Кэрри в дни войны - Бодэн Нина. Страница 24

— Я дошел только до приемной, — вздохнул он. — Просидел там минут десять, а потом сбежал. Я понял, что это бесполезно. Что бы, например, сделала ты, если бы была адвокатом и к тебе явился мальчик и начал бессвязно бормотать про какое-то пропавшее завещание, словно в сказке для детей? Я прямо услышал, как мистер Рис скажет: «Беги, мальчик, отсюда, твое место за учебниками!» И даже если бы этого не случилось, даже если бы он выслушал меня и пообещал принять меры, все равно толку было бы мало, потому что Хепзеба ни за что не согласилась бы принять в этом участие. Ты можешь представить себе, что Хепзеба обратится в суд?

— «Я не останусь там, где во мне не нуждаются, поэтому забудь об этом»! — передразнила Кэрри решительную манеру Хепзебы, и Альберт усмехнулся. — Все равно, если бы я уже добралась до приемной, я бы с ним поговорила, — заключила Кэрри.

— Возможно, — согласился Альберт. — Но то ты, а то я. Ты, по-моему, если что-нибудь решишь, то обязательно это сделаешь. А я не такой. Я начинаю думать, а есть ли смысл это делать, и тому подобное. Будь со мной ты, может, я бы и не испугался и довел бы дело до конца. Но ты никогда не верила в существование завещания, правда? Поэтому я и не позвал тебя…

— Это подло! — возмутилась Кэрри. — Как тебе не стыдно, Альберт Сэндвич!

На лице его был написан стыд.

— Да, — кивнул он. — А сейчас я ищу оправдания. И выбрал для разговора тебя, потому что ты не так труслива, как я. Только из-за трусости я и убежал из приемной адвоката! Боялся, что он будет надо мной смеяться.

У него был такой несчастный вид.

— Ты вовсе не трус, дурачок! — великодушно заметила Кэрри.

— Нет, трус!

— Нет, не трус. Ты просто… просто слишком умный, чтобы пускаться в авантюру сломя голову.

Альберт застонал и закрыл глаза.

— Как я ненавижу себя! — Потом открыл глаза и со злостью пнул кусок сухой земли так, что он, перелетев через весь двор, гулко ударился о стенку конюшни. — Нет, неправда, что я ненавижу себя, — сказал он. — Какой в этом смысл? Но я знаю себе цену и знаю, что она не очень высока. Я не глупый, но и не очень смелый. — Он взглянул на нее и вдруг усмехнулся: — Но с этим, наверное, надо примириться.

Кэрри думала над тем, что бы сказать ему в утешение.

— Будь ты смелым, толку все равно было бы мало. Мистер Рис вряд ли прислушался бы к твоим словам. Взрослые слушают только взрослых.

— Взрослым быть хорошо, — рассудил Альберт. — А вот ребенком — очень трудно. Ты имеешь право только стоять и смотреть, а действовать нельзя. Как нельзя и помешать тому, что тебе не по душе. Будь я взрослым, я бы не дал выселить Хепзебу. Я бы купил Долину друидов, и мы все жили бы вместе. И вы с Ником тоже. Хотя вы, наверное, предпочитаете уехать в Шотландию и быть рядом с мамой.

— Не особенно, — отозвалась Кэрри. — То есть, конечно, я хочу поехать, но с другой стороны, лучше бы остаться здесь. Хорошо бы можно было раздвоиться. Я чувствую, что душа у меня давно раздвоилась.

13

Дни летели как на крыльях. Поначалу казалось, что две недели — это очень долго, а потом выяснилось, что еще много-много предстоит сделать. В последний раз.

Ник придумал кучу песен про этот «последний раз». В последний раз надо съехать с кучи шлака, стукнувшись головой о железный лист и ободрав колено. В последний раз сходить в часовню. В последний раз устроить запруду в ручье, что бежал по краю сада.

Он так радовался, что Кэрри боялась, не обиделась бы тетя Лу, но та, по-видимому, не обижалась. Она подпевала Нику, ходила с таким же блаженным, как он, лицом и сияющими глазами и смеялась по каждому пустяку.

Только мистер Эванс, казалось, разделял охватившее Кэрри странное чувство тоски.

— Мне будет очень не хватать моей помощницы, — не раз говорил он. — Ты вправду помогала мне, Кэрри.

И всякий раз, когда Кэрри слышала эти лестные для нее слона, ей становилось все более и более тоскливо.

И наконец последний день…

Накануне вечером упаковали чемоданы, и теперь они стояли в ожидании своих хозяев. Тетя Лу перестирала всю их одежду, заштопала все дырки. А под котел положила побольше угля, чтобы они могли в последний раз как следует помыться.

— Завтра днем мы устроим пикник, — сказал мистер Эванс.

Кэрри с Ником не поверили собственным ушам. Ник даже захихикал от удовольствия. И заткнул себе рот рукой, когда тетя Лу взглядом велела ему быть осторожней.

Кэрри решила, что мистер Эванс затеял этот пикник отчасти для того, чтобы помешать их прощальному вечеру в Долине друидов. Когда она рассказала мистеру Эвансу про вечер, он почему-то совсем притих, а затем, как раз когда они собирались купаться, предложил устроить пикник.

— В последний раз, — тоже сказал он.

Тетя Лу положила в корзинку копченые колбаски, сэндвичи с сыром и твердые зеленоватые помидоры. Непривычно было видеть, как мистер Эванс в самый разгар дня закрыл свою лавку и отправился в горы, словно самый простой смертный. Он быстро вспотел, потому что не привык лазить по горам.

— Я часто бывал здесь мальчишкой, — говорил он, промокая платком лоб. — С той поры подъем стал, по-моему, куда круче!

Пока тетя Лу раскладывала еду, он, усевшись на плоском камне, рассказывал про прежние времена.

— Когда я был молодым, а ваша тетя еще совсем малышкой, я часто приносил ее сюда, усаживал на траву, велел не двигаться с места, пока сам ловил форель вон в том ручье. Ты помнишь это, сестра?

Тетя Лу кивнула головой и почему-то покраснела. Она вообще была непривычно молчалива и в каком-то странном состоянии духа, которое вместе с тем никак нельзя было назвать дурным. Пока они ели, она сидела и задумчивым взглядом смотрела куда-то вдаль, а на ее лице играла загадочная улыбка. Рокотал голос мистера Эванса, повествующего о том, что он делал, когда был мальчиком, — главным образом подрабатывал в свободное от занятий время, чтобы помочь своей бедной маме. И хотя тетя Лу, казалось, слушала его, она, по-видимому, ничего не слышала. Словно у нее в голове шла куда более интересная беседа, решила Кэрри.

Как только с едой было покончено, мистер Эванс заторопился обратно в лавку.

— Скорей, Ник, помоги тете Лу сложить все в корзинку, давай-ка побыстрей! Некоторым из нас приходится зарабатывать себе на жизнь, и я бы сроду ничего не добился, если бы двигался с такой скоростью, как вы!

И когда они вернулись домой, он со вздохом облегчения надел свою рабочую куртку, сказав:

— Что ж, с этим, по крайней мере, покончено.

— Спасибо, мистер Эванс, — почтительно поблагодарил его Ник.

— Чудесный был пикник, — добавила Кэрри.

— Рад, что вам понравилось, — отозвался мистер Эванс, так выделив слово «вам», будто ему их общая прогулка вовсе не пришлась по душе, но вид у него был довольный. И какой-то странно смущенный. Он вынул из кармана две коробочки. — Пожалуй, сейчас самое время для подарков, а? У меня сегодня вечером заседание муниципального совета, и, когда я вернусь, вы, наверное, будете крепко спать.

Нику достался нож, чудесный нож в футляре из зеленой кожи, а Кэрри — колечко. Из настоящего золота, с темно-красным камешком.

— Вот это да! — пришел в восторг Ник. — Мне всю жизнь хотелось иметь нож в футляре. Перочинный нож, который вы мне подарили на рождество, тоже был очень хороший, но он плохо резал. Я хотел вот такой, как этот. Ну и красота!

— Береги его, — посоветовал мистер Эванс и посмотрел на Кэрри.

— Кольцо замечательное, — сказала она. Ей хотелось поблагодарить его, но в горле у нее появился комок.

Мистер Эванс, однако, понял, что она испытывает.

— Рад, что оно тебе нравится. На память от меня и тети Лу!

Тетю Лу поблагодарить было куда легче.

— Большое спасибо, — сказала Кэрри.

Тетя Лу вспыхнула и заулыбалась. В глазах у нее стояли слезы, и, когда она прошла на кухню, она обняла их обоих и поцеловала.

— Я была счастлива с вами, — сказала она. — С вами в этом доме появилась жизнь, впервые я ее почувствовала!