7 историй для девочек - Дюма Александр. Страница 66
– Вот провела-то! – хохотала я.
– Что, не похожа? – радовалась княжна.
– Совсем, совсем не узнали, – весело подхватили наши.
– Как это тебе позволили одеться мальчиком?
– Мне Maman велела через Еленину, – шепотом докладывала Нина, – она знала, что я костюм привезла с Кавказа и знаю лезгинку, и велела мне танцевать.
– И ты будешь танцевать?
– Конечно! Вот уже заиграли. Слышишь? Надо начинать! – И хорошенький джигит при первых звуках начатой тапером лезгинки ловко выбежал на середину зала и встал в позу. Начался танец, полный огня, пластичности, ловкости и той неподражаемой живости, которая может только быть у южного народа.
Хорошо танцевала Нина, змейкой скользя по паркету, все ускоряя и ускоряя темп пляски. Ее глаза горели одушевлением. Еще до начала пляски она стерла свои нелепые усы и теперь неслась перед нами с горевшими как звезды глазами и выпавшими длинными косами из-под сбившейся набок папахи. Разгоревшаяся в своем оживлении, она казалась красавицей.
Но вот она кончила. Ей неистово аплодировала вся зала. Просили повторения, но Нина устала; тяжело дыша, подошла она на зов Maman, которая с нежной лаской поцеловала общую любимицу и, вытерев заботливо со лба Нины крупные капли пота, отпустила ее веселиться. Я хотела было подбежать к Нине и крепко расцеловать ее за доставленное ею удовольствие. Я так пылала любовью к моей хорошенькой талантливой подруге, которой гордилась, как никогда, но – увы! – Нину уже подхватили старшие и, наперерыв угощая конфектами и поцелуями, увели куда-то.
Потом она появилась снова в зале, обнявшись с Ирочкой Трахтенберг, и я не посмела отнять ее у нарядной бабочки.
В первый раз за мое полугодовое пребывание в институте я почувствовала себя совсем одинокой.
Сердце мое сжималось… грудь сдавило… Но когда Нина прибежала ко мне, все мое горе исчезло…
Между тем праздники подходили к концу. В воскресенье стали съезжаться девочки. Каникулы кончились, и институтская повседневная жизнь снова вступила в свои права.
ГЛАВА XVII
Высочайшие гости
Однажды, дней через десять по съезде институток, когда мы чинно и внимательно слушали немецкого учителя, толковавшего нам о том, сколько видов деепричастий в немецком языке, раздался громко и неожиданно густой и гулкий удар колокола.
«Пожар!» – вихрем пронеслось в наших мыслях. Некоторым сделалось дурно. Надю Федорову, бесчувственную, на руках вынесли из класса. Все повскакали со своих мест, не зная, куда бежать и на что решиться.
Классная дама и учитель переглянулись, и первая торжественно произнесла:
– Bleibt ruhig, das ist die Kaiserin (успокойтесь, это государыня)!
– Государыня приехала! – ахнули мы, и сердца наши замерли в невольном трепете ожидания.
Государыня! Как же это сразу не пришло в голову, когда вот уже целую неделю нас старательно готовили к приему Высочайшей Посетительницы. Каждое утро до классов мы заучивали всевозможные фразы и обращения, могущие встретиться в разговоре с императрицей. Мы знали, что приезду лиц царской фамилии всегда предшествует глухой и громкий удар колокола, висевшего у подъезда, и все-таки в последнюю минуту, ошеломленные и взволнованные, мы страшно растерялись.
М-lle Арно кое-как успокоила нас, усадила на места, и прерванный урок возобновился. Мы видели, как менялась поминутно в лице наша классная дама, старавшаяся во что бы то ни стало сохранить присутствие духа; видели, как дрожала в руках учителя книга грамматики, и их волнение невольно заражало нас.
«Вот-вот Она войдет, давно ожидаемая, желанная Гостья, войдет и сядет на приготовленное ей на скорую руку кресло…» – выстукивало мое неугомонное сердце.
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут дверь широко распахнулась и в класс вошла небольшого роста тоненькая дама, с большими выразительными карими глазами, ласково глядевшими из-под низко надвинутой на лоб меховой шапочки, с длинным дорогим боа на шее поверх темного, чрезвычайно простого коричневого платья.
С нею была Maman и очень высокий широкоплечий плотный офицер, с открытым, чрезвычайно симпатичным, чисто русским лицом.
– Где же Государыня? – хотела я спросить Нину, вполне уверенная, что вижу свиту Монархини, но в ту же минуту почтительно выстроившиеся между скамей наши девочки, низко приседая, чуть не до самого пола, проговорили громко и отчетливо, отчеканивая каждый слог:
– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
И тотчас же за первой фразой следовала вторая на французском языке:
– Nous avons l\'honneur de saluer Votre Majeste Imperial!
Сомнений не было. Передо мною были Государь и Государыня.
«Так вот они!» – мысленно произнесла я, сладко замирая от какого-то нового, непонятного мне еще чувства.
В моем впечатлительном и несколько мечтательном воображении мне представлялась совсем иная Царская Чета. Мысль рисовала мне торжественное появление Монархов среди целой толпы нарядных царедворцев в богатых, золотом шитых, чуть ли не парчовых костюмах, залитыми с головы до ног драгоценными камнями…
А между тем передо мною простое коричневое платье и военный сюртук одного из гвардейских полков столицы. Вместо величия и пышности простая, ободряющая и милая улыбка.
– Здравствуйте, дети! – прозвучал густой и приятный бас Государя. – Чем занимались?
Maman поспешила объяснить, что у нас урок немецкого языка, и представила Царской Чете m-lle Арно и учителя. Государь и Государыня милостиво протянули им руки.
– А ну-ка, я проверю, как вы уроки учите, – шутливо кивнул нам головою Государь и, обведя класс глазами, поманил сидевшую на первой скамейке Киру Дергунову.
У меня замерло сердце, так как Кира, славившаяся своею ленью, не выучила урока – я была в этом уверена. Но Кира и глазом не моргнула. Вероятно, ее отважная белокурая головка с вздернутым носиком и бойкими глазенками произвела приятное впечатление на Царскую Чету, потому что Кира получила милостивый кивок и улыбку, придавшие ей еще больше храбрости. Глаза Киры с полным отчаянием устремились на учителя. Они поняли друг друга. Он задал ей несколько вопросов из прошлого урока, на которые Кира отвечала бойко и умело.
– Хорошо! – одобрил еще раз Государь и отпустил девочку на место.
Потом его взгляд еще раз обежал весь класс, и глаза его остановились на миг как раз на мне. Смутный, необъяснимый трепет охватил меня от этого проницательного и в то же время ласково-ободряющего взгляда. Мое сердце стучало так, что мне казалось – я слышала его биение… Что-то широкой волной прилило к горлу, сдавило его, наполняя глаза теплыми и сладкими слезами умиления. Близость Монарха, Его простое, доброе, отеческое отношение, – Его – великого и могучего, держащего судьбу государства и миллионов людей в этих мощных и крупных руках, – все это заставило содрогнуться от нового ощущения впечатлительную душу маленькой девочки. Казалось, и Государь понял, что во мне происходило в эту минуту, потому что глаза его засияли еще большею лаской, а полные губы мягко проговорили:
– Пойди сюда, девочка.
Взволнованная и счастливая, я вышла на середину класса, по примеру Киры, и отвесила низкий-низкий реверанс.
– Какие-нибудь стихи знаешь? – снова услышала я ласкающие, густые, низкие ноты.
– Знаю стихотворение «Erlkonig», – тихо-тихо ответила я.
– Ihres Kaiserliche Majestat прибавляйте всегда, когда Их Величества спрашивают, – шепотом подсказал мне учитель.
Но я только недоумевающе вскинула на него глаза и тотчас же отвела их, вперив пристальный, не мигающий взгляд в богатырски сложенную фигуру обожаемого Россией Монарха.
«Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?..» – начала я робким и дрожащим от волнения голосом, но чем дальше читала я стихотворение, выученное мною добросовестно к предыдущему уроку, тем спокойнее и громче звучал мой голос, и кончила я чтение очень и очень порядочно.
– Прекрасно, малютка! – произнес милый бас Государя. – Как твоя фамилия?