Четыре желания - Колфер Йон. Страница 18

— Неужели наш мальчик все еще верит в сказки?

Лоури хотел ей ответить резко, но вовремя прикусил язык. Он уже был так близко к цели, что не мог рисковать. Начни он разговаривать с самим собой, и его наверняка вышвырнут за двери, как сумасшедшего.

Мэг, давясь от смеха, продолжала сюсюкать.

— И мульти-пульти тоже не настоящие, сынок. Это просто такие картиночки, которые двигаются быстро-быстро.

Лоури попытался испепелить ее взглядом. В мире, в котором теперь существовала Мэг, взглядом и на самом деле можно было испепелить. Ядовито-оранжевый свет вырвался из глаз старика и ударил своим лучом прямо в голову Мэг.

— Ой! Прекрати немедленно!

— А ты перестань умничать, — прошипел Лоури, продолжая при этом старательно улыбаться.

Все зрители на шоу делились на три категории: седые, с голубыми волосами и вообще без волос. По аурам Мэг могла прочитать мысли каждого из них. Воспоминания о былой борьбе и боли утрат висели над их головами, перемешиваясь друг с другом, словно нарисованные разноцветным дымом картины. И тем не менее все они думали о любви. О любви и о семье. Почти каждая присутствовавшая душа хранила в себе воспоминание об утраченном драгоценном и любимом существе.

Приглашенный юморист как раз закончил рассказывать свои несмешные шутки и услышал поданную через наушник команду покинуть сцену. Тогда он начал хлопать в ладоши и верещать как полоумный. Публика в ответ захлопала, хотя верещать никто не стал — это ведь все-таки был не концерт «Boyzone».

— Нам пора, — прошептала Мэг.

Лоури вытер ладони новеньким шелковым носовым платком. Ладони были мокрыми, как две губки.

Отрыжка оскалился по-собачьи, продемонстрировав при этом частокол зубов.

— Это невозможно, — фыркнул он.

ВЕНИК переместился поближе к плечу мальчикопса.

— Отрицание очевидного — распространенная реакция умственно недоразвитых личностей на все, что превосходит их понимание. Равно как и еще суеверие. Все явления могут быть описаны математически. Даже Рай и Ад — всего лишь ряд пространственно-временных уравнений.

Отрыжка нахмурился:

— Ты законченный ботан, ШВАБРА.

— Меня зовут ВЕНИК

— Какая разница.

ВЕНИК мигнул, просматривая свой словарь.

— Гм: ботан, чудик, шляпа — личность, не способная к нормальному социальному общению.

— Слушай, заткнись и лучше смотри в ящик.

ВЕНИК с тихим жужжанием приблизился к экрану:

— Устаревшая технология. Даже не цифровая. Высокая чувствительность к помехам.

Отрыжка почувствовал, как его переполняет собачья ярость.

— Не неси чепухи! Лучше смотри на экран.

ВЕНИК включил увеличение на приборе, заменявшем ему органы зрения.

— Я вижу набор цветных точек, которые передаются в определенном порядке для того, чтобы создать иллюзию...

— Заткнись! — взвыл Отрыжка, вскакивая на ноги. — Заткнись! Заткнись!! Заткнись!!! Гав! Гав! Рррр!!!

ВЕНИК наградил за это мальчикопса небольшим электрическим разрядом в мозг — отчасти по необходимости, отчасти потому, что не смог отказать себе в этом удовольствии.

— Ну что, теперь мы в состоянии беседовать как разумные существа?

— Афф.

— Будем считать это утвердительным ответом. Итак, что вы хотели мне сказать, завывая, словно питекантроп.

Отрыжка почесал дымящийся клок меха у себя за ухом:

— Гляди. Это он. Там, на экране.

Линзы векторного навигатора снова повернулись к телевизору.

— Ты прав. Совпадение с вероятностью восемьдесят девять процентов.

— Он малость изменился. Не такой жалкий.

ВЕНИК погрузил ухоженную ручку с отполированными ноготками в глубь экрана. Волны красных искр пробежали по экрану, полностью разрушив картинку.

— Что ты затеял? Это же... ну, как ты это называл? Типа, как в рассказах про Шерлока Холмса... вспомнил, ключ!

ВЕНИК мигнул, поток пульсирующего света возник внутри его конечности и устремился в телевизор.

— Я установил источник сигнала, — заявил он торжественно. — Передача ведется в реальном времени. В настоящий момент я посылаю данные для обработки в мэйнфрейм Хозяина.

Отрыжка почувствовал, как слюнные железы под его напрягшейся челюстью заработали на полную мощность. Жажда крови переполняла его. Все-таки собачья жизнь — это не так уж и плохо.

— Когда мы туда попадем? — прорычал он голосом, в котором уже не оставалось почти ничего человеческого.

— Поглядите вокруг, кретин, — пробурчал ВЕНИК — Мы уже «там».

Цецилия Вард выплыла на сцену, и старина Лоури чуть не свалился с сиденья от восторга. Двести пар старых коленей болезненно хрустнули в унисон, когда зрители поднялись, чтобы приветствовать телезвезду стоячей овацией.

— Отлично, Лоури. Ну и что мы будем делать теперь?

Маккол смахнул каплю пота с ресницы.

— Что мы будем делать? Как что? Целовать Цецилию.

— Вот так вот просто подойдем и поцелуем?

— Ну...

— Господи, неужели ты ничего не продумал заранее?

На рубашке Лоури начали проступать темные влажные пятна.

— Слушай, я никогда прежде ничем подобным не занимался. Я думал, ты мне подскажешь, что нужно делать.

— Ты что думаешь, это мне надо ее целовать? С меня хватило и того, что приходилось целовать мою собственную бабушку.

— Нет уж, даже и не мечтай — если кто здесь будет целоваться, так это я.

— Кто бы сомневался.

— Кто бы только попробовал!

— Ну и отлично.

— Прекрасно. Когда я скажу, ты возьмешься за дело. Доставь мои старые кости на сцену, а уж я сделаю все остальное.

Мэг кивнула.

— Ладно. А теперь перестань разговаривать сам с собой, все уже садятся.

Цецилия успокоила зрителей одним элегантным жестом. Это была очень красивая и высокая пожилая женщина с копной стального цвета волос и большими карими глазами. Неудивительно, что Лоури не мог забыть ее всю жизнь.

— Вечер добрый, дорогие друзья, — сказала Цецилия и заговорщически подмигнула зрителям. — Мне приходится делать вид, что сейчас у нас вечер ради тех, кто будет смотреть повтор этой программы в субботу вечером.

Это была дежурная шутка в духе Вард. Редактор наверняка не станет вырезать ее, а оставит в обоих выпусках передачи. Публика одобрительно засмеялась, забыв на время все свои волнения и заботы.

— Наша передача этим вечером будет посвящена теме, к которой мы вновь и вновь возвращаемся: к теме потерянной любви.

Лоури чуть не подскочил в кресле. Его кожные железы источали целые водопады пота.

— Потерянная любовь? — усмехнулась Мэг. — Ну и ну.

— О нет! — простонал Лоури. — Это уж чересчур. Я этого просто не выдержу.

Озабоченная соседка потянула Лоури за рукав:

— Вам нехорошо, голубчик?

Лоури чувствовал себя так, словно кто-то накачивал его череп автомобильным насосом.

— Не беспокойтесь. Спасибо. Все хорошо. Здесь просто очень душно.

Он поднялся на нетвердых ногах, внезапно чувствуя, что со стороны он должен представлять потешное зрелище. Новый костюм. Поцеловать Цецилию. Что он вообще о себе вообразил?

— Куда это ты собрался?

— Домой. Домой. Туда, где мне самое место!

Мэг парила у Маккола под самым носом.

— Нет! Ты не посмеешь! После всего, что нам удалось преодолеть!

— Прочь с дороги!

Разумеется, диалог этот проходил посреди прохода, идущего к сцене. Со всех сторон на Маккола уже недовольно смотрели.

— Сядь на место!

— Не сяду.

— Ну и что ты собираешься сделать? Забиться в свою нору и там сдохнуть?

Кровь стучала Лоури в виски, заглушая все его мысли.

— Да! — закричал он, заглушая этот неумолчный грохот. — Я забьюсь в свою нору и там сдохну.

Подобное заявление, да еще произнесенное громко, окончательно привлекло к Лоури всеобщее внимание. В павильоне воцарилась мертвая тишина. Даже операторы на мгновение перестали жевать жевательную резинку.

Цецилия Вард, приставила к глазам ладонь, пытаясь разглядеть за светом прожекторов, что происходит в зале.