Удивительное путешествие Полисены Пороселло - Питцорно Бьянка. Страница 21

Пакувий рассмеялся в ответ:

– Хорошо, но помни: если то, что ты узнаешь, не слишком тебе понравится, то можешь возвратиться на мою ферму когда угодно. Считай, что здесь твой дом. И ты, Лукреция, тоже. А теперь идите, и пусть Господь вас благословит!

Часть пятая

Зеленая сова

Удивительное путешествие Полисены Пороселло - i_035.png

Глава первая

Они шли уже десять дней, когда однажды вечером, изучая по карте предстоящую назавтра дорогу, Лукреция заметила:

– Мы как раз будем проходить мимо Болотиса. Я бы хотела посмотреть на отчий дом и могилу моих родителей.

У Полисены не было никакого желания удлинять путь, даже если пришлось бы чуть-чуть свернуть, но она понимала, что поступит слишком эгоистично, если откажет подруге. Ведь Лукреция, с тех пор как они встретились, только и делала что помогала Полисене в поисках и из-за этого изменила многим своим привычкам.

– Пойдем, конечно, я тоже хотела бы посмотреть на твою родину, – покривила душой она.

На следующий день они свернули с главной дороги и пошли вдоль унылых равнин, единственной растительностью которых были пучки низкорослых камышей.

Примерно через час девочки прибыли в Болотис. Село казалось заброшенным. На улицах никого не было; все дома почти развалились, без окон и дверей, с пустыми пыльными комнатами, в которых беспрепятственно плели свои паутины пауки.

Полисена невольно содрогнулась и тут же сравнила все это с оживленными улицами Камнелуна, цветочными садами, виднеющимися из-за стен, плеском подпевающего ласточкам фонтана на площади и двором дома Доброттини, по которому то и дело ездили повозки и сновали слуги, сгружающие мешки с товаром; она вспомнила шумные игры и ссоры сестер с подружками.

Как ни старалась, Лукреция не смогла найти дом своих родителей. Когда Жиральди ее увез, ей было всего два года и она ничего об этом не помнила. Все, что ей было известно о ее семье, рассказал сам старик. Единственным материнским объятием, которое она помнила, было пушистое объятие Бьянки, большушей собаки, матери Рамиро, – она прижималась к ней вместе со щенком зимними ночами.

В этом поселении призраков единственным сохранившимся зданием была церковь.

– Старик всегда говорил, что узнал мое имя из приходских книг, – рассудила Лукреция. – Может быть, они еще там? Войдем внутрь!

Деревянная дверь была закрыта, но когда Полисена толкнула ее, она отворилась, скрипнув петлями.

– Рамиро, Ланселот! Подождите на улице и посмотрите за другими животными. Мы вернемся через несколько минут, – сказала Лукреция.

Они вошли в церковь, перекрестились, торопливо преклонили колени и направились к единственной двери, что виднелась сбоку, – она вела в ризницу. В комнате царил порядок, если не считать толстого слоя пыли, покрывавшей все вокруг: застекленные шкафы, стол, медные подсвечники, черную накидку священника, до сих пор висевшую на вешалке… Но где же книги?

Полисена, которая часто бывала в ризнице камнелунской церкви вместе с ма… вместе с женой купца – они приносили на июньский алтарь лилии из своего сада или воск для свечей, – уверенным шагом направилась к шкафу с церковной утварью. Внутри него, возле аккуратной пыльной стопки стихарей, девочки обнаружили огромную книгу с пожелтевшими пергаментными страницами.

Лукреция осторожно подняла тяжелую книгу, а Полисена протерла уголок стола рукавом курточки.

Они стали аккуратно листать ветхие страницы. Записи священника прерывались в сентябре месяце года Великой Чумы. Полисена была потрясена последними строками, написанными неровным почерком:

«Все умерли. Пришлось позвать могильщиков из Ленагро, чтобы похоронить последних семерых. К счастью, вчера здесь проходил Жиральди и забрал с собой девочку Рамузио. Я все равно не смог бы ей помочь. Вот уже десять дней как я не встаю с постели. Уже все тело покрылось бубонами. У меня жар. Может быть, я и до завтра не доживу. Игумен монастыря Милосердия из Ленагро пообещал похоронить меня через несколько дней. Господи, помилуй мою душу!»

Пролистав семь страниц назад, Лукреция нашла запись, которую искала:

«Сегодня, двенадцатого августа 17…, в этой церкви я окрестил именем Лукреция Мария Элеонора Адалинда первую дочь моих прихожан Эгберта и Терезы Рамузио».

Влажное пятно размыло последние две цифры даты. Но их нетрудно было восстановить, потому что Жиральди, прочитавший эти строки много лет назад, всегда рассказывал Лукреции, что она потеряла родителей в два года.

– Эгберт и Тереза! – пробормотала Полисена. – Ты хотя бы знаешь, как звали твоих родителей. Интересно, какими они были? Неужели ты совсем ничего не помнишь, даже лица своей мамы?

Лукреция поискала что-то под воротом туники и достала кожаный шнурок с уже известными нам подвесками, среди которых особо выделялась своим ярким цветом коралловая рыбка. Она отделила от остальных предметов овальный медальон, который открывался нажимом пальца, и протянула его подруге.

– Вот, смотри!

Полисена взглянула. Медальон оказался простеньким, из позолоченной латуни, весь в царапинах и разводах. Но два портрета внутри были тончайшей работы: миниатюры, искусно выполненные на отполированной слоновой кости. Полисена научилась у па… у купца ценить такие миниатюрные рисунки, а этим вообще не было равных. На них была изображена молодая женщина с серьезным лицом, а рядом – мужчина средних лет с бородой и ироническим взглядом.

– Это мои родители! – с гордостью объяснила Лукреция. – Этот медальон был у меня на шее, когда я уехала со стариком.

«Бедные! – пришло в голову Полисене. – Обычно у крестьян нет денег на такие вещи. Наверное, они истратили все сбережения на портреты. Как будто чувствовали, что у дочери от них ничего больше не останется. И ведь им повезло – они встретили настоящего живописца, который их приукрасил и придал благородства и гордости, – у них-то точно этого не было».

Не оставалось никаких сомнений, что медальон действительно принадлежит Лукреции. Ее сходство с изображенными казалось поразительным. У маленькой бродяжки был взгляд отца и его нос, а также небольшие, немного заостренные уши. От матери же ей достались светлые волосы, брови, рот и подбородок. И еще надменная манера держать голову высоко поднятой – наверное, это от привычки носить на голове кувшин с водой, корзину или вязанку хвороста.

«Интересно, а я на кого похожа?» – с грустью подумала Полисена. Доведется ли ей встретить такое похожее лицо, что не будет никаких сомнений? Будет ли она точно так же отражаться в портрете другого человека?

Девочки положили книгу на место, вышли из церкви и тщательно закрыли за собой двери.

Вместе с животными они пошли к кладбищу, которое находилось поблизости. От площади его отделял деревянный частокол. За десять лет, что село было заброшено, сорняки покрыли дорожки и некоторые могилы. Лукреции, к счастью, попалась на глаза надгробная плита, разъеденная мхом и дождем:

ЗДЕСЬ ЛЕЖАТ
ЭГБЕРТ И ТЕРЕЗА РАМУЗИО,
ЛЮБЯЩИЕ СУПРУГИ,
СОЕДИНЕННЫЕ СМЕРТЬЮ,
КАК БЫЛИ СОЕДИНЕНЫ В ЖИЗНИ

Полисена тем временем освобождала от сорняков соседнюю могилу.

– Смотри-ка, и здесь написано «Рамузио». На вид она старше могилы твоих родителей. Смотри! Еще одна Лукреция… Лукреция Мария Элеонора Адалинда. Тебя окрестили в точности всеми именами твоей бабушки.

– Я даже не знала, что у меня была бабушка, – заметила приятно удивленная Лукреция.

– Какие глупости! У всех есть бабушка! – возмутилась Полисена. – Мало того, целых две. Две бабушки и два дедушки.

И тут же ее посетила неприятная мысль. У всех? Да, у всех, кроме найденышей. Кто не знает имени родителей, как может знать своих бабушек и дедушек?