Легион - Блэтти Уильям Питер. Страница 13

Выйдя из палаты, врачи пришли к выводу, что больную необходимо показать психиатру, ибо здесь, возможно, появилось так называемое «пристрастие к хирургии». И к боли.

Палата 425. Еще одна домохозяйка, тридцать лет. Жалобы на постоянные, изнуряющие головные боли, отсутствие аппетита и рвоту. Самое страшное при таких симптомах – поражение мозга, но боль ощущается только с одной стороны головы. Иногда появляется временная слепота, или мерцательная скотома – когда в поле зрения попадают светящиеся пятна. Световая зона ограничивается зигзагообразными линиями. Обычно такие явления предвещают приступ мигрени. Кроме того, пациентка воспитывалась в весьма необычной семье, где человеческие достоинства пестовались с такой неукоснительностью, что любое проявление агрессии наказывалось самым суровым образом. Как правило, именно в подобных семьях все ее члены бывают подвержены мигрени. Подавленная враждебность постепенно перерастала в подсознательную ярость, и это сказывалось рано или поздно на больном – у него начинались расстройства. Эту женщину тоже следовало показать психиатру. И последняя палата 427. Мужчина, тридцати восьми лет с возможным поражением височной доли. Он работал дворником при больнице, и только за день до обхода его обнаружили в подвале, где он вывинтил около десятка электрических лампочек и, засунув их в ведро с водой, пытался утопить. Впоследствии он не мог вспомнить происходящего. Все это смахивало на автоматизм, на так называемое «автоматическое действие», характерное при психомоторных приступах. Такие припадки серьезно разрушают человеческий организм и зависят от подсознательных эмоций, хотя в большинстве своем совершенно безобидны с виду и просто доставляют некоторое неудобство окружающим. Необычные в таких случаях действия, как правило, скоротечны. Хотя истории известны и более длительные случаи. Непонятные действия происходили часами и не поддавались никаким объяснениям. Например, один мужчина совершил перелет на легком самолете из Виргинии в Чикаго, хотя доподлинно известно, что никто его этому не обучал. После приземления он не мог ничего вспомнить об этом полете. Случается, что подобные больные бывают опасны для окружающих. Так, один пациент со шрамом на височной доле мозга во время эпилептического припадка убил собственную жену.

Случай с дворником был почти тривиальным. Приступы, правда, одолевали его, как выяснилось, и раньше. В частности, он жаловался на то, что временами чувствовал неприятные запахи или противный привкус во рту Менялись и вкусовые качества продуктов: плитка шоке лада отдавала металлом, а иногда ни с того ни с сего ему внезапно чудился «запах тухлой рыбы». Сплошь и рядом возникало ощущение, будто что-то, происходящее с ним, случалось и ранее, или же, наоборот, в знакомом месте он вдруг вел себя, словно слепой котенок. Перед приступами он начинал, как уже заметили врачи, характерно причмокивать губами. Частое употребление алкоголя провоцировало припадки.

У дворника наблюдались и зрительные галлюцинации, в частности, микропсия, при которой больной видит предметы меньшими, чем они есть на самом деле; и левитация – ощущение полета. Случался с ним и не совсем обычный приступ, известный под названием «двойник». Дворник видел себя в трехмерной проекции со стороны, причем фигура повторяла все его слова и действия.

ЭЭГ выявила самую неблагоприятную картину. В подобных случаях, если в мозгу развивалась опухоль, то происходило это довольно медленно – болезнь подкрадывалась незаметно, но в конце концов, словно готовясь к последнему прыжку, она буквально в течение нескольких недель сжимала и разрушала мозг.

И тогда исход только один – смерть.

– Уилли, дайте мне руку, – осторожно попросил Амфортас.

– Которую? – спросил дворник.

– Любую. Дайте левую.

Дворник повиновался.

Молодой врач с обидой поглядел на Амфортаса.

– Я это уже делал, – слегка раздраженно сообщил он.

– Я просто хочу еще разок повторить, – успокоил его Амфортас.

Он положил указательный и средний палец левой руки на ладонь дворника, а большой палец правой руки – на его запястье, потом надавил ими на руку больного и начал описывать на его ладони круги. Кисть дворника подхватила эти движения и послушно повторяла их.

Амфортас прекратил колдовать над рукой пациента и отпустил ее.

– Спасибо, Уилли.

– Не за что, сэр.

– Вы только не волнуйтесь.

– Хорошо, сэр.

В половине десятого Амфортас и его молодой коллега уже стояли около кофейного автомата у входа в психиатрическое отделение. Они обсуждали диагнозы, уточняли детали некоторых заболеваний и не забывали о вновь поступивших пациентах. Когда очередь дошла до Дворника, врачи пришли к единодушному заключению.

– Я уже заказал компьютерную томографию, – сообщил молодой коллега.

Амфортас согласно кивнул. Только с помощью томографии можно было с уверенностью констатировать, что имеется поражение мозга, и оно переходит в свою заключительную стадию.

– Надо бы на всякий случай забронировать операционную, – предложил Амфортас. Даже на этом этапе хирургическое вмешательство еще могло спасти Уилли жизнь.

Когда молодой врач начал рассказывать о девушке, у которой он подозревал менингит, Амфортас внезапно напрягся, черты его лица словно заострились и огрубели. Помощник заметил эту резкую перемену, но не придал ей особого значения, ибо знал, что невропатологи вообще отличаются интравертностью и весьма необщительны. Короче, люди со странностями. Поэтому молодой доктор тут же отнес такое поведение своего шефа именно на сей счет. При этом он подумал, что Амфортас, вероятно, расстроен. Ведь девушка еще слишком молода, и досадно, что ее ожидает либо полная инвалидность, либо мучительная смерть.

– А как продвигаются ваши исследования, Винсент?

Молодой врач уже допил свой кофе и, смяв пластиковый стаканчик, швырнул его в урну. Выходя за пределы отделения, где пациенты уже не могли их слышать, врачи, как правило, отбрасывали все формальности.

Амфортас пожал плечами. Мимо прошла медсестра. Она катила перед собой тележку с лекарствами. Амфортас некоторое время наблюдал за ней. Его безразличие начинало раздражать помощника.

– Сколько вы уже этим занимаетесь? – не унимался тот, пытаясь преодолеть возвышающийся между ними барьер отчуждения.

– Три года, – ответил Амфортас.

– И есть какие-нибудь результаты?

– Никаких.

Амфортас попросил своего помощника внести последние замечания в некоторые истории болезней, и тот оставил, наконец, очередную попытку сблизиться с шефом.

В десять часов Амфортас вместе с другими врачами совершил основной обход, а конференцию для медперсонала решили перенести на двенадцать.

Заведующий отделением невропатологии читал лекцию о рассеянном склерозе. Молодые врачи и студенты медицинского колледжа столпились у дверей лекционного зала и почти ничего не слышали. Так же, как и Амфортас, сидевший прямо перед носом лектора. Он просто не слушал его.

После лекции состоялась дискуссия, переросшая вскоре в жаркие дебаты. Темой, однако, как ни странно, стали внутренние конфликты между различными отделениями больницы. И когда Амфортас произнес: «Извините. мне надо на минутку выйти», и вышел, никто не заметил, что он так и не вернулся назад. Дискуссия закончилась, когда заведующий отделением вдруг разъяренно крикнул:

– И, черт возьми, мне уже опостылели здесь в больнице ваши пьяные физиономии. Или срочно приходите в себя, или на пушечный выстрел не приближайтесь к палатам, дьявол вас побери!

Последнее замечание слышали уже все, включая стажеров и студентов.

Амфортас вернулся в палату 411. Девушка, больная менингитом, сидела на кровати и не сводила глаз с голубого экрана телевизора, вмонтированного в противоположную стену. Она то и дело щелкала пультом, переключая программу за программой. Когда вошел Амфортас, она скосила глаза в его сторону. Голову она уже не поворачивала. Болезнь стремительно прогрессировала, и любое, даже незначительное движение причиняло девушке нестерпимую боль.