Семь чудес и гробница теней - Леранжис (Леренджис) Питер. Страница 28
Я схватил Касса за одну руку, Эли – за другую, но его взгляд был устремлен на поверхность реки.
– Нет… – прошептал он. – Только не ты…
– Джек, смотри! – вскрикнула Эли.
Из потока вырвалась пара желтых глаз, за ней последовала морда с острыми и длинными как кинжалы зубами. Пара перьевых крыльев, казалось, насыщалась глубиной, втягивая в себя затхлый воздух.
Волна несвежего дыхания едва не сшибла меня с ног.
Грифон вернулся.
Глава 28
Утерянные
Мои ушные затычки ни на один децибел не приглушили вопля Касса. Я чувствовал запах грифона, слышал его жуткий крик, ощущал кожей жар его тела. Он прыгнул вперед, и его загнутые когти пронеслись прямо у нас над головами. С обеих сторон из челюсти брызнула ядовитая слюна.
Эли что-то кричала, а Касс замахал руками, пытаясь отплыть назад. Я же понял одно: нам конец.
«Если же вы будете с ними бороться, плохие воспоминания поразят вас как чума. Я столько раз наблюдала это…» – прозвучали в моей голове слова Скилаки.
Эта река убьет нас, если мы ей позволим. Я сделал глубокий вдох, наполняя легкие горячим воздухом с запахом протухшего мяса, и посмотрел прямо в глаз грифона, хотя каждый мускул моего тела дрожал, призывая меня броситься прочь.
Вместо этого я открыл рот и заорал первое, что пришло мне на ум:
– Я НЕ БОЮСЬ ДУМАТЬ О ТЕБЕ!
Следующей мыслью стало, что я идиот. Когти были уже в каких-то дюймах от моих глаз.
Я нырнул, уходя от удара, и почувствовал, как острые концы входят в мое плечо. Боль пронзила меня до самых пяток. Меня потащило вверх.
– Не… сработало… – сказал я сквозь плотно сжатые челюсти.
Касс схватил меня за руку:
– Отпусти его, грифон!
– Эта птица пришла из твоих воспоминаний, Касс! – закричала Эли. – Не из Джека! Посмотри на него! Скажи что-нибудь!
Касс дрожал:
– Я… Я… Я не забуду тебя, и…
– Ну же, мальчик! – прохрипел профессор Бегад.
– Я не боюсь думать о тебе! – прокричал Касс.
Грифон замер. Хватка его когтей ослабла, и я погрузился назад в реку. Дрожь так и не отпускала Касса. Грифон повис над нами, он дергался, будто бился о вдруг возникшую между нами плексигласовую стену. Его яростный взгляд буравил Касса, чудовище рычало и плевалось, но постепенно теряло цвет и растворялось.
Профессор Бегад смотрел на птицельва и тоже дрожал.
– Пожалуйста, нет… Пожалуйста… Пожалуйста, нет… – забормотал он.
Это словно придало грифону сил, и он, развернувшись в воздухе, бросился на профессора Бегада. Старик закричал, когда чудовище вонзило когти в его твидовый пиджак и выдернуло его из потока. Губы профессора дрожали, глаза были широко открыты и налились кровью.
– Он тоже боится его больше всего! – сообразила Эли. – Именно его первым атаковал грифон! Он чуть его не убил! Ему не хватит сил повторить то, что сделал Касс!
– Скажите ему, профессор! – закричал я. – Соберитесь!
Старик в отчаянии молотил руками и ногами. Чудовище издало победный клич и понесло Бегада к противоположному берегу подобно ястребу, схватившему крысу.
Мы с Эли бросились за ними со всей скоростью, что только было возможно, проталкивая ноги сквозь плотный поток прозрачной реки. Касс держался прямо за нами. У чудовища ушло какое-то мгновение, чтобы долететь до берега. Но его крылья уже начали таять, а тело – терять высоту. Профессор Бегад дернулся вниз, а затем упал назад в реку.
Нам было хорошо видно, как он встает, выпрямляет плечи и смотрит прямо на грифона. С такого расстояния мы не могли его слышать, но чудовище явно отреагировало на его слова и начало тонуть.
Грифон, уже едва держась на поверхности, устремился к нам. Его когти, ноги и тело стали черно-белыми, напоминая карандашный набросок. Я раскинул в стороны руки, и наши тела слились – мое и грифона. Чудовище ударило по мне подобно волне летнего зноя. Оно начало опускаться, прошло сквозь молекулы моих ног и исчезло в песке на дне.
Раздражающий скрип помех реки казался приятной музыкой по сравнению с криками грифона.
– Я держу вас, профессор… – Эли помогла профессору Бегаду сойти с камня прямо у поверхности реки.
До противоположного берега оставалось всего несколько ярдов. Касс, не останавливаясь, устремился к нему.
– Очки… – сказал он по дороге. – Вы потеряли очки.
– Это не важно, – ответил профессор Бегад. – Когда наступит час уйти, они мне все равно не понадобятся.
Я помог Эли вывести профессора из реки на сушу. От натуги у меня все мышцы гудели, но стоило шагнуть на берег, и все прошло, как не бывало. Я прекрасно себя чувствовал, даже плечо, раненное грифоном, не болело. И одежда была совершенно сухой.
Профессор Бегад выглядел растерянным:
– Что… Что сейчас произошло?
– Последнее, что я помню, – сказал Касс, – это как Джек кричал что-то о расселине.
Я засмеялся:
– Я кричал о расселине?
– Это такая большая трещина в земле… – Эли осеклась. – Стой. Ты не помнишь?
– Ну… о твоей маме? – спросил Касс.
Мама…
Они возвращались. Звонящий телефон. Ужасное известие. Глаза папы…
Эли сощурилась на меня, затем повернулась к Кассу и профессору Бегаду:
– А вы помните что-нибудь о… грифоне?
– Типа, мифологическом звере? – спросил Касс.
– Мы в Институте Караи полагаем, что он был вовсе не таким уж мифологическим, – сказал профессор Бегад.
Эли смотрела на них так, будто не могла поверить собственным ушам.
– Ты его вызвал, Касс, – сказала она. – Из этой реки. И вы оба его победили.
У Касса округлились глаза.
– А медаль я за это получу?
– Так-так… – Эли оглянулась на реку. – Давайте подумаем. Нам сказали, что река заставит нас забыть плохие воспоминания, но для этого нужно сначала встретиться с ними. Для тебя, Касс, это был грифон. И он пришел. Мы все его видели. Он натворил немало бед, пока мы были в Греции. Но все это начисто стерто из твоей памяти. А ты, Джек… ты забыл телефонный звонок. Не знаешь, что твоя мама…
Она взглянула на меня и оборвала себя на полуслове.
Я понял, что она не хотела рассказывать мне, что именно я забыл. Не хотела, чтобы я знал о смерти мамы.
Но я знал. Я все помнил.
У меня не было «утерянных» плохих воспоминаний.
– А что у тебя, Эли? – спросил Касс.
– Не знаю. Я все помню. – Она довольно усмехнулась. – Видимо, потому что я ничего не боюсь. Ладно, а где Скилаки? Она же должна была встретить нас здесь.
Я посмотрел вдоль берега и выкрикнул имя старой женщины.
– Думаю, нам стоит подняться, – предложил я.
Но вместо этого Эли нагнулась почти к самой реке, всматриваясь куда-то в глубь. На мерцающую поверхность вынырнула пара очков.
– Эй, профессор, теперь вы вновь сможете видеть! – обрадовалась она. – Секундочку…
Она шагнула назад в реку и, подхватив очки, бросила их нам. Мы с Кассом одновременно потянулись, чтобы их поймать, но они шлепнулись на песок.
– Хорошо, что Марко этого не видел, – пробормотал Касс. – Очень хорошо.
– Спасибо, моя дорогая… – осекся Бегад, подобрав очки с земли. Он смотрел на Эли, которая продолжала неподвижно стоять в реке. Ее рот открылся в гримасе невыразимого ужаса.
– Джек… – произнесла она.
Я было двинулся к ней, но тут со дна, всего в каких-то дюймах перед Эли, поднялось нечто расплывчатое красно-белое.
На поверхность, кружа как баскетбольный мяч, вынырнуло отвратительное клоунское лицо.
Я в ужасе отпрыгнул назад. Клоун?!
Смеясь, он прыгнул на Эли, и та издала такой вопль, что у меня волосы встали дыбом.
– Образ клоуна долгое время считался олицетворением страха и детского веселья, – сказал профессор Бегад, пока мы в поисках Скилаки шли по тропе между деревьями.
– Они и меня пугают, – подхватил Касс. – Эти разрисованные лица… Жуть! Я ничуточки тебя не осуждаю, Эли. Ненавижу цирк.
Эли посмотрела на него так, будто он вдруг заговорил с ней по-монгольски: