Золотые туфельки - Василенко Иван Дмитриевич. Страница 10

- Да, дело серьезное... - озабоченно протянул Герасим, когда Ляся в свою очередь рассказала о разговоре со студентом. - Знаю я этого Петра Крупникова на всякую подлость способен. Значит, так: мальчугана больше к "калеке" не посылайте, наладим другую связь. Это раз. Второе: из представлений все "такое" повыбрасывайте, оставьте только старого, прадедовского "Петрушку>. И, в-третьих, будьте готовы в любую минуту тронуться: вам тут климат больше не подходит. Скоро отсюда отправляется в Бердянск баркас, мы и вас туда посадим. Документы выправим такие, что ни один черт не придерется. Только о наружности своей побеспокойтесь: вы, папаша, за мастера поедете, а вы, Ляся, за браковщицу.

- Бердянск еще в их руках? - осторожно осведомился Кубышка.

- Покуда в их, но скоро и Бердянск освободят. Слыхали, как генерал Шкуро хвастался на банкете в городском театре, что через месяц в Москве будет? А его, да заодно и генерала Мамонтова, товарищ Буденный так чесанул под Касторной, что костей не собрать. Верьте слову, и месяца не пройдет, как они и тут смотают удочки.

- Кому ж кукол оставить? Васильку, что ли? С самим Петром Ивановичем я не расстанусь: он мне как брат родной... В карман засуну! - с грустной усмешкой сказал Кубышка.

- Оставьте Лунину, студенту этому рыженькому, - посоветовал Герасим. Хороший парень, только...

- Что "только"? - спросила Ляся. Герасим усмехнулся:

- Умная голова, да дураку досталась... Ну, да это дело поправимое... Так я пойду. - И, уже стоя на пороге, мягко сказал: - А на меня не обижайтесь, что втянул вас в нашу работу.

Когда ночной гость ушел, Кубышка и Ляся попытались уснуть, но сон не приходил.

- Папка, я Артемку сегодня во сне видела, - уныло сказала Ляся. - Как он мне нехорошо снится! Каждый раз после этого у меня камень на душе.

- Дался тебе этот Артемка! - проворчал старик. - Слышишь, дождь накрапывает? А под дождь всегда что-нибудь такое снится.

- Не потому... Он мне всю жизнь будет сниться... - Девушка порывисто приподнялась в постели и со слезами в голосе сказала: - Зачем мы тогда не взяли его с собой?!

На улице действительно шел мелкий осенний дождь. Тем не менее Кубышка и Ляся опять отправились побродить с куклами по городу. На улицах военных будто стало еще больше. На каждом перекрестке - проверка документов. Крикливые плакаты "На Москву!", содранные ночью с тумб чьими-то бесстрашными руками, валялись мокрыми клочьями по всем тротуарам, а новые что-то не появлялись... Лязгая цепями, сотрясая землю, проехал огромный танк, на котором стояло несколько офицеров с английским, в крагах, инструктором в центре.

- По лицам видно, что дела на фронте плёвые, - злорадно шепнул Кубышка.

Дав одно представление, кукольники вернулись домой. А в назначенный час Ляся с верным Васильком опять шла по мокрым аллеям рощи.

Студент уже ждал в беседке. Когда Ляся вошла, он с болезненной гримасой сказал:

- Я здесь с утра... Который час, не знаю. Решил, что вы уже не придете...

- Почему? Думали, что нас забрали? - с улыбкой спросила девушка.

- Могло и это случиться... А могли и просто так не прийти... Мокро... "Унылая пора, очей очарованье!.." Но какое же очарованье, когда... Ну да ладно! - прервал он себя. - Спасибо, что пришли. А то сижу - только шорох дождя в листве. Теперь и это приятно. "Приятна мне твоя прощальная краса..."

- Прочтите всё, - попросила Ляся и, когда студент взглянул на нее удивленно, объяснила: - Я тоже знаю эти стихи наизусть, но мне интересно, как читаете вы.

- Хорошо, - сказал он послушно и прочитал все стихотворение до конца, где оно так неожиданно обрывается:

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,

Но, чу! - матросы вдруг кидаются, ползут

Вверх, вниз - и паруса надулись, ветра полны;

Громада двинулась и рассекает волны.

Плывет. Куда ж нам плыть?..

Читал он хорошо: просто, без ненужного пафоса. Но последнюю строчку произнес с такой горестной ноткой, что Ляся взглянула на него с немым вопросом.

- Да, да, - смутился он слегка, - я тут, кажется, перехватил... Как всегда, вложил в чужие слова свой смысл. Но ведь никто не знает, о чем спрашивал этими словами Пушкин. Может, и он о том же? Конечно, применительно к своему времени.

- А вы о чем? - спросила Ляся, чувствуя за словами студента какую-то драму.

- О чем?.. - студент задумался. - Если вы не поскучаете, я расскажу... тем более, что мне здесь не с кем поделиться, нет друзей. Я много читал, еще до революции, и Маркса, и Каутского, а главное - Плеханова. Какой это мыслитель! Маркс и он открыли мне целый мир. А когда началась революция и Плеханов в своей газете "Единство" стал писать против взятия власти пролетариатом, я растерялся. Сердцем я был с теми, кто штурмовал Зимний дворец, а умом - с меньшевиками. Тут в город пожаловал сам Деникин. И встречает его не кто-нибудь другой, а сам городской голова, меньшевистский лидер Николаев. Встречает с хлебом-солью и с такой вот речью (я ее запомнил назубок): "Ваше высокопревосходительство, мне выпала большая честь приветствовать вас от имени городского самоуправления. Городское самоуправление всегда стояло на страже закона и порядка и верит, ваше высокопревосходительство, в вашу высокую и благородную миссию". А в это время Добровольческая армия уже заливала землю народной кровью, порола крестьян, вешала рабочих

Прочитал я в газете эту речь - и побежал в меньшевистский комитет. Спрашиваю: "Можно мне присутствовать на заседании, когда будут исключать Николаева?" - "За что?" - удивился секретарь "А за речь, сказанную на вокзале". - "Вы, - говорит, - с ума сошли. Эту речь мы в комитете составляли". Я постоял, постоял и побрел домой

А недавно попал мне в руки номер "Правды" с "Письмом к рабочим и крестьянам" Ленина "Меньшевики и эсеры, все без изъятия, помогают заведомым бандитам, всемирным империалистам, прикрашивая лжедемократическими лозунгами их власть, их поход на Россию, их господство, их политику", - прочитал я там. И до того стыдно стало! Стыдно и больно!.. Особенно, когда прочитал в конце письма: "Долой колеблющихся, бесхарактерных..." Вот уж поистине не в бровь, а в глаз мне!.. - Студент встал, прошелся по беседке и угрюмо сказал: Извините, что так подробно о себе... Наболело у меня.

- Нет, это интересно, - живо отозвалась Ляся. - Я таких людей еще не встречала.

- Поверьте, я даже хотел махнуть на все рукой и пойти на сцену. Не все ли равно, кто будет играть Гамлета - меньшевик или большевик! Но подумал и решил: нет, искусство не обманешь, от жизни никуда не уйдешь, разве только в могилу. Подумал и так позавидовал одному мальчишке, простому сапожнику, с которым когда-то на любительской сцене подвизался. Уж он-то не знал бы сомнений!..

- Какому... сапожнику?.. - насторожилась Ляся. - Как его звали?

- Мальчишку? Артемкой. А что?

- Артемкой?!

- Неужели вы его знали? - удивился студент. - Но откуда? Ведь это было так давно, а вы только с лета здесь. Он пропал, исчез, как сквозь землю провалился. Или вы его в другом месте встречали?

- Нет... - покачала Ляся головой. - Расскажите мне о нем все, что знаете.

И студент Алеша Лунин, не пропуская ни одной подробности, рассказал, как пришел однажды к ним, гимназистам, босоногий мальчишка-сапожник, чтоб тоже играть на сцене, как долго не давали ему роли и смеялись над ним, как поразил потом он всех своей необыкновенной игрой, как великодушно взял на себя "вину" гимназистов за "крамольную" пьесу и попал в каталажку и как, наконец, исчез из города, не оставив и следа.

Ляся слушала, низко опустив голову. А когда подняла ее, Лунин в испуге вскрикнул:

- Боже мой, у вас в глазах слезы!.. Но почему же, почему?

- Так, - сказала Ляся отворачиваясь, - просто день такой мокрый. Я сегодня уже плакала раз.

ЕЩЕ ОДНОГО ПОВЕЛИ

Дождь не прекращался несколько дней. Немощеные улицы окраины утопали в грязи. Кубышка и Ляся почти не выходили из дому. Даже в полдень в комнате было сумрачно. Ляся томилась еще сильнее. Как ни далеки кукольные представления от гармонического мира звуков и движений, но даже Петрушка был отдушиной для артистической натуры девушки, особенно в последнее время. Теперь же и Петрушка умолк, будто из него вынули неугомонную душу озорника и пересмешника.