Опалы Нефертити - Бобев Петр. Страница 42
— Вот видишь! И вот я перед тобой! А мне снилось, что я лежу связанный. А душа моя хочет вернуться в Бибулмун — Страну материнской груди, где зарыты чуринги племени, где обитают души тотемов. Потому что вдали от Бибул-муна ее ждет вечное одиночество среди злых, враждебных духов. Снилось мне, что сын мой, Баданга, освобождает меня и позволяет вернуться в страну тотемов.
Эхенуфер смотрел на него, смущенный и нерешительный.
— Чего ты еще ждешь! — подстегнул его Крум. — Почему не развяжешь отца своего, чтобы его душа вернулась успокоенная в Бибулмун? Или хочешь, чтобы я тебя мучил во сне всю твою жизнь?
Словно очнувшись ото сна, чернокожий наклонился и дрожащими руками развязал тугие узлы. Снял веревки и помог Круму встать.
— Выведи меня наружу, сын мой! — произнес Крум. — Покажи мне дорогу в Бибулмун, чтобы я не мучил тебя во сне!
Эхенуфер открыл дверь и послушно повел его по коридору, освещая путь догорающим фжелом.
— Сейчас мы пойдем к белой женщине! — приказал ему Крум.
Чернокожий отпрянул в сторону.
— Нельзя! Фараон лишит меня блаженства!
— Ты должен слушаться своего отца! Отведи меня к Нефертити!
— Нет, нет! Фараон лишит меня...
— Черт бы его побрал, твоего фараона! — взорвался Крум. — О каком блаженстве ты бредишь?
— Он дает нам божественное питье, которое пьют только «ир-мунен», боги с головами животных. Поэтому они бессмертны и всемогущи.
— А что это за питье?
— Божественное! Выпив его, человек может летать, становится легче духа. И ему становится хорошо-хорошо! Ничего не болит, ничто не мучит его. Он путешествует по стране блаженства, куда отправляются наши души после смерти, только если мы слушаемся фараона. Неповиновение грозит гибелью тела и души, утратой блаженства.
Крум быстро соображал. Чем мог подчинить их себе этот черный маньяк? Может, морфием? Или опиумом? Опиум добывать легче.
— Я — дух! — настойчиво повторил он. — Сильнее вашего фараона. Я — волшебник. Я все могу. Могу выпустить из него кровь, и он будет думать, что с ним все в порядке, хотя и будет обречен на быструю смерть.
«Не перебарщиваю ли я?» — мелькнуло у него в голове.
Но нет. По понятиям аборигенов, он не преувеличивал. Эхенуфер смотрел на него доверчиво, без тени подозрения. Потому что он знал и это, знал, что существуют такие всесильные волшебники. Одним взглядом они могут лишить тебя сознания. Он затрепетал. Что из того, что Крум был ему «отцом»? Колдун, даже если он отец, требует послушания.
— Веди меня к белой женщине! — приказал Крум. И несчастный, посерев от страха, пошел впереди. Вдруг в темноте впереди раздался голос:
— Ни шагу вперед! Буду стрелять!
Еще не видя того, кто кричал, Крум узнал его по голосу.
— Буду стрелять! — повторил Том Риджер.
Не отвечая, Крум прижался к стене и погасил факел. Он лихорадочно думал, что же ему делать.
Опершись спиной о каменную плиту, которая перегородила коридор, Том быстро заговорил:
— Димов, мы всегда были с тобой друзьями!
Крум не отвечал. Он боялся голосом выдать свое местоположение, самому вызвать на себя огонь. Инспектор был способен на такое коварство.
— Я сохранил чек, — продолжал Том. — Не выдал тебя. Ты знаешь это. Если бы не проклятый случай! Этот идиот Скорпиончик, который от страха выстрелил в меня!
Крум продолжал молчать.
— Давай договоримся! Что для тебя Скорпиончик? Вдвоем с тобой мы сможем разогнать этот черный сброд. Можем захватить опалы. Если ты согласен, можешь считать себя уже миллионером.
Наконец он замолчал. Решил выждать, чтобы узнать, чего он достиг своими доводами и своей искренностью. И спросил:
— Говори же, ты согласен?
Крум Димов с отвращением произнес:
— С убийцами компанию не вожу! Я поклялся надеть на тебя наручники и сделаю это. Не зря я ношу их с собой в кармане.
В то же мгновение он отскочил в сторону, потому что знал, что за этим последует. И действительно, раздался выстрел. Как обычно, Том Риджер и на этот раз не попал в цель. Но Эхенуфер не выдержал. Его нервы, напряженные до предела, не выдержали. Он взревел, как зверь, и бросился бежать.
Крум всегда был медлительным. Прежде чем он сообразил, что ему делать, Том уже бежал к выходу из коридора, где какой-то неясный свет освещал крутую каменную лестницу. Но, уже стоя на первой ступеньке лестницы, беглец вдруг отпрянул назад; сверху на него набросились несколько чернокожих, которые повалили его на пол и быстро связали веревками.
Изумленный всем, что произошло, неожиданным провалом так хорошо подготовленного плана, Крум прижался к стене в самом темном углу. И замер.
Опустив каменную плиту,
преградившую путь Тому Риджеру, Эхнатон понял, что так ему не удастся уберечь свой дворец от разрушения. Постройка была старой, залы и коридоры были выдолблены в выветрившейся скале, потрескавшейся, разрушавшейся от времени, холода и жары, ветров и землетрясений. Если взорвется порох, содрогнется вся гора. И нельзя заранее сказать, что будет разрушено, а что уцелеет.
А прямо под сокровищницей находилась комната, в которой была заперта Нефертити! Нефертити погибнет первой!
Он принял решение мгновенно. Принял его не раздумывая, неосознанно поддавшись первому порыву. По потайной лестнице он бросился вниз, столкнулся с бегущим Гурмалулу, которого даже не заметил, и остановился, запыхавшись, перед железным ящиком, заряженным смертью. Он надеялся только оборвать фитиль.
Глаза его округлились от ужаса. Он увидел, что фитиль уже догорал. Искра скользнула в ящичек. Каждое мгновение смерть могла вырваться, уничтожить старую постройку, засыпать все камнями и пылью.
А в нижнем зале находилась Нефертити!
Ни одной другой мысли не осталось в его больном сознании — ни о Белой гибели, ни о насекомых, ни о его «великом благоденствии», ни о дворце, ни о рабах, ни о собственной его жизни.
Только о Нефертити!
Инстинктивно, не раздумывая, потому что не было времени даже подумать, он схватил страшный груз и помчался с ним прямо к площадке над каньоном. Он бежал и чувствовал, что каждый шаг может стать последним, что в следующую секунду вместе с его телом на воздух взлетит весь его дворец.
Но вместе с тем с каждым его шагом смерть отдалялась от Нефертити!
Вот и выход! Еще шагов десять, не больше! Он выбежал наружу, наклонился над пропастью и бросил туда свой смертоносный груз.
Не успел он перевести дух после страшного напряжения, как «мина» взорвалась. Взрывом его отбросило назад, в туннель, и ударило о каменную стену. Что-то у него внутри хрустнуло, словно оборвалось. Страшная боль пронзила его. Он почувствовал, что еще немного — и он потеряет сознание. Но ему удалось овлалеть собой. Он попробовал подняться, пополз, потом поднялся, цепляясь за стену.
А весь дворец, словно только и ожидавший этого толчка, начал рушиться. Отовсюду раздавался скрип, каменные стены растрескивались, обломки падали рядом с ним каменным градом, заваливая дорогу, угрожая раздавить его.
Внезапно в пяти шагах перед ним пол разошелся, и отколовшиеся по краям трещины огромные куски с грохотом обрушились в бездну. Напрягаясь из последних сил, Эхнатон начал пробираться вперед, прижимаясь к стенам, которые дрожали, трескались, гудели. Впереди и позади него обрушивались каменные глыбы. Он чуть ли не ползком пробирался среди них. С губ его сочилась кровь, легкие с трудом втягивали воздух, перед глазами мелькали огненные пятна. Но он все же шел вперед, не падая, не теряя сознания.
Потому что внизу была Нефертити, запертая в своей комнате!
Все так же качаясь, почти совсем выбившись из сил, Эхнатон спустился по лестнице, дотащился до двери и последним усилием отодвинул засов. Дверь отошла в сторону, и он рухнул в комнату. Мария стояла посреди зала. Взгляд ее все еще блуждал после полученной дозы опиума.
— Нефертити! — прошептал окровавленными губами Эхнатон. — Беги, Нефертити! Дворец рушится. Беги!