7 историй для девочек - Дюма Александр. Страница 328

– Месье Морвель, все заперто, можете говорить.

На колокольне Сен-Жермен-Л’Озеруа пробило одиннадцать часов вечера. Морвель считал один за другим удары, раздававшиеся в ночи гулко и уныло, и, когда последний удар замер в воздухе, сказал, обращаясь к Коконнасу, совершенно взбудораженному теми предосторожностями, которые принимали эти два человека:

– Месье, вы добрый католик?

– Ну конечно, – ответил Коконнас.

– Месье, вы преданы королю?

– Душой и телом. Я даже считаю оскорблением, что вы мне предлагаете такой вопрос.

– Из-за этого не будем ссориться. А вы пойдете с нами?

– Куда?

– Это все равно. Предоставьте себя нам. От этого зависят и ваше благосостояние, и ваша жизнь.

– Предупреждаю вас, что в полночь у меня есть дело в Лувре.

– Туда мы и идем.

– Меня ждет герцог Гиз.

– Нас тоже.

– У меня особый пароль для входа, – продолжал Коконнас, считая обидным для себя делить честь своего приема у герцога вместе с каким-то Морвелем и мэтром Ла Юрьер.

– У нас тоже.

– Но у меня особый опознавательный знак!

Морвель улыбнулся, вытащил из-за пазухи пригоршню крестов из белой материи, дал один Ла Юрьеру, один Коконнасу и один взял себе. Ла Юрьер прикрепил свой к шлему, а Морвель к шляпе.

– Вот как! – удивился Коконнас. – Значит, и свидание, и пароль, и знак – для всех?

– Да, месье, лучше сказать – для всех верных католиков.

– Стало быть, в Лувре – торжество, королевский банкет, да? – воскликнул Коконнас. – И на него не хотят пускать этих собак гугенотов? Хорошо! Здорово! Замечательно! Довольно с них, покрасовались!

– Да, в Лувре торжество, королевский банкет, – ответил Морвель, – в нем будут участвовать и гугеноты. Больше того – они-то и будут героями дня, они же и заплатят за банкет, так что если вы хотите быть на нашей стороне, мы начнем с того, что пойдем приглашать их главного бойца, или, как они говорят, – их Гедеона.

– Адмирала? – воскликнул Коконнас.

– Да, старика Гаспара, по которому я промахнулся как дурень, хотя стрелял из аркебузы самого короля.

– Вот почему, дорогой дворянин, я чистил свой шлем, вострил шпагу и точил ножи, – шипящим голосом сказал мэтр Ла Юрьер.

Коконнас вздрогнул и побледнел от этих сообщений, начиная понимать, в чем дело.

– Как?.. Это правда? – воскликнул Коконнас. – Так это торжество, этот банкет… значит…

– Вы очень недогадливы, месье, – сказал Морвель, – сразу видно, что вам не надоела, как нам, наглость этих еретиков.

– Ага! Вы взялись пойти к адмиралу и…

Морвель улыбнулся и подвел Коконнаса к окну.

– Взгляните туда, – сказал он, – видите в конце улицы, на маленькой площади за церковью, отряд людей, который выстраивается в темноте?

– Да.

– У всех этих людей на шляпе такой же белый крест, как у мэтра Ла Юрьер, у вас и у меня.

– И что же?

– А то, что это отряд швейцарцев из западных кантонов, а вы знаете, что эти господа из западных кантонов – королевские благожелатели.

– Та-та-та! – произнес Коконнас.

– Теперь посмотрите, вон там, по набережной, движется отряд кавалерии; разве вы не узнаете его начальника?

– Как же я могу узнать его? Ведь я приехал в Париж только сегодня вечером!

– Так это тот самый человек, с кем вы должны увидеться в полночь в Лувре.

– Герцог Гиз?

– Он самый. А сопровождают его бывший купеческий старшина Марсель и теперешний старшина Шорон. Оба они должны выставить свои отряды горожан. А вот идет по нашей улице и командир здешнего квартала; приглядитесь, что он будет делать.

– Он стучит во все двери. А что такое на дверях, в которые он стучит?

– Белый крест, молодой человек, такой же, как у нас на шляпах. Прежде, бывало, предоставляли богу отмечать своих и чужих; теперь мы стали вежливее и избавляем его от этого труда.

– Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверь и выходят вооруженные горожане.

– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.

– Но поднимать столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, это… дьявольщина! Это позор! Это достойно разбойников, а не солдат, – возразил Коконнас.

– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вам не нравится иметь дело со стариками, вы можете выбрать себе молодых; гугеноты не такие люди, что дадут себя резать без сопротивления, и, как вам известно, они все, старые и молодые, очень живучи.

– Так вы собираетесь перебить их всех?! – воскликнул Коконнас.

– Всех.

– По приказу короля?

– Короля и герцога Гиза.

– И когда же?

– Как только забьют в набат на колокольне Сен-Жермен-Л’Озеруа.

– Ах, вот почему этот милый немец, служащий у герцога Гиза… как бишь его имя?

– Месье Бэм?

– Верно. Вот почему он мне сказал, чтобы я бежал в Лувр по первому удару набата.

– Вы, значит, видели месье Бэма?

– И видел, и говорил с ним.

– Где?

– В Лувре. Он меня и провел туда, сказал пароль и…

– Взгляните.

– Дьявольщина! Да это он!

– Хотите с ним поговорить?

– И даже не без удовольствия.

Морвель тихонько открыл окно. В самом деле, шел Бэм и с ним человек двадцать горожан.

– Гиз и Лотарингия! – произнес Морвель.

Бэм обернулся и, сообразив, что обращаются к нему, подошел.

– А-а, это вы, мессир Морфель.

– Да, я; кого вы ищете?

– Я ищу гостиниц «Путеводный звезда», чтоп предупредить некой монсир Коконнас.

– Это я, месье Бэм! – ответил молодой человек.

– А-а! Корошо! Очень корошо!.. Вы готов?

– Да. Что надо делать?

– Што вам будет сказать мессир Морфель. Он допрый католик.

– Слышали? – спросил Морвель.

– Да, – ответил Коконнас. – А куда идете вы, месье Бэм?

– Я? – смеясь, переспросил Бэм.

– Да, вы.

– Я иду сказать словешко атмиралу.

– Скажите ему два на всякий случай, – посоветовал Морвель, – тогда, если он оправится от первого, то уж не встанет от второго.

– Бутте покоен, мессир Морфель, бутте покоен и дрессируйте мне корошо этот молодой шеловэк.

– Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по своей породе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.

– Прошшайте.

– Идите.

– А вы?

– Начинайте охоту, а мы подоспеем к самой травле.

Бэм отошел, и Морвель затворил окно.

– Слышали, молодой человек? – спросил Морвель. – Если у вас есть личный враг, даже если он и не совсем гугенот, занесите его в список, – между другими пройдет и он.

Коконнас, совершенно ошеломленный тем, что видел и слышал, посматривал то на хозяина, принимавшего грозные позы, то на Морвеля, который спокойно вынимал из кармана какую-то бумагу.

– Что касается меня, – сказал Морвель, – вот мой список: триста человек. Пусть каждый добрый католик сделает в эту ночь десятую долю той работы, какую сделаю я, и завтра не будет ни одного гугенота во всем королевстве!

– Тс! – произнес Ла Юрьер.

– Что? – в один голос спросили Коконнас и Морвель.

На Сен-Жермен-Л’Озеруа раздался первый удар набата.

– Сигнал! – воскликнул Морвель. – Значит, начинают раньше? Мне сказали, что только в полночь… Тем лучше! Для славы бога и короля лучше, когда часы не отстают, а идут вперед.

Действительно, зловеще раздавались частые удары церковного колокола. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.

Коконнас отер рукой выступивший на лбу пот.

– Началось, пошли! – крикнул Морвель.

– Стойте! Стойте! – сказал хозяин. – Прежде чем выступать в поход, надо, как говорят на войне, обезопасить свои квартиры. Я не хочу, чтобы зарезали мою жену и детей, пока меня не будет дома: здесь остается гугенот.

– Ла Моль?! – воскликнул Коконнас, отшатнувшись.

– Да! Нечестивец попал в пасть волку.

– Как? Вы нападете на собственного постояльца? – спросил Коконнас.

– Для этого я и оттачивал свою рапиру.

– Ну, ну! – произнес пьемонтец, хмуря брови.