Том 15. Сестра милосердная - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 22

— Барышня. Время закрывать. Домой пора, — услышала она голос Яши, принесшего ей пальто.

Кругом стояла полная тишина. Магазин опустел. Единственный электрический рожок горел еще у входа, остальные были потушены. Барышни-продавщицы разошлись давно, пользуясь своей недолгой свободой. Ира спешно оделась и вышла.

Теплый апрельский вечер дохнул ей в лицо освещающей бодростью. Синее небо… чистый воздух, снующие мимо нее автомобили и экипажи, приподнятое по-весеннему настроение толпы, все это так мало гармонировало сейчас с угнетенным настроением девушки. Она шагала по широкой людной улице, а с нею вместе неотступно шагали и ее безотрадные мысли. "Завтра проверка кассы… — думала Ира, — субботний вечер… Необходимо пополнить недостающую сумму… Но где она возьмет теперь эти деньги, когда так очевидно, что Валерьян обманул ее и не принесет их ей никогда…"

Ужас перед завтрашним вечером властно охватил душу девушки и беспросветной черной тучей накрыл все ее существо. Ира в своем отчаянии и безнадежности даже не находила сил негодовать на поступок молодого Вадберского. Она шла, забыв о трамвае, о необходимости возвращаться домой, об отдыхе и обеде. И опомнилась лишь очутившись у Александровского сада.

— Ну и маршируете же вы, барышня, едва догнал! — услышала она позади странно знакомый голос и живо обернулась.

Перед ней стоял тот самый оригинальный покупатель, над которым несколько дней тому назад потешались ее сослуживицы. И на этот раз человек, похожий на обезьяну, остался верен себе. Вместо меховой дохи на нем была надета какая-то удивительная крылатка-шинель, какие носились лет пятьдесят тому назад нашими предками. На голове его сидела блинообразная старомодная с огромным козырьком фуражка. Сам же он улыбался добродушнейшей улыбкой, так мало подходившей к его дикой внешности.

— Рад, очень рад встретить вас, барышня, хоть одно знакомое лицо, а то совсем, признаться, запутался в проклятом этом городе… — говорил он, здороваясь с Ирой. — Сажусь в трамвай, еду на Балтийский вокзал, а попадаю к Полицейскому мосту. Гляжу в окошко — вы такая сосредоточенная, серьезная… Обрадовался: думаю старая знакомая… Соскочил за вами следом. Наконец-то догнал… Да что с вами, барышня? Бледны вы чрезвычайно! И лицо встревоженное… Случилось что с вами? — незнакомец с участием заглянул в глаза Иры. Его глаза светились неподдельной добротою и он так ласково улыбался, что Ира как-то сразу почувствовала доверие к нему.

"Что если попросить его? — подумала Ира. — Попросить этого незнакомого человека выручить меня из беды? И если он согласится оказать мне эту огромную услугу — ведь я тогда спасена! Не сама ли судьба, позаботившись об этом, посылает мне его в такой тяжелый момент?"

Она уже не думала о том, насколько удобно будет для нее прибегнуть к такой помощи у совершенно постороннего человека. Впереди стояла одна цель: возможность спасения, и, не рассуждая ни о чем больше, она заговорила, спеша и волнуясь:

— Не сочтите меня ради Бога безумной, но в нашей нынешней встрече я вижу перст Божий. Простите меня, не считайте обманщицей, лгуньей… но я нахожусь сейчас в отчаянном положении… Меня очень подвели, недостойно обманули… Я поручилась за одного моего знакомого… С разрешения управляющего магазином взяла деньги из кассы до сегодняшнего дня, твердо надеясь, что мне вернут их в срок… И вот…

Ира не договорила. Ее губы дрогнули.

— Бедное дитя, — произнес ее спутник после недолгой паузы. — Верю вам и от души благодарю вас за вашу откровенность. Постараюсь отплатить вам тем же. Чтобы не показаться вам слишком навязчивым, странным и смешным, я покривил на этот раз перед истиной и перед вами… Не из окна трамвая увидел я вас нынче и далеко не случайной была наша встреча. Я умышленно ожидал вас невдалеке от вашего магазина и, как только вы вышли оттуда, поспешил за вами. Мне необходимо было переговорить с вами. Не вы, а я сам нуждаюсь в вашей поддержке.

Он прервал на минуту свою речь, чтобы перевести дыхание, и, встретив недоумевающий взгляд Иры, продолжал с еще большей поспешностью: — Да, да, я нуждаюсь в вашей помощи. В тот день, когда счастливая судьба толкнула меня в двери того магазина, где вы служите, и я увидел вас, ваши честные глаза, ваше открытое благородное лицо, то понял, что все еще есть хорошие люди на свете, а ваш поступок с возвращением оброненных мною денег заставил меня искать новой встречи с вами, чтобы просить, да чтобы просить, умолять вас принять у меня место наставницы и сестры милосердия при моем больном сыне… О нет, не отказывайтесь, — воскликнул он, заметив нерешительность на лице Иры… — Мой бедный мальчик давно приговорен врачами. Он страдает тем недугом, который свел в могилу его мать. У моего единственного сына чахотка. И бедному Славушке ничего не осталось от жизни, как только терпеливо ждать приближения… приближения конца.

Он вытащил носовой платок из-под полы своей допотопной бекеши и стал усиленно сморкаться, чтобы скрыть подступившие слезы. Часто попадавшиеся им навстречу прохожие с удивлением оглядывали Иру и ее спутника. Его волнение невольно бросалось в глаза, а необычная внешность вызывала у встречных невольную улыбку. Но Ире незнакомец отнюдь не казался смешным. Захваченная человеческим горем, горем отца, готовившегося потерять единственного сына, девушка в эти минуты совершенно забыла о своей неприятности. Ей хотелось утешить несчастного отца, помочь ему словом, советом. Но чем могла она успокоить человека в таком беспросветном горе…

Между тем ее спутник немного оправился и продолжал уже более спокойно:

— Да, мой маленький Святослав — приговоренный. Он обречен судьбою с самого нежного возраста на раннюю смерть. Тотчас же после кончины жены я узнал об этом и, чтобы спасти ребенка, повез его в теплые страны. Где мы только не бывали! И в Каире, и в Ницце, и в Швейцарии, и у нас в Крыму. Я поддерживал слабо мерцающий огонек его жизни. Но мальчик не окреп даже под знойным небом Египта. Он таял, как свеча. И вот, мне посоветовали увезти его в Финляндию, в холодную суровую Финляндию, которая по новому трактованию медицинской мудрости в иных случаях спасает от такого рода недугов вернее солнца в южных странах. Мои средства позволили мне приобрести небольшую мызу в Финляндии недалеко от Выборга, в десяти верстах от железной дороги. К счастью, доктора оказались правы, климат Финляндии совершил чудо. Славушка окреп, поправился. Но, к сожалению, ни одна гувернантка не хочет ехать в нашу глушь. Все приглашенные мною воспитательницы, прожив не более недели, отказывались от места и оставляли наш дом. Я приехал в Петербург, чтобы пригласить к Славушке новую наставницу. И мой выбор пал на вас… Я понял, что не найду ничего лучше, как только увидел вас в окошечке кассы. А ваш достойный поступок привел меня к окончательному решению. Умоляю вас не отказывайте нам! Вы сделаете доброе дело. Вы облегчите страдание приговоренного к смерти ребенка и отчасти успокоите его отца… Что же касается ухода за больным, я не только вам, но и всем, кто служил у меня до сих пор в качестве наставницы моего сына, предлагаю не менее ста рублей ежемесячно. И авансом сколько хотите. Вы говорите, что вас обманули. Большую сумму не отдали вам?

— О, огромную! — вырвалось у Иры.

— Несколько тысяч?

— Что? Нет, как можно! Триста рублей!

Ира невольно вздрогнула от смеха, которым неожиданно разразился ее спутник. Переход от безысходной печали к безудержному хохоту был такой странный, как и вид этого человека. Ира, глядя на него, и сама улыбнулась.

— Ну вот! Ну вот! Вы улыбаетесь, значит — согласны. Я знал, что вы ангел по доброте. Благослови вас Бог за ваше великодушие. А уж Славушка-то мой как рад будет. Еще бы! Иметь такую молодую, симпатичную, добрую наставницу. С последней, Марьей Ивановной, кузиной доктора, они не ладили, пришлось ее отпустить. А насчет денег не беспокойтесь, ради Бога; вот вам ваши триста рублей, аванс в счет заработка. Через шесть месяцев мы будем квиты… Вы заслужите их в этот срок, если даже я буду вычитать только половину вашего жалованья… Порывшись во внутреннем кармане своей старомодной шинели, спутник Иры передал ей несколько бумажек.