Анатомия страха (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 20

Олег взял у себя самого отпуск и провел месяц в Альпах. Все было как в сказке — горе, солнце, загорелые женщины на лыжах, роскошные бары и рестораны. И ни-ка-ких забот.

Но стоило ему вернуться, как вернулся и страх. Клятва была забыта. Он не мог не бояться, потому что не знал, чего именно боится. Страх был беспричинным и безотчетным. Просто страх. Олег листал учебники психиатрии, не находил ничего похожего и пугался, потом находил что-то очень похожее — и пугался еще больше.

Жизнь стала напоминать триллер. Чувство страха стало привычным, но от этого не менее острым. Сильнее всего оно ощущалось в рабочем кабинете, слабее — дома и в машине. На улице тревога как будто оставляла его, но зато там был Взгляд. Он преследовал не постоянно, но всегда вдруг. Олег озирался по сторонам и натыкался на равнодушные лица спешащих по своим делам людей.

Однажды у Казанского собора он увидел какую-то проповедницу. Пожилая, неряшливо одетая женщина, окруженная десятком зевак, вдохновенно вещала о божественном всесилии и неотвратимом наказании. Неожиданно проповедница обернулась к Олегу и уставилась на него горящими глазами. Она словно обращалась к нему одному:

— Покайся, грешник, ибо вина твоя ужасна! Бог знает все, и кара его на земле будет страшнее самой смерти!

У Олега закружилась голова. Что это? Обыкновенная сумасшедшая старуха. И он тоже потихоньку сходит с ума.

Единственной свидетельницей его плачевного состояния (на людях Олег еще мог заставить себя не распускаться) была Илона. Но вскоре ей надоело выслушивать его, как она выразилась, «шизовские бредни». Забрав годовалую дочку, Илона уехала работать по контракту в Данию.

Олег остался один, вскоре страхи начали мучать его еще сильнее, чем раньше. Он пытался заглушить их новыми легкими связями, но, утратив свою железную волю, Олег перестал привлекать женщин. Тем же, кому все-таки удавалось заморочить голову, словно передавалась его тревога. Женщины чувствовали себя рядом с ним неуютно и спешили побыстрее уйти — чтобы больше не возвращаться.

Тогда он начал пить. Один или в компании Сергея и Генки, которых смерть Светланы навсегда превратила в его верных рабов. Конечно, и он в какой-то степени зависел от них, но знал: посмей кто-то из них только заикнуться о том, что произошло в Лемболово двадцать с лишним лет назад, он избавится от бунтовщика точно так же — без тени сомнения или сожаления. Знали это и Сергей с Генкой.

Он пил, надеясь забыться, но страх не уходил. Напротив, он будто становился более реальным, осязаемым, приобретал смутно знакомый облик. Не раз, просыпаясь ночью, Олег холодел от ужаса, слыша загадочные шорохи, шепот, женский смех и детский плач. Он включал свет и ходил из комнаты в комнату с «береттой» в руке, но везде было тихо и пусто. Однако стоило вернуться в постель и погасить лампу, тени, притаившиеся в углах, возвращались и сплетались на потолке в дьявольском танце.

Все труднее было держать себя в руках. Ситуация становилась опасной. Мир, в котором идет охота на Большие Деньги и Большую Власть, живет по законам джунглей. Промахнувшему Акеле в нем не выжить. Олег долгие годы восседал на Олимпе благодаря лишь своей подавляющей воле. Нельзя было дать понять молодым шакалам, что он сдает.

Олег осторожно поделился опасениями с прихлебателем Генкой.

— Похоже, тебя сглазили, — не задумываясь ответил тот.

Олег поморщился. Он никогда не верил во всю эту муть — колдунов, привидения, порчу. Это было из той же оперы, что душа и совесть — для слабых. Для тех, кто вину за свои неудачи пытается свалить на внешние силы и обстоятельства. Нет, человек лепит себя и свою жизнь сам, своими руками.

И все же… Чем объяснить то, что с ним происходит? Олег уже готов был поверить во что угодно, кроме собственного сумасшествия. Это ведь только законченные психи стопроцентно уверены в своей полной нормальности. Он пока еще адекватен и сознает: его страхи — это ненормально. Господи, пусть это будет что угодно: духи, барабашки, инопланетяне, но только не психическая болезнь.

— Гена, найди мне какую-нибудь бабку или колдуна поприличнее. Их сейчас столько развелось, сплошные проходимцы, — глядя в сторону, попросил он.

Через день к нему приехал импозантный длинноволосый бородач с демоническим взглядом и трубным голосом. Первым делом он попросил положить ему в карман пятьсот долларов. Проведя чрезвычайно длинный и загадочный ритуал, дав Олегу совершенно, на первый взгляд, невыполнимые инструкции, колдун добавил, что положительного результата можно и не добиться, если на совести есть тяжелые грехи. Убийство, например.

Олег только пожал плечами. Грех — понятие относительное. Какие еще грехи на совести, если совести нет как таковой?

Уходя, колдун велел Олегу три дня не мыться и читать четыре раза в сутки заговор в строго определенное время. Прочитав эту дребедень, звучащую страшно и уродливо, на ночь, Олег лег спать, но скоро проснулся, как от толчка. Тени плясали на потолке, сливаясь в силуэт женской фигуры. Потом раздался детский плач. Обливаясь потом, Олег включил свет. Тени исчезли, но плач не умолкал. Женский голос принялся успокаивать ребенка, напевая колыбельную.

Олег почувствовал, как его мужское хозяйство превратилось в мешочек с колотым льдом. Он узнал этот голос…

Светлана стояла перед ним как живая. «А что ты будешь делать, когда об этом узнают все? — кричала она. — Что скажут твои папочка с мамочкой? Что скажут в твоем драгоценном институте?»

На следующий день он позвонил колдуну.

— Я же говорил, понадобится не один сеанс, — колдун был не в духе. — К тому же вы помните, что я вам говорил о грехах? Поймите, меня это не касается, ваши проблемы решать вам. Но если что-то было, вам надо сходить к исповеди, покаяться…

Олег бросил трубку.

А через несколько дней пропал Сергей.

Хотелось верить, что все дело в каких-то Серегиных заморочках. Украл больше дозволенного или еще что. Думать о том, что его исчезновение как-то связано с прошлым, было слишком страшно.

Колдун больше не приходил. Ночные кошмары продолжались. Он по-прежнему слышал шепот. Теперь он знал точно: это Светлана. Она приходила и во сне — то живая, веселая, то страшный раздутый труп с провалами вместо глаз. Порой на улице ему казалось, что он видит в толпе Светлану. Но это всякий раз была совсем другая женщина, с изумлением или возмущенно глядящая на обознавшегося мужчину с лицом истощенного фанатика.

Олег нашел другого психиатра — принимавшего только по существенной рекомендации. Красивый седеющий кавказец, похожий на Дату Туташхиа, выслушав и осмотрев его, долго смотрел в окно.

— Не знаю, что и сказать, — наконец заговорил он. — По одним признакам у вас классическая шизофрения. Зато нет других, которые при шизофрении просто обязаны быть. Давайте сделаем кое-какие анализы, энцефалограмму, томографию. Надо исключить органические поражения мозга.

Но и обследование не дало ничего определенного.

— Я затрудняюсь поставить вам точный диагноз, — откровенно признался врач. — То, что с вами происходит, определенно ненормально. Но признать вас психически больным я все-таки не могу. Понимаете, если бы вам был нужен, — он выделил голосом слово «нужен», — психиатрический диагноз, мало ли для каких целей, вы получили бы его без труда. Но вы ведь не этого хотите?

Олег кивнул.

— Скорее всего у вас так называемое пограничное состояние. Знаете, я придерживаюсь старой школы. По ней все люди делятся на шизоидов, истероидов, циклоидов и эпилептоидов. Вы по складу личности относитесь к шизоидам. И если заболеете психически, то не истерией, не маниакально-депрессивным психозом, а именно шизофренией.

— Но у моей матери были депрессии, — робко возразил Олег.

— Какая разница? Наследуется не болезнь, а склонность к психическим отклонениям. Где тонко, там и рвется. Скажу честно, вы очень близки к болезни. Хотите, положу вас в свою клинику на месяц-другой?