Змей - Хайтов Николай. Страница 12

— Чи-до-чи-лой чи-бо-чи-я-чи-ри-чи-на чи-Ка-чи-ло-чи-ту! — выкрикнул Козел.

— Чи-до-чи-лой! — согласился Панакуди. — Только давайте поговорим о деле, а то чи-вре-чи-мя чи-не чи-ждет.

И дальше пошел такой разговор (никто, понятно, не забывал вставлять перед каждым словом «чи».

— Давайте тайком уведем девушек в дальний лес и спрячем в пещерах, — настаивал Козел.

— А что толку? Стражники Калоты похватают старых и малых и выведают, куда спрятали девушек, — возразил Панакуди.

— Даже из нас только один будет знать, где они, — стоял на своем Козел.

Но все остальные были против. И впрямь, девушек в деревне наберется с сотню, а их мало спрятать, нужно еще и кормить. А такое разве укроется от боярских глаз?

— Надо разузнать, кого из девушек собираются отдать змею, и только ее спрятать, — предложил Панакуди.

Тогда Двухбородого послали подстеречь Варадина, когда тот выйдет из крепости, и с глазу на глаз вызнать, какое решение принял боярский совет.

Двухбородый сразу отправился исполнять поручение. Они с Варадином считались приятелями, потому что вместе ходили в горы собирать лечебные травы.

На дворе уже настала ночь, а никто и не думал расходиться. Сидят, все о том же толкуют.

— Во всем виноват боярин, — сказал сын углежога. — Взять бы да и спровадить его на тот свет!

Все так на него и уставились, а отец взялся бранить:

— Дурень! Молокосос безусый, а туда же — в мужской разговор лезет. Как влеплю сейчас затрещину за твои дурацкие слова!

— Воля твоя, батюшка, бей, только дозволь еще спросить, — говорит Сабота.

— Это о чем же?

— Хочу спросить у дедушки Панакуди. чем думают мужики в нашей деревне — мозгами или усами?

— Молчать! — Отец замахнулся на Саботу, но Панакуди остановил его:

— Не обижай! — А потом обернулся к Саботе: — верно, сынок, наши мужики и впрямь думают не мозгами, а усами. Кабы мозгами, разве они пошли бы на змея поврозь, разве Гаки завел бы, почитай, всех наших пастухов в пещеру, а Зверобой додумался бы ошпаривать змея кипятком? Ничего этого не было бы. — Старик так разгорячился, что и про «чи» забыл.

— Чи-ти-чи-хо! — напомнил ему Козел.

— Никаких чи-ти-чи-хо! Ты мне рта не затыкай! — раскричался дед Панакуди. — Пускай делают со мной, что хотят. Хоть вешают, хоть псам кидают. Мне все едино, и так уж одной ногой в могиле стою.

Старик вынул кисет, набил трубку и стал высекать огонь, да, видно, от волнения бил не огнивом по кремню, а наоборот.

— Какое там усами! — продолжал он. — Наши мужики ремешками думают, которыми у них царвули подвязаны.

— Чем бы ни думали, — заговорил дровосек со сломанной рукой, — сражаться со змеем нам не под силу.

— А зачем сражаться? Можно было... ну, к примеру, спалить его! — кипятился дед Панакуди. — Завалить вход в пещеру хворостом и дровами и поджечъ.

— А он как дунул бы разок, так бы весь огонь наружу и выдул. А коли лес заполыхает, опять худо придется нам, а не змею, — не соглашался молодой дровосек.

— Может, и так, только надо было прежде пораскинуть хорошенько мозгами, — не унимался Панакуди, а сам кремнем по огниву чик да чик, пока Сабота не сказал ему, что так огня вовек не высечь. Панакуди спохватился, ударил огнивом по кремню, и трут загорелся.

Сабота все смотрел, как старик высекает огонь, а когда трут загорелся, вдруг ни к селу, ни к городу спросил:

— Дед Панакуди, а не найдется ли у тебя еще трут?

— На что тебе? Уж не начал ли ты курить?

— Чи-най-чи-дет-чи-ся чи-и-чи-ли чи-нет?

— Что другое, а это найдется...

— Чи-а чи-сколь-чи-ко? — продолжал допытываться Сабота.

— Да мешок... А, может, и два будет... У меня другого занятия нету, брожу день-деньской по лесу, трут для трубочки собираю.

— Два мешка! — воскликнул Сабота, от радости и про «чи» забыл. — Тогда считайте, что змей уже околел!

Тут углежог опять приструнил сына:

— Рехнулся ты, парень, разрази меня гром!

А остальным интересно: как понимать слова Саботы, что он надумал? Но Панакуди сделал знак Саботе, чтоб помалкивал.

— Молчи, сынок! — сказал он. — Ежели пустое, никому и слушать не след. А коли умное что надумал, того пуще язык за зубами держи. Не то злые люди прослышат и помешать могут.

— Дедушка, я только тебе одному! — Сабота подошел к старику и зашептал ему на ухо.

Панакуди слушал и только моргал, а потом вдруг и моргать перестал — глаза вытаращил, рот раскрыл, всплеснул руками и кинулся обнимать Саботу.

— О боже! О громы небесные! — воскликнул старик. — Пока у нас не перевелись такие парни, деревня Петухи не пропадет. Не пропадет!

Вот какие разговоры велись у старого Панакуди в ожидании Двухбородого.

А Двухбородый как только вышел из хижины, первым делом скинул царвули — чтобы не шуметь — и крадучись направился к боярской крепости. В ту пору луна спряталась за тучу, и он, никем не замеченный, добрался до потайной дверцы, откуда, по его расчетам, должен был выйти Варадин. Ночная тьма надежно укрывала его, но Двухбородый для верности связал концы бороды на макушке узлом, вроде платка, и голова у него стала ни дать, ни взять — птичье гнездо.

Притаился, ждет. Только никто не идет ни из крепости, ни в крепость. И лишь слышно, как расхаживает ночная стража на крепостной стене.

«А что ежели Варадин через главные ворота выйдет?» — подумал Двухбородый. И только было собрался покинуть свой пост, как послышался тихий скрип. Смотрит — потайная дверца медленно отворилась, и выходят два человека в длинных, до пят, плащах. Огляделись по сторонам, прислушались, пошептались о чем-то и — назад, к дверце. Оттуда им подали какие-то узлы.

Вдруг что-то звяк о булыжник, и Двухбородый мигом смекнул, что из крепости выносят ножи либо мечи — одним словом, какое-то оружие. Незнакомцы взвалили узлы на спину и зашагали к деревне, да не по дороге, а напрямик, через луга. Тут луна из-за тучки выглянула, и Двухбородый успел заметить на одном из них меховую шапку с лисьим хвостом. В Петухах такую шапку носил только главный охотник!

Стало быть, затевается что-то недоброе, если тайком, в неурочный час, выносят из крепости оружие. Что там звякнуло о булыжник? Может, поискать?

Двухбородый подкрался к потайному входу и давай шарить руками по земле. Наконец нащупал что-то холодное и твердое. Смотрит — стрела!

Двухбородый сунул ее за пояс и поскорей назад, в деревню.

У Панакуди ждут его, не дождутся. Каждому не терпится узнать о решении боярского совета. А вместо этого Двухбородый рассказал о двух таинственных посетителях крепости, лисьей шапке Зверобоя и стреле.

— Дай-ка ее сюда! — сказал Панакуди. — А ты, Сабота, лучину зажги, поглядим, что за штука...

Все увидели — стрела хорошо отточена, так и сверкает, не охотничья, боевая стрела. Значит, Зверобой и его подручный вынесли ночью через потайную дверь целых два узла таких стрел. Если они уготовлены для змея, тогда зачем таиться? Не иначе Калота решил свести счеты со своими врагами. Просто так, за здорово живешь, боярин оружия раздавать не станет. И взялся за это дело боярский прихвостень Зверобой!

Крестьяне долго думали-гадали, как им быть дальше, и в конце концов сошлись вот на чем: сначала разделаться со Зверобоем, а уж потом за змея взяться.

Углежог предложил поджечь дом Зверобоя, тогда вместе с боярскими стрелами, может, и сам Зверобой сгорит. Молодой дровосек вызвался размозжить Зверобою голову топором. Козел доказывал, что надо Зверобоя связать и бросить на съедение змею. Но Панакуди в ответ только мотал головой.

— Нет! — проговорил он. — Боярин того и ждет, чтобы напустить на нас свое войско и перебить всех до единого. Вот что: я тут посижу подумаю, а вы ступайте-ка по домам спать да сил набираться. Сдается мне, завтра нам все наши силушки понадобятся.

На том и порешили.

— Сабота пусть у меня ночевать останется, — попросил Панакуди углежога. — Поясницу так ломит, что мне самому ни лечь, ни укрыться. — А остальным сказал: — Как солнце встанет, соберите народ у крепостных ворот, да глядите, чтоб вести себя смирно, без шума. Без моего знака ничего не начинайте.