Том 13. Большая Душа - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 18
Целое лето Ася и Юрий Львович усердно готовили Досю к поступлению.
Способная, развитая Дося превзошла к началу осени самое себя. То, что полагалось проходить за два года в младшем отделении, Дося уже учила в гимназии. А двухлетний курс среднего класса пансиона Ася с Юрием Львовичем вкратце прошли с девочкой за лето.
Надо сказать, что пансион Анастасии Арсеньевны Зариной, помимо своего воспитательного значения, являлся подготовительным училищем для девочек, поступающих по окончании его в средние классы женских институтов или гимназий. И шестигодичный курс этого пансиона не являлся особенно трудным для его питомиц. Поэтому Дося вполне удовлетворила и Анастасию Арсеньевну, и наставницу старшего отделения швейцарку m-lle Алису Бонз, преподававшую детям языки и музыку, и учительницу по русским предметам Марью Ивановну, и батюшку отца Якова вместе с курсисткой-математичкой Ольгой Федоровной Репниной.
Пансион сразу понравился девочке. После жизни в меблированных комнатах и странствий по провинциальным гостиницам жизнь пансиона показалась Досе сущим раем. Здесь девочка была всегда сыта и хотя скромно, но чистенько одета в коричневое платье-форму при белом фартуке.
Вставали здесь в семь утра, принимали душ и шли пить молоко в столовую, устроенную до наступления холодов на террасе. Перед утренним завтраком была общая молитва. От девяти до двенадцатв часов шли уроки. В двенадцать подавался ранний обед, после которого пансионерки проводили время в саду. Здесь же они занимались гимнастикой или хоровым пением в теплые осенние и весенние дни. От трех до шести были снова уроки в классной, вплоть до ужина в шесть часов вечера. После ужина готовили до девяти уроки, в девять же снова шли пить молоко и расходились по дортуарам, помещавшимся в мезонине дома.
Не только жизнь в пансионе пришлась по сердцу Досе, ее новые товарки по школе тоже понравились ей. Правда, никто в мире, казалось, не мог заменить девочке и ее друга «горбунка», и уехавшую крестную, но и те восемь девочек, помимо нее самой и Аси, составлявшие старшее отделение, весьма и весьма пришлись по нраву Досе.
Все они были приблизительно одного возраста с нею — четырнадцати-тринадцати лет. Самыми старшими были Ася, всеобщая любимица воспитанниц, и Марина Райская, приехавшая из далекой Сибири, девочка, всегда задумчивая и мечтательная, очень рассеянная подчас. Красивая, с большими серыми глазами, с золотистыми волосами, Мара казалась самой спокойной и серьезной среди своих младших подруг. Она заметно тосковала по Сибири, откуда привезла ее старушка-бабушка, поселившаяся в Петербурге.
К ней и Асе Зариной шли за советами остальные пансионерки.
Но больше всех была привязана к Марине Райской маленькая крещеная еврейка Рита Зальцберг. Это был хрупкий синеглазый ребенок с каштановыми кудрями. Рита боготворила Марину и не отходила от нее ни на шаг. Мать Риты, учительница в пригородной школе, всего лет пять тому назад приняла крещение вместе с маленькой Ритой. Пугливая, робкая Рита побаивалась Сони-Наоборот и ее бойкой приятельницы Доси и заметно сторонилась их.
Зато Маша Попова, обладающая громким, басистым голосом и медвежьей грацией, за что ее прозвали «Мишенькой», примыкала к этой шаловливой паре.
Кроме уже знакомой читателям Мили Шталь, державшейся в стороне от подруг и прозванной "Тонкой штучкой", были в старшем отделении Люба и Надя Павлиновы, и еще одна молодая особа, Зина, или Зизи Баранович, единственная из всего пансиона девочка, у которой были родители, жившие тут, в Петербурге, и имевшие небольшие средства. Зизи дружила с Милей и тоже заметно отделялась от кружка подруг.
В очень короткое время Дося успела перезнакомиться со всеми своими однокашницами и сойтись с некоторыми из них. Но Ася по-прежнему оставалась ее ближайшей приятельницей и другом, несмотря на то, что Соня-Наоборот сделалась с первых же дней поступления ее незаменимым товарищем и близкой сообщницей.
Держась за руки, Дося и Соня-Наоборот в сопровождении шпица Доди неслись от Белого дома с колоннами по широкой аллее.
В той части сада, откуда предприняли свой путь девочки, было тихо и пустынно в этот послеобеденный час. Пансионеркам как младшего и среднего, так и старшего отделений строго-настрого запрещалось гулять здесь, около калитки. Для прогулок воспитанницам была отведена дальняя часть сада, за которой сразу начинались огороды, а за ними было широкое поле.
Однако Дося со своей спутницей менее всего думали сейчас об этом запрещении.
Стояла середина сентября — бабье лето. Солнце в этот день щедро нагревало землю. Сухие листья пестрым ковром покрывали аллеи парка. Поредевшие кроны деревьев свободно пропускали теплые лучи солнца. Легкий ветерок играл белокурыми локонами, выбившимися из косичек Доси, и трепал пряди подстриженных пушистых Сониных кудрей.
— Послушай, Дося, а ты знаешь наверное, что ей прописан именно этот кофе? Ты не путаешь? Не ячменный, разве? — обратилась к своей спутнице Соня-Наоборот.
— Ну, вот еще! Не путаю, конечно! Когда мы с Асей ходили в отпуск в последнее воскресенье, я отлично поняла слова Вени. Вот что он сказал: "Мамаша доработалась до болезни сердца, и доктор запретил ей чай и кофе, потому что они вредно действуют на нее, а так как мамаша страшная любительница кофе, то доктор разрешил ей пить пока что желудевый". Вот он и стал искать желудевый кофе и нигде не мог его найти. Да и желуди тоже нигде не продаются в лавках. А у нас их в дубовой аллее, слава тебе Господи, сколько угодно — даром бери!
— Отлично, если так: наберем их побольше, значит. Я нарочно себе карман вшила для этой цели в нижней юбке и репетицию сделала с ним. Собрала со стола все хлебные корки, что от обеда остались. И наполнила ими карман. Великолепно! Поместительно, просто прелесть! Ай, Додик, скверная собачонка! Смотри, он, кажется, намерен съесть жука? Не принимает ли он его за шоколадную конфетку?
— Тубо, Доди! Марш за нами. Веди себя как следует. Бери пример с нас, — важно заметила собаке Дося.
— Ну, знаешь. Насчет примера я бы воздержалась советовать! — усмехнулась Соня-Наоборот. И вдруг вся просияла. — Ну вот мы в дубовой аллее, у цели. Ну-ка, кто скорее наперегонки, вперед! Доди, дрянной ты этакий, не смей хватать за ноги, я тебе задам! — сердито прикрикнула она на шпица, с оглушительным лаем кинувшегося за ними следом.
Но Доди не так-то легко было удержать. Белый шпиц совсем ошалел от радости. С заливчатым лаем мчался он теперь бок о бок с припустившимися девочками, то забегая вперед, то вертясь у них под ногами, то самым бесцеремонным образом норовя схватить их за ноги от полноты своих песьих чувств.
Но теперь уже девочкам было не до него.
— Смотри, сколько желудей, Дося! Ты бери правую сторону аллеи, а я левую. Чудесно! Какая досада, что Додик только собака, увы, и не может нам помочь! Ей-Богу же, мне жаль теперь, что мы не захватили с собой и Маши Поповой. Наш милый Мишенька — славный малый, право, и нам она бы очень охотно помогла собирать. Все-таки три пары рук лучше, чем две, — резюмировала Соня-Наоборот, почти ползая по земле и то и дело подбирая с травы желуди.
— Да. Попова бы не отказалась, конечно. Она не святоша Миля и не тихоня Рита, — согласилась Дося.
— Терпеть не могу Эмилию и ее подруженьку Зизишку. И чего они важничают обе! Шталиха мне и то все лето отравила. Только и слышно от нее было: "Этого нельзя" да "Это не позволено". А на поверку все можно. Бабуся предобрая. Это — ангел! Только она не выносит лжи и отлынивания. И чем ее Эмилия к себе расположила, понять не могу!
— Мне кажется, она всех одинаково любит, Анастасия Арсеньевна, — вслух подумала Дося, — всех без исключения.
— Ну нет, Асю, как настоящую внучку — больше всех, конечно. А потом…
— А потом — тебя, — улыбнулась Дося.
— Пожалуй, что меня она любит тоже, наша чудная бабуся, — скромно ответила Соня-Наоборот, — а потому, знаешь, что я хоть и отчаянная сорвиголова, и шалунья такая, что хлопот со мною не обобраться, зато уж и попадусь в какой шалости, так запираться не стану. Пропадать, так пропадать. Семь бед — один ответ. А врать станешь — хуже запутаешься. Вот наша Зизишка-"аристократка", та и приврать не прочь, так ведь и попадается во вранье сразу… Нет, ты только посмотри, как красиво! — неожиданно оборвала себя Соня-Наоборот, указывая вперед рукой.