

* * *

– Джинни? Ты проснулась?

Она и не спала. Всю ночь девушка предавалась воспоминаниям о детстве, о том, как помогал ей Джордж всякий раз, когда было плохо. Приходил с Люси на дни открытых дверей в ее школу, если мать уезжала по делам, чтобы девочка не чувствовала себя одинокой. Они приносили ей такие чудесные подарки. Первый в ее жизни велосипед. И нитка прелестного жемчуга на восемнадцатилетие.

Всегда что-то особенное.

Она наблюдала за тем, как черный прямоугольник окна с рыжими отсветами городских огней окрасился утренним пурпуром, потом посветлел. А Джинни все вспоминала, вспоминала.

Она всегда чувствовала себя белой вороной. А теперь поняла, что все у нее в порядке, как у всех нормальных людей. И ей стало хорошо. Девушка повернулась в матери.

– Я как раз собиралась встать и сварить тебе кофе.

– Не надо. Я позавтракаю в аэропорту. – Она раздраженно отмахнулась от предложения, снова став самой собой, сдержанной и непроницаемой. Хотя залегшие под глазами темные тени говорили о том, что ночью она тоже почти не спала. – Я только хотела тебе сказать, что в саду бродит какой-то мужчина.

Ричард.

Джинни мгновенно пробудилась.

– Это, наверное, садовник, – предположила девушка.

– По внешнему виду он не слишком похож на садовника.

Она знала, на кого он похож. На древнегреческого бога. Знала цвет его глаз. И то, как поднимается один уголок его губ за миг до того, как он улыбнется. И то, как его подбородок…

– Мама, мы же в фешенебельном районе Лондона. Садовники здесь не носят потертые холщовые комбинезоны.

– Не смеши меня, дочка.

Ну да. В шесть утра. Неудачная догадка.

– Ладно, мам. Тебе не пора собираться? Ты же не хочешь опоздать на самолет?

– Не хочу. Я позвоню тебе, как только вернусь. И тогда поговорим о моем комитете.

Джинни застонала, когда дверь спальни закрылась за Джудит, и снова уткнулась в подушку. Но это не помогло. Ричард Мэллори бродит по ее саду.

А она лежит в постели и прислушивается, не постучит ли он в окно. Ждет, что он постучит. И пытается обмануть себя, надеясь, что он постучит…

Девушка откинула покрывало, натянула рубашку и старые тренировочные штаны и отправилась в ближайший парк побегать, пока машины не начали загрязнять выхлопами воздух.

Вот так, даже если он постучит, она не будет сидеть под дверью и ждать, как глупая клуша, своего Принца на белом коне, сотворенного ее фантазией.

Джинни бегала долго, словно наказывая себя, и остановилась, только когда поняла, что физические упражнения подействовали. По дороге домой она зашла за кофе и пончиками.

Она сжимала одной рукой пакет, а другой неловко расстегивала молнию на кармане спортивных штанов, чтобы достать ключ от квартиры, когда услышала звук открывающейся двери, который ни с чем нельзя было спутать, на другом конце коридора.