Легион - Блэтти Уильям Питер. Страница 43

– А мы как раз и идем гулять, лейтенант. Вот сюда, прошу вас.

Аткинс проводил лейтенанта в другое крыло больницы и, вызвав лифт, спустился с Киндерманом на первый этаж. Ему не хотелось натолкнуться в вестибюле на журналистов. Миновав еще несколько длинных коридоров, они оказались в конце концов на улице, но только с другого выхода, рядом с территорией университета. Небольшой портик оберегал их от дождя, который заметно усилился к этому времени. Молча наблюдали они за ливневыми струями. Вдалеке группа студентов в разноцветных куртках и плащах припустилась бегом, торопясь на завтрак. Две подружки-студентки, заливаясь смехом и прикрывая газетами головы, выпорхнули из общежития.

– Этот человек был настоящей поэмой, – нежно произнес Киндерман. Аткинс ничего не ответил. Он продолжал следить за дождевыми потоками.

– Аткинс, я хочу немного побыть один. Спасибо тебе.

Аткинс обернулся и внимательно посмотрел на следователя. Тот невидящим взглядом уставился прямо перед собой.

– Хорошо, сэр, – коротко бросил сержант. Он повернулся и отправился назад в отделение невропатологии, где с ходу принялся опрашивать свидетелей трагедии. Всех врачей, медсестер и санитаров психиатрического отделения, дежуривших в эту ночь, попросили задержаться. Некоторые из них уже крутились поблизости. Пока Аткинс задавал вопросы дежурной медсестре, рядом с ними неожиданно появился врач и перебил Аткинса:

– Вы простите меня... Извините... – Аткинс взглянул на него и заметил, что этот человек находился в сильнейшей растерянности. – Меня зовут Амфортас, доктор Амфортас. Я лечил отца Дайера. Скажите, неужели это правда?

Аткинс с грустью кивнул.

Несколько секунд Амфортас молча стоял, бледнея прямо на глазах. Взгляд его становился все более пустым и отрешенным. Амфортас словно ушел в себя и, обронив на прощание «Благодарю вас», неуверенной походкой двинулся к выходу.

Аткинс посмотрел ему вслед и снова повернулся к медсестре:

– Когда он приходит на работу?

– Он не приходит сюда больше, – ответила та. – Амфортас уже не работает с больными. – Девушка пыталась сдержать подступающие слезы.

Аткинс что-то пометил в своем блокноте. Он уже собрался было задать медсестре очередной вопрос, но вдруг неожиданно обернулся и увидел, что к ним приближается Киндерман. Шляпа и пальто следователя промокли насквозь. «Наверное, бродил под дождем», – подумал Аткинс. Киндерман стоял перед сержантом. Но он был уже совсем другим. Чистый и ясный взгляд его выражал решимость.

– Ну ладно, Аткинс, хватит тебе лодырничать и завлекать в свои сети хорошеньких сестричек. Здесь серьезное дело, а не шуры-муры.

– Сестра Китинг была последней, кто видел его живым, – сообщил Аткинс.

– Когда это произошло? – обратился следователь к медсестре.

– Примерно в половине пятого, – ответила та.

– Сестра Китинг, можно мне поговорить с вами наедине? – спросил Киндерман. – Простите, но это необходимо.

Она кивнула и вытерла нос платком.

Киндерман указал на кабинет с застекленными дверьми, расположенный неподалеку от дежурного поста:

– Может, там?

Девушка снова кивнула. Киндерман последовал за ней в кабинет. Здесь стоял небольшой столик, два стула, все стены были сплошь увешаны книжными полками, на которых теснились всевозможные папки и документы. Следователь жестом предложил девушке сесть и закрыл дверь. Сквозь стекло он заметил, что Аткинс не сводит с них взгляда.

– Итак, вы видели отца Дайера где-то в половине пятого, – сказал он.

– Да.

– И где вы его видели?

– В палате.

– А что вы там делали?

– Ну, я вернулась, чтобы сообщить ему, что не нашла вина.

– Я не ошибся, вы сказали «вина»? _ Да. Незадолго до этого он вызвал меня и попросил немного хлеба и вина.

– Это что, было нужно ему для мессы?

– Да, именно так, – подхватила медсестра. Слегка покраснев, она неуверенно пожала плечами. – Видите ли, кое-кто из наших врачей... В общем, иногда у них бывает спиртное.

– Понимаю.

– Я заглянула туда, где они обычно его прячут, – объяснила девушка. – А потом вернулась и сказала, что, к сожалению, мне ничего не удалось найти. Но хлеб я ему передала.

– И что же он вам сказал?

– Не помню.

– А когда вы дежурите, мисс Китинг?

– С десяти вечера до шести утра.

– Каждую ночь?

– Нет, только когда работаю.

– А по каким дням вы работаете?

– Начиная со вторника и до субботы, – ответила она.

– А до этого отец Дайер когда-нибудь служил мессу?

– Не знаю.

– Но раньше-то он никогда не просил вина и хлеба?

– Никогда.

– Он не говорил вам, почему именно в тот день собирался это сделать?

– Нет.

– Когда вы сообщили, что вина нет, он что-нибудь ответил?

– Да.

– И что же он ответил, мисс Китинг?

Медсестра вновь скомкала носовой платок и, взяв себя в руки, попыталась сосредоточиться.

– Он спросил меня: «Вы его выпили?» – Голос у девушки задрожал, и она сморщилась от страшного горя. – Он всегда шутил, – добавила она, а потом отвернулась и снова заплакала. Киндерман разглядел на одной из полок коробку с салфетками и, выдернув сразу несколько штук, сунул их девушке в руку, потому что ее собственный платочек представлял собой мокрый бесформенный комок.

– Спасибо, – поблагодарила медсестра. Киндерман терпеливо ждал. – Простите, – еле слышно пробормотала она.

– Ничего страшного. И больше отец Дайер вам ничего не говорил?

Медсестра отрицательно покачала головой.

– А когда вы увидели его в следующий раз?

– Когда нашла его.

– Когда это произошло?

– Примерно без десяти шесть.

– Скажите, в промежутке между половиной пятого и пятью пятидесятью никто не заходил в палату к Дайеру?

– Нет, я никого не видела.

– И никто не выходил от него?

– Нет.

– Все это время вы находились в кабинете напротив его палаты?

– Да, я составляла отчет о дежурстве.

– И вы постоянно находились здесь?

– Да, за исключением, конечно, нескольких минут, когда я занималась некоторыми пациентами.

– Сколько времени у вас на это ушло?

– Ну, не более двух минут на каждого, наверное.

– В каких палатах вы были?

– Четыреста семнадцать, девятнадцать и одиннадцать.

– Значит, вы отлучались с поста три раза?

– Нет, только дважды, потому что два укола я сделала за один раз.

– А когда вы их делали?

– Кодеин мистеру Болгеру и мисс Райан – без четверти пять, а мисс Фрейц из четыреста одиннадцатой палаты – гепарин и декстран – примерно через час после этого.

– Скажите, эти палаты в том же коридоре, что и палата отца Дайера?

– Нет, они за углом.

– А вот если бы неизвестный вздумал проникнуть в палату отца Дайера без четверти пять и через час вышел бы оттуда, вы не заметили бы этого?

– Не заметила бы.

– Скажите, а уколы вы всегда делаете именно в это время?

– Нет, гепарин и декстран для мисс Фрейц – новое предписание. Я вычитала его в истории болезни только вчера.

– А кто назначил эти уколы? Вы не могли бы вспомнить?

– Доктор Амфортас.

– Вы уверены? Может быть, стоит проверить?

– Нет, я хорошо помню это.

– Почему?

– Потому что это несколько странно. Обычно этим занимаются другие. Но, видимо, доктор заинтересовался пациенткой.

Следователь опешил:

– Но, насколько мне известно, доктор Амфортас больше не лечит больных.

– Совершенно верно. Вчера он выходил на работу в последний раз.

– И он посещал эту девушку?

– Да, но это вполне естественно. Он часто к ней заходит.

– Ночью? – Китинг кивнула.

– Да, девушка страдает бессонницей. Как, впрочем, и он сам.

– Почему? То есть, я хотел спросить, почему вы так решили?

– Последнее время он то и дело неожиданно появлялся среди ночи и подолгу болтал со мной о всякой ерунде или же просто слонялся по коридорам. За глаза мы окрестили его «Призраком».