По законам войны - Титаренко Евгений Максимович. Страница 24

Штурмбанфюрер перевел его ответ. Морской офицер опять что-то сказал, глядя на Тимку.

— Командир говорит, что, поскольку его корабль будет сейчас принимать груз, нельзя пока выходить на ют, чтобы не мешать работе, — перевел штурмбанфюрер. — Ты разбираешься в морской терминологии?

— Да, конечно, — ответил Тимка.

— Тогда все в порядке! — бодро сказал штурмбанфюрер и жестом подозвал к себе какого-то сержанта или капрала — немецких званий Тимка не знал. — Сейчас вам покажут вашу каюту. Можешь любоваться морем, можешь отдыхать, можешь есть конфеты — словом, можешь заниматься чем угодно. — И он отошел, предоставив Шавырина и Тимку в распоряжение моряка.

Тот показал им вдоль шкафута, [12] предлагая следовать за ним. У этого немца на верхней губе, под носом, было черное родимое пятно, как блямба. Со стороны это делало его очень похожим на Гитлера.

Катер тем временем отчалил, и матросы убрали трап.

ПЛЕННЫЕ ИЛИ ГОСТИ!

Тимка боялся, что их поселят в одном из матросских кубриков. Но сопровождающий лишь провел их через носовой, матросский, люк и двинулся по коридору к офицерским каютам.

Встречные матросы удивленно приостанавливались, увидев Шавырина, о чем-то спрашивали сопровождающего, тот отвечал сдержанно.

Асина мать правильно говорила, что надо изучать язык с детства. Насколько легче было бы Тимке, знай он, что говорят немцы.

Теперь он все внимание сосредоточил на окружающей обстановке, запоминая на всякий случай, как его наставляли, каждую мелочь, каждый поворот, каждую дверь. Не угадаешь, что тебе пригодится в дальнейшем. И он присматривался ко всем уже в машине, когда их забрали немцы, потом в тюрьме, в кабинете штурмбанфюрера, на его мнимой квартире… Фотографию хозяина он, между прочим, заметил раньше, чем Шавырин надумал показать ее. И что тумбочка — это сейф, заметил…

На верхнюю палубу со средней было четыре выхода: носовой, иногда называемый в русском флоте матросским, кормовой, что вел на палубу где-то за орудийной башней, и, кроме того, было два выхода на шкафуты — один против другого. Оба оказались задраенными, но изнутри, так что при необходимости их можно было открыть.

Сопровождающий с черной блямбой под носом распахнул для них дверь каюты слева, за поворотом, в подозрительной близости от выхода на левый шкафут. Тимка сразу определил это как приглашение воспользоваться левым выходом и решил, что пользоваться им, конечно, нельзя… Ему продолжали подсовывать открытые сейфы.

Немец что-то лопотнул по-своему и удалился.

В каюте было два удобных рундука, на которых предстояло спать, два шкафчика для одежды в переборке, что отделяла каюту от коридора, между рундуками — небольшой столик с настольной лампой. За круглым иллюминатором под грязно-серыми облаками шумело серое море.

Тимка уселся на рундук и подпрыгнул на нем для пробы.

Шавырин тяжело опустился напротив.

Через иллюминатор можно было протиснуться наружу, но, когда Тимка попробовал открыть его, иллюминатор не поддался.

— Опять хочешь бежать? — спросил Шавырин.

— Пока нет, — сказал Тимка. — Вы бегайте, если хочется…

Он открыл рундук, в котором был аккуратно свернутый матрац, постельное белье, одеяло, подушка. А кроме того, спасательный жилет и пробковый пояс. В шкафчике висело чистое полотенце.

Каюта Тимке понравилась. Водрузив на стол коробку конфет, он открыл ее и одну конфету сунул в рот, а две, на запас, в карман. Кажется, они были с ромом. Это немножко портило вкус шоколада.

— Угощайтесь, — предложил Тимка Шавырину. — А я пойду наверх.

Шавырин поймал его, когда он хотел шмыгнуть за дверь.

— Погоди! Куда ты?

— На палубу! Вы что, не слышали? — удивленно ответил Тимка.

Шавырин поморщился!

— Мало ли что я слышал… Но мы все-таки пленные, а не гости.

— Что?! — оскорбился Тимка. — Пленным я был только раз, когда с вами попал! А теперь в жизни не буду! В случае чего — сразу убегу! А нет — так махну головой в море: вы не знаете, как я плаваю!

— Ладно, ладно… — опять настраиваясь на дружеский тон, проговорил Шавырин. — Плавать ты, может, и хорошо плаваешь… да не в открытом море, не при шторме. Я говорю: если к нам хорошо относятся — чего нарываться лишний раз?

— А я не нарываюсь! — возразил Тимка. — Мне сказали, что везде можно лазить, кроме юта; пойду на мостик!

— А я что — за тобой буду шлендать?! — не выдержал Шавырин.

— А вам зачем? — опять удивился Тимка. — Сидите здесь! Что вы за мной, как маленький! Вон, угощайтесь конфетами! — И, не дожидаясь, что ответит Шавырин, Тимка вышел за дверь.

Похоже, — что Шавырин негромко выругался при этом.

Из четырех выходов Тимка решил пользоваться пока лишь носовым, сделав вид, что считает его единственно законным.

АРТИЛЛЕРИСТ МАКС

В коридоре никого не было. На палубе матросы не только не задерживали Тимку, но даже улыбались, приветливо подмигивали ему или занимались своим делом, как будто его нет поблизости. Так, видимо, проинструктировали их, пока Тимка выяснял с Шавыриным, кто они: пленные или гости. Он полюбовался торпедными аппаратами, развернутыми по-походному вдоль бортов, и уже хотел взобраться по вертикальному трапу фок-мачты наверх, когда его догнал сопровождающий с блямбой.

Он удержал Тимку за плечо и, показывая в улыбке все тридцать два зуба, протянул ему черную куртку. Где словами, где жестами объяснил, что это ему от офицера, с которым он прибыл на катере. Тимка поблагодарил.

Облака еще больше потемнели к этому времени, и холодный ветер усилился, так что кожаная куртка-реглан была сейчас очень кстати. Правда, она оказалась великоватой Тимке, но сопровождающий одобрительно хохотнул, похлопав его по спине: мол, ничего, сойдет! И опять убежал куда-то. А Тимка полез наверх мимо бронированной рубки. Что-то влекло его на пулеметный мостик, где размещались три орудия, хотя мысль, которая появилась у него при взгляде на этот мостик, ускользала. Надо было прояснить ее.

Стальную платформу вокруг мачты Тимка назвал «пулеметным мостиком» по аналогии. Однажды ему довелось побывать вместе с отцом на линкоре. А там мостик с очень похожими орудиями почему-то именовали пулеметным.

Никто не препятствовал его вторжению на боевые посты. А Тимка даже говорил всем «гутен таг» и шел дальше.

С тем же приветствием он появился и возле кормового орудия на мостике. Отозвался ему длинный, как мачта, немец с хитрыми зеленоватыми глазами, один из которых был постоянно прищурен, будто длинный все время целился во что-то.

— Гутен таг! — отозвался он. И добавил еще много слов, которых Тимка ни понять, ни запомнить не мог.

Другие матросы, что были у орудия, лишь поглядели на Тимку и криво усмехнулись при этом.

Он сделал вид, что не заметил усмешек. Длинный, похоже, исполнял обязанности командира орудия. Кроме него, здесь было еще четыре человека: два наводчика, горизонтальный и вертикальный, заряжающий и, наверное, стрелок, или стреляющий, — как он там называется, который выполняет команду «Огонь!». А может, пятый был здесь случайно. Артиллеристов прикрывал высокий бронированный щит.

Длинный поманил Тимку пальцем и что-то сказал, показывая на орудие. Потом ткнул себя кулаком в грудь:

— Макс!

— Тимка! — сказал Тимка и тоже ткнул себя кулаком в грудь.

Немец протянул ему большущую ручищу со следами йода на мизинце.

Тимка протянул свою, и знакомство состоялось. Артиллерист повел его вокруг орудия, к стволу, что высовывался из прорези в щите.

Только набрав ход, эсминец опять сбавил его, чтобы встретить военный транспорт, идущий навстречу под фашистским флагом. Транспорт походил на самоходную баржу и шел, очевидно, с тем самым грузом на борту, который должен был принять эсминец.

Длинный показал Тимке на море по правому борту и стал радостно объяснять что-то, показывая то на орудие, то на воду…