В небе — гвардейский Гатчинский - Богданов Николай Григорьевич. Страница 8

Не успел командир закончить свое выступление, как прибежал посыльный и подал ему телефонограмму. Прочитав ее, Голованов сказал:

— Танковые соединения Гудериана прорвались к Бобруйску, захватили его и начали форсировать Березину. Нам приказано немедленно…

Через час десять звеньев — тридцать машин — поднялись в воздух и взяли курс на запад, в район города Бобруйска, чтобы нанести бомбовый удар по танковым и мотомеханизированным войскам противника и по переправам через Березину. Несколько одиночных самолетов улетели на разведку.

На большей части маршрута и в районе Бобруйска нас встретили ливни и грозы. Из-за сильной болтанки и плохой видимости полет в строю звена стал невозможным, перешли на полет одиночными самолетами.

У Бобруйска и на переправах противник оказал нам сильное сопротивление. Зенитная артиллерия всех калибров вела непрерывный заградительный огонь. Почти все командиры кораблей, умело маскируясь облаками, пролетали на некотором удалении в стороне от Бобруйска, разворачивались и с запада внезапно появлялись над переправами и войсками противника, с ходу бомбили из-под облаков — и снова уходили в облака. Так же действовал и наш экипаж.

К вечеру, вслед за последними вернувшимися на аэродром самолетами, с запада накатилась мощная гроза, хлынул ливень, продолжавшийся всю ночь. Аэродром раскис и пришел в полную негодность. Поэтому 29 июня мы на боевое задание не летали.

С рассвета до вечерних сумерек техники и вооруженцы устанавливали на самолетах в хвостовом отсеке фюзеляжа пулеметы ШКАС (конструкции Шпитального и Комарницкого авиационный скорострельный), летный состав помогал им в этой работе. И в нашей машине целый день в поте лица трудились техник Григорьев и оружейный мастер Аркуша. С помощью штурмана и стрелка-радиста к вечеру работа была закончена. На турель установили новенький пулемет.

Великое чувство благодарности нашим техникам и оружейникам я ношу в своем сердце до сих пор. Многие летчики, штурманы, стрелки-радисты, и я в том числе, обязаны им жизнью.

День 30 июня был для нас снова днем тяжелых потерь.

Фашистские войска, несмотря на большой урон в живой силе и технике от мощных ударов наших наземных войск, штурмовой и бомбардировочной авиации, упорно рвались через Березину. Севернее и западнее Бобруйска скопилось большое количество мотопехоты и танковых войск врага. На Березине вновь и вновь наводились разрушенные нашими авиацией и артиллерией переправь;. Сюда немецкое командование стянуло большое количество зенитной артиллерии и истребительной авиации.

Нашему полку вновь было приказано бомбить войска противника и переправы. Штаб соединения под командованием полковника Скрипко, в оперативном подчинении которого находился наш полк, по-прежнему отдавал боевые приказы, конкретно определяющие силы, время и высоту нанесения удара. Бомбардировочный удар мы должны были наносить опять без прикрытия истребителями.

Полет к цели и бомбардировку производили звеньями, с большими интервалами по времени и с малых высот. Наши девять звеньев, сменяя друг друга, находились над целью в течение семи часов.

Бомбардировщики бесстрашно входили в сплошную завесу заградительного огня и ложились на малой высоте на боевой курс. На переправах и вокруг бушевал» пожары, горели танки и автомашины.

Но точность бомбометания стоила нам недешево, нередко невдалеке от таких пожаров догорали и наши сбитые самолеты. Когда наше звено, ведомое Иваном Белокобыльским, находилось почти у цели, мы увидели страшную картину. Впереди нас, над самой целью, произошел колоссальной силы взрыв, на мгновение ослепивший нас. Там в это время находилось звено комэска-4 старшего лейтенанта Виктора Вдовина. Когда мы вновь стали различать окружающее, то увидели на месте ведущего самолета огненный шар, все увеличивавшийся в размерах. Два других ведомых самолета были отброшены взрывной волной и беспорядочно падали далеко друг от друга. Самолет Вдовина вместе с клубами огня как бы растворился в воздухе.

Едва мы успели сбросить бомбы, как зенитная артиллерия поразила самолет Ивана Белокобыльского. Машина задымила, загорелась и с правым разворотом пошла вниз, в это время откуда-то сверху ее атаковала пара «мессершмиттов». Бомбардировщик на миг словно остановился, повис на горящих крыльях, а затем, задрожав, сорвался в штопор.

Как ни старались мы отыскать в затянутом дымами воздушном пространстве купола парашютов наших товарищей, так и не увидели их. Сердце сжалось от боли…

Экипаж Ивана Белокобыльского погиб смертью храбрых.

В этот день не вернулись самолеты комэска майора Починка, старшего лейтенанта Яницкого, лейтенантов Ищенко, Чумаченко, Антонова, Клебанова, Осипова, Ковальчука. Не вернулся и второй самолет нашего звена под командованием лейтенанта Ковшикова, его сбили истребители противника, неожиданно атаковавшие нас на пути к аэродрому. Только мы на израненной осколками зенитных снарядов и огнем пулеметов вражеских истребителей машине едва дотянули до аэродрома.

Одиннадцать самолетов в день — большая потеря для одного полка. Но и врагу мы нанесли существенный урон. Мы сорвали переправу и еще на один день задержали на Березине рвавшиеся вглубь нашей страны механизированные гитлеровские соединения.

Некоторые члены экипажей погибших самолетов вернулись в часть. От них мы узнали о трагической участи их боевых товарищей. Самолет лейтенанта Ивана Осипова при выходе из зоны огня зенитной артиллерии был атакован несколькими истребителями врага. В неравном воздушном бою стрелок-радист сержант Герасименко был убит, стрелок Шишкин ранен, машина была сильно повреждена. Осипов был вынужден произвести посадку на Смоленском аэродроме, не долетев до площадки в Ельне.

Штурман из экипажа Ищенко капитан Андрей Квасов рассказал, что за секунды до бомбометания снаряд угодил в открытые бомболюки самолета Вдовина. Взрывной волной огромной силы был выброшен из кабины командир ведомого корабля Николай Ищенко. В воздухе он не растерялся, раскрыл свой парашют. Оставшийся без пилота неуправляемый самолет зажгли вражеские истребители. Квасов приказал стрелкам-радистам выпрыгнуть из самолета на парашютах, но ответа не получил, никто не выпрыгнул из падающей машины. Очевидно, они были убиты. Земля угрожающе надвигалась, тогда Андрей открыл нижний люк кабины и выбросился из самолета. Фашисты, проносясь рядом с куполом парашюта, пытались расстрелять Квасова в воздухе. Он чудом остался в живых. На простреленном парашюте он падал с большой скоростью и, сильно ударившись о землю, потерял сознание. А когда пришел в себя, то увидел, что лежит у обрывистого восточного берега Березины.

Парашют был изрешечен пулями, кожаное пальто пробито в нескольких местах, одна пола отстрелена напрочь. Вдруг со стороны луга донесся слабый голос Николая Ищенко, звавшего его на помощь. Превозмогая боль в груди (позже выяснилось, у него были сломаны ребра), Квасов поднялся и пошел к своему командиру. Николая он увидел беспомощно лежавшим в траве, истекавшим кровью от раны в ноге. Квасов вырезал несколько длинных полос из купола парашюта и перевязал ими рану.

— Спасибо, Андрюша, за помощь. Нет сил, кружится голова… Видно, много крови потерял. Иди один. Может, встретишь бойцов, тогда выручай…

Но Андрей Квасов не бросил своего командира, он лег рядом, перекатил его к себе на спину и ползком потащил к канаве. Там, немного передохнув, Квасов взвалил себе на плечи раненого и, чтобы их не увидели немцы, по пересохшей канаве, медленно, еле переставляя ноги, пошел на восток.

В это же время, на их счастье, на передовую ехали военный корреспондент Константин Симонов и несколько командиров. Они видели воздушный бой и поспешили на помощь летчикам.

(Через много лет в романе «Живые и мертвые» Симонов — отступив от документальной точности, насколько того требует правда художественного повествования, — опишет этот эпизод. Андрей Иванович Квасов прочтет книгу, и они встретятся с автором, вспоминая в дружеской беседе этот горький и трудный день).