Соло для влюбленных. Певица - Бочарова Татьяна. Страница 49

Затем коридор, ведущий к артистическим, опустел, а из зала стали доноситься первые, еще нестройные звуки оркестра.

И наконец, в пустом, полутемном и тихом коридоре появился Лепехов. Он был во фраке, ослепительно белой рубашке и галстуке, повязанном с идеальной ровностью и симметричностью, но в лице его не осталось ни кровинки. Губы Лепехова были искусаны, руки тряслись. Он поочередно заглянул во все пять гримерок, расположенных одна за другой по коридору. Никто из певцов не удивился виду главрежа. Все знали: с Лепеховым так бывает перед каждой премьерой, особенно перед той, которая обещает наибольший успех. Мишка мог на репетициях кричать не своим голосом, выделывать немыслимые кульбиты своим угловатым телом, говорить самые льстивые комплименты, петь, плясать, что угодно. Но все это заканчивалось вместе с генеральной репетицией. А дальше глазам труппы представлялся некто бледный как смерть, бормочущий несвязный бред.

Как бы удачно ни прошла накануне генеральная репетиция, сколь лестными ни были бы отзывы о грядущем спектакле, бедный Мишка Лепехов перед премьерой полностью терял голову и самообладание. Труппа давно привыкла к этому и научилась не только самостоятельно настраиваться к выходу на сцену, но еще и поддерживать своего режиссера. Никто не думал презирать Лепехова за его малодушие – ведь волнение накануне премьер – его единственный недостаток. Во всем остальном он был удивительно цельным и сильным человеком, настоящим руководителем, умело и тактично воплощающим в жизнь свои замыслы.

Вообще же сегодня волновались все: и солисты, и оркестранты, и хор, и даже дирижер, сухощавый, высокий, никогда не улыбающийся человек с длинными, узловатыми пальцами и темным, непроницаемым лицом. Волновались даже рабочие сцены, ответственные за смену декораций, молодые, крепкие, веселые парни, больше всего любившие накачиваться пивом в буфете во время бесконечных репетиций.

Но это было волнение совершенно иного, чем у Лепехова, рода. Он уже выполнил свою функцию, и теперь от него не зависело ровным счетом ничего. А от них, этих людей, ставших сейчас единой, большой семьей, зависело все: успех оперы или ее провал.

Тот, кто хоть раз побывал за кулисами любого из театров, знает это особое, радостное, деятельное волнение. Именно оно объединяет всех людей творческих профессий, тех, кто по роду деятельности должен регулярно выходить на сцену, на суд многочисленной аудитории, будь то солист-исполнитель, пианист или скрипач, театральный актер или оперный певец.

Последнему особенно нелегко. Опера – тот удивительный жанр, в котором сплелись воедино два самых непосредственных вида искусства, музыка и театр. Монолог превращается здесь в арию, диалог – в дуэт, столкновения и конфликты между действующими лицами выливаются в терцеты, квартеты и другие многоголосные ансамбли. Нельзя, чтобы сел голос, прервалось дыхание. Нельзя отстать или вырваться чуть вперед – нить от происходящего на сцене в руках дирижера. Под его палочку играет оркестр и поют солисты.

…Выглянув на сцену перед самым началом спектакля и увидев заполненный зал, Лариса почувствовала, как моментально похолодели руки. Все ряды сверху донизу были заняты, люди стояли и сидели в проходах, по бокам и в центре зала операторы пристраивали телекамеры, попискивали еще не отключенные мобильники, шуршали обертками неврученные букеты. И весь этот шум моментально, точно по волшебству, стих, едва лишь раздались первые звуки музыки.

Мила оказалась права – героем дня сегодня был, безусловно, Глеб. Его появления публика встречала дружными аплодисментами, первую же арию пришлось повторять на бис, равно как и сцену на качелях. Это было приятно и удивительно, так как по традиции, сложившейся в большинстве оперных театров за последние годы, бисы стали редкостью – время спектаклей строго ограничивалось, и задерживать их повторами отдельных номеров не полагалось.

Вообще аудитория была настроена благосклонно и не жалела оваций ни для одного из исполнителей главных ролей. Опера была хорошо разрекламирована в прессе и на телевидении, и аплодисментами публика благодарила театральную труппу за то, что не ошиблась в своих ожиданиях.

В антракте после первого действия никак не могли разойтись по гримеркам – стояли все вместе за кулисами, возбужденные, сроднившиеся, и с аппетитом поедали Милины яблоки, большие, зеленые и сочные. Мила, которая еще не успела побывать на сцене, а наблюдала за действием из-за кулис, принесла сюда всю сумку.

Все наперебой хвалили и поздравляли Глеба, сумевшего вызвать у зала такую теплую встречу. Лариса видела, что похвалы эти ему очень приятны: его глаза сияли, лицо, тонко и умело загримированное, казалось фантастически красивым и вдохновенным.

В эти минуты Лариса готова была простить Глебу абсолютно все на свете: и его неумелое, трагически закончившееся вождение машины, и упорное нежелание завязать с употреблением наркотиков. И уж тем более такие невинные пустяки, как мелкую ложь по поводу своих отлучек и отказ от участия в устранении последствий сантехнической аварии, постигшей Ларисину квартиру.

Она с нетерпением дождалась, пока остальные ребята, вдоволь наговорившись и расслабившись, наконец разошлись, чтобы привести себя в порядок перед началом второго действия, и они с Глебом остались один на один в полутьме закулисья.

В прорезь занавеса заглядывал яркий луч прожектора, в нем весело кружились пылинки, оркестр тихонько наигрывал отдельные номера из второго и третьего действий. Говорить ничего не хотелось, хотелось, чтобы эти минуты никогда не заканчивались. Чтобы вечно длилась эта тишина, едва слышная, нежная музыка, дрожащая, мерцающая полоска света в темноте.

– Джильда, вы неотразимы! – Глеб осторожно коснулся Ларисиных пальцев.

– Вы тоже, Герцог…

Так все начиналось и так продолжается. И ничто не может этому помешать, ничто!

Полоска света дрогнула и на мгновение исчезла. Потом снова появилась – кто-то из монтировщиков, видимо, ходил за кулисами по сцене. Глеб мельком оглянулся и выпустил Ларисину руку:

– Пора. Сейчас будет звонок.

– Да, иди, – Лариса кивнула. – Я останусь. Послушаю Артема.

– Послушай, – согласился Глеб, отступая в темноту, к двери в коридор. – Он классно поет, аж в дрожь бросает. Ни пуха!

– К черту.

Глеб скрылся за дверью, и почти сразу же из коридора появились Артем, Мила и двое неразлучных друзей, Андрей Стишин и Дима Баринов, по опере – придворные Герцога. Мгновением позже к ним присоединился Богданов. Все трое, Стишин, Баринов и Евгений, изображали на сцене свиту Герцога, с которой происходит столкновение разгневанного Риголетто.

В лепеховской постановке действие начиналось сразу с появления во дворце шута, начальная сцена разговора Герцога с придворными была опущена. Поэтому Глеб и ушел отдохнуть, а ему на смену пришли другие солисты.

– Ой, мамочка, кто здесь? – Мила испуганно воззрилась на стоящую безмолвно в темноте Ларису. – Ларка, ты, что ли? Стоишь тут, точно тень отца Гамлета, напугала меня до смерти! Ты что, так и не ходила в гримерную?

Лариса отрицательно покачала головой. В это время прогремел звонок. Шум по ту сторону кулис начал смолкать, из-за двери высунулась помощник режиссера, Марина Хмельницкая, оглядела собравшихся певцов и удовлетворенно кивнула:

– Сейчас начинаем. Давайте на сцену.

Артем, Женя и Андрей с Димой ушли за занавес. Из коридора напротив появился хор вельмож, готовый к своему выходу.

– Наконец-то ты услышишь, – шепнула Мила Ларисе, пристраиваясь в своем излюбленном месте, откуда сцена была видна как на ладони. – Я вчера даже прослезилась. Темка раньше никогда так не пел. Грамотно – да, профессионально – это бесспорно. Но всегда как-то прагматично, сухо, от сих до сих, – Мила сделала широкий жест рукой. – А в этот раз что-то его проняло, это факт.

Лариса с удивлением покосилась на подругу. Слышать от Милы, слывшей главной театральной язвой, такие теплые и искренние слова в адрес кого-либо было странно. Обычно бойкая на язык, она говорила обо всех лишь колкости, а если уж хвалила, как недавно Глеба, то все равно с оттенком иронии. Сейчас же выражение Милиного лица и тон ее голоса были неузнаваемы для Ларисы, словно до сих пор она пряталась под маской и вдруг внезапно решилась расстаться с ней на некоторое время.