7 историй для девочек - Дюма Александр. Страница 17
Присяжные записали на своих дощечках:
«Алиса говорит, что в стихах нет ни капли смысла».
А разгадать загадку никто из них даже не попробовал, это ведь не их ума дело, а королевского.
– Тем лучше! – сказал Король. – Раз смысла нет, то и искать его не придётся!
Тут он взял свиток, развернул его у себя на коленях, внимательно посмотрел, прищурившись, как будто прицеливаясь, и проговорил:
– Ну-ка, ну-ка! Я, кажется, кое-что понимаю… «довёл до слёз речами о купанье». Обвиняемый, вы бы огорчились, если бы вас заставили искупаться?
Валет печально вздохнул:
– Ах, ваше величество… Разве по мне не видно? Чем больше воды, тем меньше меня…
По нему было очень даже видно – он ведь был бумажным.
– Чудесно! – воодушевился Король и принялся читать дальше, приговаривая:
– «стали совещаться» – это, конечно, присяжные. «Сидел и уплетал с улыбкой кое-что» – ну, это, скорее всего, похищенный калач!..
– А как же тогда этот калач оказался здесь? – вмешалась Алиса.
– Очень просто! Там сказано «уплетал», а не «уплёл». Значит, не успел уплести!
И Король торжествующе обвёл взглядом присутствующих.
– Так, дальше: «Она рубила лес голов, так что летели щепки». Ты ведь время от времени порубываешь головы, мой котёночек? – обратился он к Королеве.
– Рублю!! – рявкнула Королева и запустила чернильницей в бедного Билли.
Тот до сих пор так ничего и не написал – много ли напишешь сухим пальцем? Зато теперь у него со лба потекли чернила, он поспешно обмакнул в них палец и принялся что-то записывать.
– Вот от них щепки и летят! – мудро улыбаясь, сказал Король и снова обвёл взглядом всех присутствующих. – Как говорится, лес рубят – щепки летят!
Воцарилась мёртвая тишина.
– Это же очень остроумно! – обиделся Король.
Тут все верноподданно засмеялись.
– Присяжные, огласите приговор! – приказал он снова, кажется, уже в сотый раз.
– Нет! – вмешалась Королева. – Сначала пусть приведут в исполнение, а потом – приговаривай себе, сколько хочешь.
– Че-пу-ха! – во всеуслышание заявила Алиса. – После исполнения некого уже будет приговаривать!
– Молчать!!! – гаркнула Королева, наливаясь кровью.
– И не подумаю! – заявила Алиса.
– Голову с плеч!!!! – взвыла Королева. Но никто не сдвинулся с места.
– Да кто вас боится, карты несчастные!? – воскликнула Алиса. Она уже стала такой, какой была дома.
Тут все карты взвились в воздух и посыпались на неё. Алиса вскрикнула от испуга и возмущения, принялась отмахиваться… и проснулась на берегу реки. Голова её лежала на коленях у сестры, та ласково и осторожно убирала с её лица сухие листья, сорванные ветром с дерева.
– Вставай, Алисонька! – сказала сестра. – Как же долго ты спала!
– Ой, до чего же интересный сон мне приснился!.. – проговорила Алиска.
И она рассказала сестре всё, что с ней приключилось. А когда закончила рассказывать, сестра поцеловала её и сказала:
– Да, солнышко, это был очень интересный сон! Ну, а теперь беги домой, пора полдничать.
Алиска вскочила и побежала, и пока бежала, всё думала, какой же всё-таки чудесный сон ей приснился!
Заключение
Каждая из двух моих дочек задала мне один и тот же правильный и очень важный вопрос:
– Папа, а это всё было на самом деле?
– Конечно, – ответил я. – Как же может быть не на самом?
– Ну что ты! – удивилась моему непониманию каждая из них. – Может быть не по-настоящему, а понарошку. Вот хотя бы Баба Яга. Ты когда-нибудь видел настоящую Бабу Ягу?
– Да сколько угодно! В том числе и среди твоих подружек. Правда, они ещё маленькие бабушки, вернее, девочки Яжечки, но рано или поздно станут настоящими Бабами.
И та, и другая подумали и согласились. А потом каждая сказала:
– Зато среди них есть и Алиски. С ними так интересно было бы прыгнуть в кроличью норку!
– Нет ничего проще! Как только тебе этого очень-преочень захочется, бери за руку свою подружку и отправляйтесь в путешествие. Только торопитесь: Кролик и Алиска бегут со всех ног. И в норку прыгайте, не раздумывая, а дальше всё будет ещё лучше, чем в прошлый раз. НЕ ВЕРИШЬ? КЛЯНУСЬ УШАМИ!
Лидия Чарская
Особенная
I
На дебаркадер вокзала царила обычная сутолока, предшествующая приходу каждого поезда. Ежеминутно к краю дебаркадера подходили мужские и женские фигуры, со смутной надеждой увидеть вдали огненные глаза локомотива; слышалась полная волнения, то срывающаяся на полуфразе, то снова возобновляющаяся речь…
Все были неспокойны… Все сердца наполнены одним и тем-же желанием: скорее бы встретить, дождаться, увидать…
Студеный августовский денек хмурился и грозил встретить тучами и дождем вернувшихся на родину путешественников. Серое небо, как бы вяло и нехотя, смотрело на землю. Утренний ветерок пронизывал тело неприятным колючим холодом. Все до крайности было скучно, серо и пусто в природе в это неприглядно начавшееся осеннее утро.
Невысокая, элегантно одетая дама, под темной вуалеткой, стояла неподалеку от вокзального колокола и, не отрываясь, смотрела в туманную, серую даль, откуда должен был вынырнуть заграничный поезд. Вот она нетерпеливо сдернула вуалетку, мешавшую ей смотреть. Из-под загнутой сбоку фетровой шляпы выглянуло красивое, еще молодое, неспокойное лицо. Живые, полные блеска, серые глаза светло смотрели на мир Божий. Яркие губы были чуть полуоткрыты и по временам вздрагивали от волнения.
Трудно сказать, сколько ей было лет; ее лицо было изменчиво; оно то улыбалось молодо, весело и беззаботно, то хмурилось и как-то разом, в одну минуту, старело. Красивая дама волновалась, это было видно по всему.
– Боже мой! Скоро ли? – чуть слышно сорвалось с ее губ и глаза ее с новой настойчивостью впились взглядом в серую пелену утреннего тумана.
– Поезд! Поезд идет! – послышался за ее плечами чей-то нервно вибрирующий голос.
Дама вздрогнула и подалась вперед. Действительно, вдали показались два ярко горящие кружка, рельефно выделившиеся среди серого туманного фона. Но как они еще далеко!.. Чуть приметно, бледно мерцают они вдали. Озноб нервного напряжения охватил даму. Ее сердце забилось усиленным темпом. Под нарядной кружевной пелериной манто вздымалась ее грудь тяжелым бурным дыханием.
– Господи! Когда же? – беззвучно произнесли ее дрожащие губы и вся она замерла в мучительном созерцании приближающихся огненных точек. Вот он ближе… ближе… яснее… Вот уже можно различать медленно ползущее чугунное тело локомотива… Слава Богу, теперь скоро уже…
Толпа встречающих бесшумно сосредоточилась у края платформы. Ни слов, ни возгласов больше не было слышно… Вот высокий полный субъект купеческой складки с полуаршинной бородою, снял цилиндр и, вынув клетчатый фуляровый платок, вытирает им пот с лица, не отрывая в то же время жадного взора от приближающегося к дебаркадеру огромного чудовища. Какая-то маленькая старушка, с моськой под мышкой, суетливо топчется тут же, поминутно вздыхая. Подле нее девочка с глазами, полными мучительного ожидания, смотрит на огненные точки и чуть внятно шепчет что-то побелевшими губами. Вот еще и еще разные лица… Мария Александровна Карская (так звали элегантную даму с красивым лицом) смотрит на купца и на девочку, и на старуху с моськой машинальным взглядом человека, думающего о чем-то другом, и снова глаза ее приковываются к заветным фонарям локомотива. Теперь они уже совсем близко, тут, почти рядом, перед глазами. Наконец, поезд подполз вплотную к дебаркадеру и остановился. Бесшумная толпа носильщиков метнулась к вагонам и быстро потонула в темных недрах купе. Мария Александровна двинулась, было, туда же за толпою встречающих, но, мигом сообразив что-то, подалась назад и, подойдя к вокзальному колоколу, остановилась около него. Отсюда она могла отлично видеть выходивших из купе пассажиров. И, не отрывая от глаз лорнета, она принялась смотреть, вся исполненная мучительного ожидания, туда, откуда вслед за носильщиками, нагруженными чемоданами, пледами, корзинами и сундучками, выходили вновь прибывшие. Слышались восклицания, шум приветствий, поцелуи, слезы и смех. Напряжение разрешилось разом… Мимо Карской шли теперь люди торжествующие, счастливые, об руку с теми, для кого они приехали сюда сегодня. Вот идет толстый купец, сияющий и красный, бросая вокруг себя радостные улыбки; с ним рядом полная рыхлая женщина в маленькой шляпе, с добродушным лицом. Вот маленькая старушка с моськой и молоденькая девушка, ведут под руки красивого, бледного, болезненного вида господина в безукоризненно сшитом дорожном костюме. Глаза старушки полны слез, но она не замечает их. И девочка плачет тоже, хорошими, счастливыми слезами.