Легион - Блэтти Уильям Питер. Страница 51

В этом-то весь секрет. Это и есть моя цель. Я просто счастлив, что нам удалось так мило поболтать.

– "Близнец" умер, – вставил Киндерман. Подсолнух бросил на него взгляд, полный ненависти.

– Я жив, – прошипел он. – И продолжаю существовать. Позаботься, чтобы и все остальные узнали об этом, иначе мне придется наказать тебя, толстяк.

– И как же вы накажете меня? Неожиданно Подсолнух перешел на дружелюбный тон.

– Танцы – это такое наслаждение. Ты любишь танцевать?

– Если вы – «Близнец», докажите это, – потребовал Киндерман.

– Снова? Да я, черт побери, уже все доказательства тебе представил, – проскрипел Подсолнух и начал яростно вращать глазами.

– Не может быть, чтобы это вы убили священников и мальчика.

– Я.

– Как фамилия мальчика?

– Того черномазого ублюдка? Кинтри.

– Как же вам удалось выбраться отсюда, чтобы совершить убийства?

– Меня иногда выпускают, – признался Подсолнух.

– Что?

– Меня выпускают. С меня снимают смирительную рубашку, открывают дверь и выпускают побродить по улицам. И врачи, и сестры. Они со мной заодно. Иногда я приношу им пиццу или воскресный экземплярчик «Вашингтон Пост». В другой раз они просят меня попеть им немного. Я хорошо пою. – Томми запрокинул голову и затянул оперную арию высоким безупречным фальцетом. Когда он, наконец, закончил, Киндерман почувствовал, как страх вновь заползает в его душу.

Подсолнух довольно ухмыльнулся:

– Ну, понравилось? По-моему, совсем неплохо. Как ты считаешь? Мой талант так многогранен! Жизнь – это сплошное развлечение. Жизнь прекрасна, я бы сказал. Для некоторых. А вот бедняге Дайеру не повезло.

Киндерман застыл на месте.

– Ты же знаешь, что это я убил его, – спокойно продолжал Подсолнух. – Довольно занятно и непросто, но все же у меня получилось. Сначала немного сукцинилхолина, чтобы не отвлекали никакие посторонние шумы, затем в вену вставляется трехфутовый катетер. Какую вену лучше выбрать – уже дело вкуса, правда? Потом трубочка должна подойти прямо к аорте. А еще надо поднять ему ноги, чтобы выкачать всю кровь из конечностей. Ювелирная работа! Конечно, в теле, возможно, и осталось чуточку крови, но это уже не так важно. Главное, что общий эффект потряс всех, а ведь именно это и ценится в конечном итоге, верно?

Киндерман не мог выговорить ни слова.

Подсолнух засмеялся.

– Ну конечно же. Это ведь своего рода шоу-бизнес, лейтенант. Самое главное – произвести впечатление Сила эффекта. Не пролить ни одной капельки, а? Я бы сказал, это явилось моим шедевром. Но, естественно, этого-то никто не оценил. Правильно говорят, не мечите бисер перед...

Подсолнух не закончил фразу. Киндерман вскочил со стула и, метнувшись к кровати, что есть силы врезал безумцу по лицу тыльной стороной ладони. Лейтенант дрожал с ног до головы и угрожающе склонился над больным. Из носа и уголков рта Томми закапала кровь. Он злобно уставился на Киндермана и произнес:

– Ага, некоторые на галерке пытаются освистать меня. Понятно. Это прекрасно. Да-да, все в порядке. Я же понимаю. Я успел наскучить. Ну что ж, попробуем-ка тебя развеселить.

Киндерман ничего не мог понять. Слова Подсолнуха утратили смысл, веки вдруг сами собой начали слипаться. Голова его поникла, а губы еще продолжали что-то шептать. Киндерман нагнулся и прислушался, пытаясь разобрать, что же бормочет этот несчастный.

– Спокойной ночи, мыши... Маленькая мышка Эми. Лапочка... Спокойной ночи...

И тут случилось невероятное. Губы Подсолнуха все еще шевелились, и вдруг из его горла вырвался другой голос, тоже мужской, но гораздо моложе и выше. Казалось, что человек, которому принадлежал этот голос, кричит откуда-то издалека:

– Ос-стан-новите его! – заикался в отчаянии голос. – Н-не д-дайте ему...

– Эми, – снова прошептал Подсолнух.

– Н-нет! – надрывался далекий голос. – Д-Д-джеймс! Н-нет! Н-н-н...

Голос стих. Голова Подсолнуха упала на грудь, и он потерял сознание. Киндерман, охваченный ужасом, наблюдал, не понимая, что происходит.

– Подсолнух, – тихо позвал он. Но ответа не последовало.

Киндерман повернулся к двери. Он нажал кнопку вызова и покинул палату, ожидая, когда появится медсестра. Она тут же подбежала к следователю.

– Он потерял сознание, – сообщил Киндерман.

– Снова?

Киндерман задумался, а медсестра бросилась в палату. Когда она склонилась над Подсолнухом, лейтенант повернулся и быстро зашагал по коридору. У него защемило сердце, когда раздался громкий возглас медсестры:

– Боже мой, да у него нос сломан!

Киндерман поспешил к дежурному посту, где его поджидал Аткинс с какими-то бумагами, которые тот сразу же вручил лейтенанту.

– Стедман велел вам срочно передать, – пояснил сержант.

– Что это? – удивился Киндерман.

– Заключение патологоанатомов относительно трупа в гробу.

Киндерман сунул бумаги в карман.

– У палаты номер двенадцать должен неотлучно дежурить полицейский. Срочно. И передай ему, чтобы он не уходил вечером Я хочу переговорить с ним. Далее. Найди отца этого «Близнеца». Его зовут Карл Веннамун. Постарайся получить доступ к национальному компьютеру. Мне нужен этот человек здесь. Аткинс, займись этим сразу же. Это очень важно.

– Слушаюсь, сэр, – коротко бросил Аткинс и торопливым шагом удалился прочь.

Киндерман устало облокотился о стол и вытащил бумаги. Он бегло просмотрел их, а затем, вернувшись назад, перечитал одну из страниц. Написанное поразило его. Через некоторое время знакомо заскрипели подошвы. Киндерман поднял голову и увидел медсестру Спенсер. Девушка с укором смотрела на него.

– Вы его били? – спросила она.

– Можно мне поговорить с вами?

– Что у вас с рукой? – полюбопытствовала медсестра. – Смотрите-ка, она распухла.

– Ничего, пройдет, – заверил ее следователь. – Может быть, лучше поговорим у вас в кабинете?

– Заходите, – согласилась она. – А мне тут нужно кое-что достать. – Девушка направилась куда-то за угол. Киндерман вошел в маленький кабинет и сел за стол. Ожидая возвращения медсестры, он снова перечитал заключение. И без того потрясенный, теперь он находился в полном смятении.

– Ну-ка, давайте сюда свою руку. – Медсестра вернулась, захватив перевязочные материалы. Киндерман вытянул руку, и девушка, обложив ее марлевыми тампонами, туго забинтовала.

– Вы очень добры, – поблагодарил следователь.

– Ерунда.

– Когда я сообщил вам, что мистер Подсолнух потерял сознание, вы произнесли слово «снова»?

– Правда?

– Да.

– Верно, это и раньше с ним случалось. Следователь поморщился от боли в руке.

– Вот-вот, после драки может быть и больно, – назидательно проворчала сестра.

– А как часто с ним случаются такие приступы?

– Только на этой неделе. Если не ошибаюсь, первый раз это произошло в воскресенье.

– В воскресенье?

– По-моему, да, – задумалась Спенсер. – Потом на следующий же день. Если вам надо знать точное время. и могу заглянуть в историю болезни.

– Нет-нет, пока не надо. А дальше? – не унимался Киндерман.

– Ну... – Медсестра Спенсер выглядела смущенной. – В среду около четырех утра. То есть как раз перед тем, как обнаружили... – Девушка разволновалась и не смогла закончить фразу.

– Я вас понимаю, – подхватил Киндерман. – Вы очень чувствительны. И большое вам за это спасибо. Кстати, когда с ним это случалось, сон-то у него был нормальный?

– Наоборот, – возразила Спенсер, обрезая ножницами бинт и подклеивая кусочком пластыря его кончик. – Автономная система почти бездействовала: я имею в виду биение сердца, температуру и дыхание. Он как будто впадал в зимнюю спячку. И с мозгом творилось что-то невероятное. Мозг, наоборот, начинал лихорадочно работать.

Киндерман слушал, не перебивая.

– Это вам о чем-нибудь говорит? – поинтересовалась Спенсер.

– Вы не знаете, Подсолнуху никто не рассказывал о том, что случилось с отцом Дайером?