Серебряные коньки (с илл.) - Додж Мери Мейп. Страница 26

– Он говорит, что мы в двух трубках от Лейдена. Почти все лодочники здесь, на канале, измеряют расстояние временем, которое тратят на курение одной трубки.

– Какая нелепость!

– Слушай, Бенджамин Добс… – парировал Ламберт, неизвестно почему возмущенный спокойной улыбкой Бена, – слушай, у тебя привычка называть почти все, что ты видишь по сию сторону Немецкого моря, «нелепым». Тебе, может быть, нравится это слово, но оно не нравится мне. Уж если говорить о нелепостях, вспомни один ваш английский обычай: когда лондонский лорд-мэр вступает в должность, он считает гвозди на лошадиной подкове, чтобы показать свою ученость.

– Кто тебе сказал, что у нас есть такой обычай?! – воскликнул Бен, и лицо его тотчас же сделалось серьезным.

– Я это знаю, вот и все… Никто мне не говорил, и говорить незачем: об этом написано во многих книгах, и это правда. Меня удивляет, – продолжал Ламберт с невольным смехом, – что ты пребываешь в блаженном неведении тех нелепостей, каких много на твоем участке географической карты.

– Хм! – фыркнул Бен, удерживаясь от улыбки. – Когда я вернусь домой, я наведу справки об этом обычае. Тут, наверное, что-нибудь да не так… У-у-у-у, как быстро мы несемся! Ну и прелесть!

Чудесное это было плавание или поездка – не знаю, как правильнее назвать. Пожалуй, лучше всего сказать «полет», ведь мальчики чувствовали себя примерно так, как Синдбад [36], когда он, привязанный к лапам птицы Рох, мчался в облаках, или как Беллерофонт [37], когда он несся в воздухе на спине своего крылатого коня Пегаса. Но все равно – «плыли» они, «ехали» или «летели» – все окружающее мчалось мимо них назад, и не успели они хорошенько передохнуть, как сам Лейден с его островерхими крышами уже понесся им навстречу.

Когда впереди показался город, пришлось будить спящего. Этот трудный подвиг все-таки как-то удалось совершить. И тут предсказание Питера исполнилось: к Якобу вернулись и силы, и прекрасное настроение.

Шкипер слабо сопротивлялся, когда Питер, горячо благодаря его, попытался сунуть несколько серебряных монет в его жесткую коричневую ладонь.

– Видите ли, молодой человек, – сказал он, отдернув руку, – одно дело заниматься извозом, другое – оказать любезность.

– Я знаю, – сказал Питер, – но ваши сыновья и дочки будут просить сластей, когда вы вернетесь домой, так купите им конфет во имя святого Николааса.

Шкипер усмехнулся:

– Что правда, то правда! Ребятишек у меня целая куча, хватит всю лодку загрузить. Вы мастер угадывать!

И узловатая рука протянулась вперед, как будто невольно, но – ладонью кверху. Питер поспешно положил в нее монеты и отошел.

Вскоре парус поник. Заскрежетал тормоз, рассыпая вокруг лодки целую кучу ледяной пыли.

– До свиданья, шкипер! – кричали мальчики, забирая свои коньки и по одному соскакивая с палубы. – Большое вам спасибо!..

– До свиданья! До сви… Стойте! Эй! Стойте! Отдайте мой плащ!

Бен осторожно помогал Якобу перелезть через борт.

– Что он кричит, этот человек?.. Ах, понимаю: у тебя на плечах его плащ.

– Это верно, – ответил Якоб по-английски и, соскакивая с лодки, споткнулся о раму на полозьях. – Вот отчего ему так тяжело.

– Ты хочешь сказать, тебе тяжело, Поот?

– Ну да, тебе тяжело… это верно, – не поняв, ответил Якоб, выпутываясь из широкого плаща. – Вот, передай прямо ему и скажи – я очень благодарю за это.

– Вперед! В гостиницу! – крикнул Питер, когда они вошли в город. – Поторопитесь, ребятки!

Глава XXI

Мейнхеер Клееф и его меню

Вскоре мальчики отыскали неподалеку от Бреедестраат (Широкой улицы) скромную гостиницу со львом, аляповато написанным красками над входной дверью. Гостиница называлась «Рооде леу», то есть «Красный лев», и ее содержал некий Хёйгенс Клееф, толстый голландец с короткими ногтями и длинной трубкой во рту.

К тому времени мальчики уже успели жестоко проголодаться. Завтрак в Хаарлеме только раздразнил их аппетит, разыгравшийся еще больше от бега и быстрой езды на буере по каналу.

– Ну, хозяин, подавайте-ка нам, что у вас есть! – воскликнул Питер, напустив на себя важный вид.

– Я могу подать вам все, что угодно… все, что пожелаете, – ответил мейнхеер Клееф, кланяясь с трудом.

– Ладно. Дайте нам колбасы и пудинг.

– Ах, мейнхеер, колбаса вся вышла! Пудинга нету.

– Ну, так подайте винегрет из селедки с мясом, да побольше.

– И винегрет весь вышел, молодой господин.

– Тогда яиц, да поживее!

– Зимние яйца очень плохая еда, – ответил хозяин гостиницы, сложив губы трубочкой и подняв брови.

– И яиц нет? В таком случае дайте икры.

Голландец поднял пухлые руки к небу:

– Икры? Да ведь она на вес золота! Кто же тут продает икру?

Питер не раз ел икру дома. Он знал, что ее добывают из осетра и других крупных рыб, но не имел понятия о том, сколько она стоит.

– Ну, хозяин, что же у вас тогда есть?

– Что у меня есть? Всё. Ржаной хлеб, кислая капуста, картофельный салат и самые жирные селедки в Лейдене.

– Что скажете, ребята? – спросил капитан. – Подойдет?

– Да! – заорали изголодавшиеся юнцы. – Только поскорее!

Мейнхеер Клееф двигался как во сне, но вскоре широко раскрыл глаза, увидев, с какой чудодейственной быстротой исчезают его селедки. Затем появились или, точнее, исчезли картофельный салат, ржаной хлеб и кофе; за ними последовали утрехтская вода, смешанная с апельсиновым соком, и, наконец, ломтики сухой имбирной коврижки. Этот последний деликатес не входил в состав обычного меню, но мейнхеер Клееф, доведенный до крайности, торжественно извлек его из своих личных запасов и только тупо моргнул глазами, когда прожорливые юные путешественники встали, заявляя, что теперь наелись.

«Наелись… надо думать!» – воскликнул про себя хозяин, но его гладкое лицо ничего не выразило.

Тихонько потирая руки, он спросил:

– Вашим благородиям потребуются постели?

– «Вашим благородиям потребуются постели»! – передразнил его Карл. – Что вы хотите этим сказать? Разве у нас сонный вид?

– Вовсе нет, сударь, но я приказал бы проветрить и согреть их. В «Красном льве» никто не спит под сырыми простынями.

– А, понимаю… Мы сюда вернемся ночевать, да, капитан?

Питер привык к более удобным помещениям, но сейчас все ему казалось приятным.

– Почему же нет? – ответил он. – Здесь мы будем прекрасно питаться.

– Ваше благородие изволит говорить истинную правду, – проговорил хозяин с величайшей почтительностью.

– Как приятно, когда тебя называют «ваше благородие»! – со смехом сказал Людвиг Ламберту.

А Питер ответил:

– Ну что ж, хозяин, приготовьте для нас комнаты к девяти.

– У меня прекрасная комната с тремя кроватями, и на них поместятся все ваши благородия, – вкрадчиво проговорил мейнхеер Клееф.

– Ладно.

– Фью! – свистнул Карл, когда они вышли на улицу.

Людвиг вздрогнул:

– Чего это ты?

– Ничего… только мейнхеер Клееф, хозяин «Красного льва», и не подозревает, какой сумбур мы устроим в этой самой комнате нынче вечером. То-то полетят у нас и подушки, и валики!

– Смирно! – крикнул капитан. – Вот что, ребята, я до вечера должен отыскать знаменитого доктора Букмана. Если он в Лейдене, найти его будет нетрудно, так как он всегда останавливается в гостинице «Золотой орел»… Удивляюсь, почему вы все сразу же не улеглись спать! Но раз уж вы не спите, то как скажете – не пойти ли вам с Беном в музей или в Стадхейс?

– Согласны, – сказали Людвиг и Ламберт.

А Якоб предпочел пойти вместе с Питером.

Тщетно уговаривал его Бен остаться в гостинице и отдохнуть. Якоб заявил, что чувствует себя чудесно и непременно хочет посмотреть город, так как это его «первый приезд в Лейден», добавил он по-английски.

– Это ему не повредит, – сказал Ламберт. – Какой нынче был длинный день… и как замечательно мы покатались! Даже не верится, что мы вышли из Брука только сегодня утром.