Цветы зла - Бодлер Шарль. Страница 9

XLI. Вся нераздельно

Сам Демон в комнате высокой
Сегодня посетил меня;
Он вопрошал мой дух, жестоко
К ошибкам разум мой клоня:
«В своих желаниях упорных
Из всех ее живых красот,
И бледно-розовых, и черных,
Скажи, что вкус твой предпочтет?»
«Уйди!» – нечистому сказала Моя
влюбленная душа. – В ней все —
диктам, она мне стала
Вся безраздельно хороша!
В ней все мне сердце умиляет,
Не знаю «что», не знаю «как»;
Она, как утро, ослепляет
И утоляет дух, как мрак.
В ней перепутана так сложно
Красот изысканная нить,
Ее гармоний невозможно
В ряды аккордов разрешить.
Душа исполнена влиянья
Таинственных метаморфоз:
В ней стало музыкой дыханье,
А голос – ароматом роз!» [47]

XLII.Что можешь ты сказать, мой дух всегда ненастный,

Душа поблекшая, что можешь ты сказать
Ей, полной благости, ей, щедрой, ей прекрасной?
Один небесный взор – и ты цветешь опять!..
Напевом гордости да будет та хвалима,
Чьи очи строгие нежнее всех очей,
Чья плоть – безгрешное дыханье херувима,
Чей взор меня облек в одежду из лучей!
Всегда: во тьме ночной, холодной и унылой,
На людной улице, при ярком свете дня,
Передо мной скользит, дрожит твой облик милый,
Как факел, сотканный из чистого огня:
– Предайся Красоте душой, в меня влюбленной;
Я буду Музою твоею и Мадонной! [48]

XLIII. Живой факел

Два брата неземных, два чудотворных глаза
Всегда передо мной. Искусный серафим
Их сплавил из огня, магнита и алмаза,
Чтоб, видя свет во тьме, я следовал за ним.
Два факела живых! Из их повиновенья,
Раб этих нежных слуг, теперь не выйдешь ты…
Минуя западни и камни преткновенья,
Они тебя ведут дорогой Красоты.
Их свет неугасим, хотя едва мерцают,
Как в солнечных лучах, лампады в алтаре,
Но те вещают скорбь, а эти прославляют
Не Смерть во тьме ночной – Рожденье на заре
Так пусть же никогда не гаснет ваша сила,
Восход моей души зажегшие светила! [49]

XLIV. Искупление

Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь?
И ночью бледный страх… хоть раз когда-нибудь
Сжимал ли сердце вам в тисках холодной стали?
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?
С отравой жгучих слез и яростью без сил?
К вам приводила ночь немая из могил
Месть, эту черную назойливую гостью?
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
Вам летним вечером, на солнце у больниц,
В глаза бросались ли те пятна желтых лиц,
Где синих губ дрожит мучительная складка?
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?
Угрозы старости уж леденили вас?
Там в нежной глубине влюбленно-синих глаз
Вы не читали снисхождения к сединам
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинами?
О, ангел счастия, и радости, и света!
Бальзама нежных ласк и пламени ланит
Я не прошу у вас, как зябнущий Давид…
Но, если можете, молитесь за поэта
Вы, ангел счастия, и радости, и света! [50]

XLV. Исповедь

Один лишь только раз вы мраморной рукою
О руку оперлись мою.
Я в недрах памяти, мой добрый друг, с тоскою
Миг этой близости таю.
Все спало. Как медаль, на куполе высоком
Блестела серебром луна.
На смолкнувший Париж торжественным потоком
Лилась ночная тишина.
Лишь робко крадучись иль прячась под ворота,
Не спали кошки в этот час,
Или доверчиво, как тень, как близкий кто-то,
Иная провожала нас.
И дружба расцвела меж нами в свете лунном, —
Но вдруг, в сияющей ночи,
У вас, красавица, у лиры той, чьим струнам
Сродни лишь яркие лучи,
У светлой, радостной, как праздничные трубы,
Все веселящие вокруг,
Улыбкой жалобной скривились, дрогнув, губы,
И тихий стон, слетевший вдруг,
Был как запуганный, заброшенный, забытый
Ребенок хилый и больной,
От глаз насмешливых в сыром подвале скрытый
Отцом и матерью родной.
И, словно пленный дух, та злая нота пела,
Что этот мир неисправим,
Что всюду эгоизм и нет ему предела,
Он только изменяет грим.
Что быть красавицей – нелегкая задача,
Привычка, пошлая, как труд
Танцорок в кабаре, где, злость и скуку пряча,
Они гостям улыбку шлют,
Что красоту, любовь – все в мире смерть уносит,
Что сердце – временный оплот.
Все чувства, все мечты Забвенье в сумку бросит
И жадной Вечности вернет.
Как ясно помню я и той луны сиянье,
И город в призрачной тиши,
И то чуть слышное, но страшное признанье,
Ночную исповедь души. [51]
вернуться

47

Перевод Эллиса 

вернуться

48

Перевод Эллиса 

вернуться

49

Перевод А. Эфрон 

вернуться

50

Перевод И. Анненского 

вернуться

51

Перевод В. Левина