Девочка Лида - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 73
Лева знал, что скоро уезжает, и ему с бабушкой особенно хотелось еще раз порадовать девочку и хорошенько отпраздновать это последнее рожденье, проведенное вместе.
И вот теперь все было отравлено, и вместо радости бедная девочка испытала незаслуженное горе и пролила много слез.
"Черт знает что такое!" - возмущался Субботин. Нет, он этого не простит! Они еще пожалеют о своей жестокости, сегодня же пожалеют!
- Ирина! - проговорил он серьезно, и голос его звучал странно, почти торжественно. - Выслушай меня внимательно и обдумай хорошенько мои слова. Я требую от тебя одного обещания, с тем чтобы впоследствии ты никогда больше не забывала о нем!
Они подошли в эту минуту к оврагу, как раз в том месте у речки, где когда-то, в начале лета, оба с восхищением любовались последними лучами вечерней зари.
Теперь над ними расстилалось звездное небо, и полная луна заливала фосфорическим светом речку и овраг и белые стены маленького домика Дарьи Михайловны.
Лева остановился и, взяв обе руки Ирины, глядел на нее любящим взором.
- Ирина! - проговорил он тихо. - Обещай мне, что с этих пор ты никогда больше не будешь ничего скрывать от меня и не станешь слушать других, если они будут утверждать, что ты надоедаешь мне. Я смотрю на тебя как на родную; для меня ты - моя маленькая нареченная сестренка, и ты должна верить мне, Ирина! Обещаешь?
Лева нагнулся к девочке, стараясь поближе заглянуть в ее милое заплаканное личико:
- Обещаешь?
Вместо ответа Иринка обвила руками голову Левы, крепко и горячо прильнула к нему губами.
Много лет спустя Лева все еще помнил и эту тихую лунную ночь, и этот горячий порыв ребенка, так беззаветно, навсегда подарившего ему свое любящее сердце
Силы между тем совсем изменяли бедной девочке, утомленной всеми волнениями дня и поздним часом; она еле держалась на ногах.
Лева взял ее на руки. Иринка не противилась больше; она приникла головой к его плечу и сейчас же закрыла глаза. Недавние слезы еще дрожали на ее длинных ресницах, но на душе ребенка уже было по-прежнему светло и отрадно.
- Лева! - проговорила она со счастливой улыбкой, почти засыпая. - Как хорошо, как хорошо было на базаре... вот только розы... розы мои... я, кажется, их у бабушки забыла... Лева, собери их, пожалуйста...
Вечером Лиза, разодетая в бальное платье, с гирляндою живых цветов в волосах, торопливо вошла в спальню бабушки.
Старая горничная поправляла в углу лампадку, и, кроме нее, в комнате никого не было.
- Аннушка! - нетерпеливо спросила девушка. - Мне говорили, что Лева вернулся, ты не видала его?!
- Как же, как же, он тут был, только не сейчас, а, почитай, уже минут двадцать тому назад!
- Минут двадцать, что же он тут делал?
- Да вот, все с какими-то цветами возился, кружку требовал, а сам за водой ходил, чтобы, значит, посвежее были..
- Ну а потом?
- Ну а потом к себе ушел и двери запер.
- Дверь запер?
Лиза всплеснула руками и, подобрав подол своего бального платья, поспешно кинулась в комнату брата.
Увы, Аннушка была права. Дверь была закрыта, и сквозь щель ее огня уже не было видно.
- Лева, Лева, да никак ты с ума сошел! - сердито стучалась к нему Лиза. - Неужели ты уже разделся и лег? Это чистейшее безобразие, зала полна народу, все ждут, начали танцевать... а дирижера нет! Отвечай сейчас, скоро ли ты придешь и что мне сказать гостям?
- Скажи им, что я извиняюсь, что мне нездоровится и я совсем не приду! - послышался за дверью решительный ответ Левы.
Ни угрозы, ни просьбы Лизы не могли повлиять на его решение; он остался непоколебим и в этот вечер к гостям не вышел.
Роль дирижера пришлось волей-неволей взять на себя Кокочке Замятину; но бал прошел вяло, и молодой офицер напрасно выбивался из сил, стараясь оживить танцы; он не обладал в этом отношении талантом Левы, и отсутствие молодого хозяина оказалось гораздо более ощутимым, чем могла ожидать этого даже сама Лиза.
XII
Прошло несколько дней.
Погода на дворе стояла все время дождливая и пасмурная; нельзя было ни кататься на лодках, ни устраивать веселых пикников, и молодежь поневоле сидела дома и смертельно скучала.
Летом в дурную погоду почему-то бывает всегда особенно тоскливо на дачах, а тем более людям праздным и не умеющим заняться никаким делом.
Лиза и Милочка целыми днями бесцельно слонялись по комнатам, то приваливаясь на кровать под предлогом головной боли, то забираясь с ногами на кушетку с каким-нибудь романом, который, однако, так и не раскрывался, то, наконец, принимаясь за вышиванье, но в результате по всем углам валялись только мотки шелка и наперстки.
От нечего делать они придирались к прислуге, дразнили Бобика и, пользуясь отсутствием Левы, который по делам уехал на несколько дней в город, отчаянно изводили Иринку. Девушки все еще не могли простить ей недавнего успеха на базаре и их неудавшегося танцевального вечера из-за отсутствия Левы.
Но, к немалому удивлению и досаде Лизы и Милочки, девочка с некоторых пор относилась очень холодно ко всем их придиркам и намекам о Леве.
Последний разговор с ним в лесу произвел на Иринку глубокое впечатление. Девочка обещала не слушать, когда другие будут нарочно дурно отзываться о нем, и она действительно больше никого не слушала, и это новое, столь необычное поведение еще более подзадоривало и раздражало обеих подруг.
Не желая с ними ссориться, Иринка обыкновенно отмалчивалась или убегала в комнату к бабушке.
- Беги, беги, маленькая сплетница! - кричали ей тогда вслед Лиза и Милочка. - Беги к бабушке и постарайся хорошенько нажаловаться ей на нас!
Кончилось тем, что девочка почти совсем перестала бывать у Субботиных и только изредка, по утрам, и то ненадолго, прибегала повидаться с бабушкой, пока Лиза еще спала.
- Ты что-то загордилась, моя девочка? - шутя укоряла ее Прасковья Андреевна, не подозревая, в чем дело. - С тех пор как Лева уехал, и не показываешься больше; совсем позабыла меня, старуху!
Иринка краснела, опускала глаза и затем принималась горячо целовать и обнимать бабушку, однако ни разу не проговорилась о том, что заставляло ее теперь так редко бывать у Субботиных.
Впрочем, Иринке и дома не было скучно. Маленькая дачка Дарьи Михайловны состояла из трех небольших, светлых и чистеньких комнат; тут было тепло и уютно.
Девочка, сидя на полу в детской, где были отведен большой угол для ее куклы, целыми днями с наслаждением возилась со своей Надей. Она теперь почти не расставалась с нею и даже на ночь пробовала сначала укладывать ее с собою. Но Дарья Михайловна запретила это делать, боясь, что во сне она нечаянно может уронить и сломать дорогую куклу. Иринка устроила для нее кроватку около своей постели и каждый день вечером, ложась спать, раздевала и укладывала свою куклу и при этом никогда не забывала попрощаться с нею, покрывая поцелуями румяные и вечно улыбающиеся глазки хорошенькой Нади.
Бабушка и Дарья Михайловна надарили ей всяких лоскутков, и в дождливую погоду Иринка все время проводила в своем углу, тихонько играя с куклой и старательно работая над ее приданым.
Однажды, в один из таких пасмурных, сереньких деньков, когда с самого утра беспрерывно моросил мелкий дождь, у калитки их палисадника показалась высокая фигура Замятина, а за ним Лиза и Милочка.
Бабушка послала Лизу к Дарье Михайловне, чтобы пригласить ее и Иринку назавтра к ней на шоколад по случаю ее именин.
Иринка, как всегда, сидела в своем углу и тихонько играла с Надей. Она только что закутала ее в голубой кашемир и, распустив белокурые волосы куклы, старательно заплетала их в две косы и перевязывала голубою ленточкою.
- Иринка, иди сюда! - окликнула ее Дарья Михайловна. - Гости пришли, бабушка нас завтра к себе на именины зовет!
Иринка с куклою в руках весело вбежала в столовую, где сидели гости, но, увидев Лизу и Милочку, инстинктивно попятилась назад.