Девочка Лида - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 23
Видно, злая ведьма-мачеха
Тебя с хаты прогнала.
Не встать уж мне, не выплыти:
Пески в воде усыпали всю косу мне, всю русую;
Руки в камыше увязли,
А сердце мне змея-тоска
Сосет, грызет без устали.
Погубила меня
Ведьма-мачеха твоя,
Погубила меня,
Утопила меня.
Ближе и внятней раздалась песня, и как будто рыбка закружилась в воде. Вся в тоске встрепенулась Маруся, с кочки неслышно скатилась, к воде спустилась, руками воды коснулась и... очнулась от крепкого сна.
Глядит: занялась зорька ясная и розовым огнем схватила полнеба. Встала на ноги, отряхнулась Маруся и побрела снова по лесу искать гуся.
Долго бродила, всюду ходила. Нет, не нашла. Сердце у нее сжалось. Как идти, как сказать! Опять побьет мачеха. Однако нечего делать, собралась с духом, пошла.
Увидала ее без гуся, из себя вышла ведьма; у ворот встретила и во двор не впустила, крепко избила, назад воротила.
Отошла Маруся, оглянулась назад и увидала своего отца. Стоял старый, кулаком слезы утирал, - жаль было отцу свою дочку.
Вот пропала из очей родимая хата. Не видать отца, не видать мачехи-красавицы у ворот, не видать и вишневого сада. И села родного не видать.
Пошла в чащу, отыскала лесную кочку Маруся, прилегла, протянула ноги босые, израненные, положила под голову руки исцарапанные, на плечо дырявую сорочку натянула и забылась крепким сном.
Все тихо. Но вот опять заслышалась песня:
Моя дочка, моя ясочка,
Ты зачем сюда пришла?
Видно, злая ведьма-мачеха
Тебя с хаты прогнала.
Не встать уж мне, не выплыти:
Пески в воде усыпали всю косу мне, всю русую;
Руки в камыше увязли,
А сердце мне змея-тоска
Сосет, грызет без устали.
Погубила меня
Ведьма-мачеха твоя,
Погубила меня,
Утопила меня.
Ясно, звонко раздалась над водою та песня около берега, около Марусиного уха. Нагнулась Маруся, глядит: из воды на нее другое лицо глядит. Тихо сияют лазурные очи, тихо лепечут бледные губы, протянулись ласковые руки...
- Мама! - крикнула сердцем Маруся, сама потянулась и... скатилась с берега в озеро.
Занялась зоренька ясная, осветила лесную кочку и не увидала на кочке Маруси. Не видала больше мачеха падчерицы, не видал старый батько малой дочки своей.
Давно то было, и быльем поросло Марусино озеро. Заглохло, заросло ракитой кругом, нет к озеру пути человеку. И одни только Божьи пташки поют, перепархивают, в ветках зеленых гнезда вьют, да рыбки серебряные плещутся. А порой в ясную ночь выплывают на берег две русалочки, садятся на лесную кочку и не наглядятся друг на друга. И гусек белый с ними рядом сидит. Нашла гуся Маруся. Утопила его мачеха в озере, нарочно искать заставляла. Посидят, крепко обнявшись, пока светит месяц да звезды сияют, и уплывут на зорьке назад в синие волны.
Недолго жил, скоро помер казак старый, а мачеха злая из села ушла и не воротилась, и что с нею сталось, никому не известно.
* * *
Лида кончила и замолчала над книгой. Слушатели ее не прерывали молчания, будто ждали продолжения.
В детской стемнело. Длинный косой луч заходящего солнца заглянул в последний раз в комнату и осветил детей: внимательные лица Любочки и Коли, стриженую головку Жени и среди них на высоком креслице Лиду, бледную, с потемневшими глазами, с вытянутой вперед худенькою голою рукой, которой она по обыкновению размахивала во время чтения.
Матрена мирно спала и громко храпела в уголке, в своем кресле.
Глава VI
В передней сильно зазвенел колокольчик.
- Барин, должно быть! - сказала Аксюша и опрометью бросилась отворять дверь.
В самом деле приехал папа. Он был не один. С ним вместе вошла в комнату высокая худощавая дама в нарядном черном платье со шлейфом. Она откинула с лица вуаль, сняла шляпку, перчатки и, повернувшись лицом к папе, спросила:
- А где же дети?
- И сам не знаю, - улыбаясь, ответил папа. - В детской, должно быть. Пойдемте теперь в вашу комнату, отдохните с дороги, а потом я вам покажу мое маленькое стадо.
Гостья ничего не ответила, а папа взял ее под руку и повел через коридор в комнату.
В детской между тем поднялась суматоха. Прибежала снизу, вся запыхавшись, Аксюша и взволнованным голосом объявила, что "тетенька изволили приехать".
Матрена вскочила с кресла и как безумная заметалась спросонок. Она схватила банку помады и начала без милосердия мазать стриженые волосы Коле, стащила рубашонку с Жени, стала напяливать через голову другую; закричала на девочек, чтоб они скорей переодевались.
- Зачем это? - возразила Лида. - Совсем не нужно.
- Ну рассказывайте еще! - сердито прикрикнула на нее Матрена. - Надевайте поскорей чистые блузки да фартуки новые возьмите, - там в шкафу висят.
Но Лида отказалась наотрез и принялась уговаривать Любочку:
- Люба! Ведь без тети мы бы не стали переодеваться, ведь так бы остались? Значит, и при тете не нужно. Ведь это значит тетю обманывать. Я не хочу, я не стану переодеваться. Я не хочу тетю обманывать!
Все это было бы, пожалуй, верно, если бы Лидино платье не нуждалось в перемене независимо от тетиного приезда. Короткая ситцевая юбочка была сильно помята, оборка в нескольких местах оторвалась, а белый фартук смахивал на пыльную тряпку.
- Погубить меня, видно, хочешь, - начала, переходя от сердитого к жалобному тону, Матрена. - Хочешь показать тетеньке, что вот, мол, не смотрит няня за нами, в грязи, мол, нас водит.
Лида принялась с жаром уверять, что совсем она этого не хочет показать, что она...
Но тут Любочка увидала через стеклянную дверь папу и громко всем объявила об этом. Лида замолчала на полуслове. Матрена отошла в сторону.
Дверь отворилась. В комнату вошел папа, а за ним приехавшая высокая гостья - тетя Екатерина Петровна.
- Вот это мой мальчуган - первый номер, а это - номер второй, - говорил папа, представляя Колю и Жени. - А это - девчурки. - И он подвел к тете Лиду и Любу.
Катерина Петровна нагнулась и поцеловала в лоб трех старших детей; Жени же она подняла с полу и расцеловала в обе пухлые щечки.
Тетя была худощавая нарядная, с тонкою талией, такая высокая, чуть ли не с папу ростом. Большие глаза смотрели серьезно из-под темных бровей, а маленький рот, показалось Лиде, как будто совсем не умел улыбаться.
- Которая же старшая? Я так давно не видела, забыла совсем. Да неужели же Любочка переросла Лиду? - спросила тихим, необыкновенно ровным голосом тетя.
Голос ее не понравился Лиде.
- Переросла, давно переросла, - отвечал папа. - А Лида у нас вовсе не растет, так и остается малышкой, маленькой обезьянкой.
Папа выдвинул Лиду вперед и поставил посередине комнаты, как раз напротив тети.
Лиде вдруг сделалось ужасно неловко. Она вспомнила свой разговор с мамой и покраснела до ушей. Тетя так пристально смотрела на нее серьезными темными глазами, точно хотела по лицу отгадать, о чем она думала. Лиде захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться, а папа как раз взял ее за руку и притянул еще ближе.
- Как вы находите, на кого она похожа? - спросил он тетю.
- Не знаю, право, - отвечала тетя, еще пристальней поглядев на девочку. - На мать не похожа, на вас тоже нет.
- На вас, на тетю похожа. Вы вглядитесь только - портрет.
Катерина Петровна смерила глазами маленькую худенькую фигурку, стоявшую перед ней, покачала головой и ничего не ответила, но Лида вспыхнула пуще прежнего. Ей показалось, что тетя недовольна таким сравнением. Она взглянула на свое замазанное, измятое платье, на свои красные, немытые руки и на тетин длинный шлейф и ее отличные перчатки, и ей стало досадно, зачем она не принарядилась, как приказывала Матрена. Она уже забыла о своей похвальной правдивости и думала только, что, будь она понарядней, тетя, может быть, и не смерила бы ее таким недовольным взглядом.
Лида вырвала свою руку из папиной и убежала в угол, к окну.