Бывают дети-зигзаги - Гроссман Давид. Страница 25

— А внучка твоя сегодня не в школе? — спросил полицейский, возвращая Феликсу права. — Учеба еще не началась?

— Август сейчас, каникулы, — объяснил «старик» с легкой укоризной. — А некоторым приходится послушивать занудные дедовы рассказы, да, Тамеле?

Я смущенно улыбнулся. Чтобы деть куда-то руки, я подергивал себя за косу. И постепенно даже стал получать от этого удовольствие.

— Вот скромница! — засмеялся «старик». — А вы бы в ее дневник заглядывали — круглая отличница! Чудо, а не девчонка.

— Моя жена тоже беременна, — вдруг сообщил полицейский, покраснев, — через два месяца ждем первенца.

Никто его об этом не спрашивал. Он сам не утерпел, сам захотел рассказать Феликсу, вложить эту новость в его подставленные руки, как подарок. Я уже заподозрил, что так с Феликсом происходит всегда: люди мгновенно, с первой секунды начинают доверять ему, как себе; его взгляд, эта его улыбка внушают желание вверить ему самое дорогое, самое важное. Так полицейский поведал ему о сыне, так и я мгновенно рассказал о Зоаре. Точно так же машинист, хоть и пытался бороться, в итоге поддался на его уговоры и дал мне поуправлять поездом. Все это странно и непонятно. Ведь Феликс, как бы это сказать, чтобы никого не обидеть, — он своего рода жулик, ведь так? Так, может, отец ошибался и невозможно определить характер человека по чертам его лица? И почему человек, родившийся с такой вызывающей доверие внешностью, выбрал именно путь мошенничества?

А сам-то я, с ангельским лицом и чертячьей начинкой?

Феликс расплылся в улыбке:

— Ох, господин полицейский, жизнь в корне меняется, когда пождешь первенца! — И улыбка воспоминаний скользнула по его лицу.

— Это точно, — улыбнулся полицейский, — все друзья, у которых есть дети, так говорят.

— Скажу тебе по своему опыту, юноша, — продолжил Феликс, сияя, — в ту секунду, когда у тебя родился ребенок, — ты уже другой человек. Совершенно новый. Вдруг что-то поменяется здесь! — С этими словами он ударил себя кулаком в грудь и разразился хриплым кашлем.

Полицейский с нежностью похлопал его по спине, улыбаясь смущенной улыбкой. Он явно размышлял над словами Феликса. Глаза у него были красивые, миндалевидные, с длинными ресницами — я только сейчас заметил. Он стоял, наклонившись к окну машины, и радовался встрече с таким бывалым и мудрым человеком, надеясь, что тот каким-то загадочным образом передаст ему частичку своего опыта и своей мудрости.

Такие моменты измеряются не часами, а ударами сердца. Даже мне ужасно захотелось вдруг оказаться внутри круга, объявшего их двоих. Я совершенно забыл, что Феликс играет, он ведь сам мне рассказывал, как мало заботился о дочери, когда та была маленькой, и как сейчас в этом раскаивается.

Полицейский испил это мгновение до дна, затем с горечью вздохнул и внимательно посмотрел на меня:

— Ну, хорошо вам провести время.

— А у меня в субботу бат-мицва, — прочирикал я.

Меня об этом тоже никто не спрашивал, само вылетело, да еще и голоском примерной Тами с косичкой. Полицейский улыбнулся мне, похлопал Феликса по спине, потом заглянул еще раз в права, чтобы назвать его по имени:

— Будьте здоровы, господин Глик, — сказал он и отошел от нас, сел на свой мотоцикл и отчалил.

Господин Глик?

Да, именно так сказал полицейский.

Так было написано в правах у Феликса.

Глик. Феликс Глик.

— Счастливой бат-мицвы, — поддел меня «дедушка» и завел «жука».

Боже мой, я еду в машине с самим Феликсом Гликом.

С Золотым Колоском.

— Не знал, что у тебя есть такой талант, — сказал Феликс.

— Какой талант?

— Настоящий талант актера, — ответил он. — Кто-то из твоей семьи, наверное, бывал актер?

— Вроде нет. — Я не смотрел на него, чтобы не выдать своего волнения.

Феликс Глик был самым крупным преступником в Израиле много лет назад. Миллионер. Бросал деньги на ветер. Грабил банки по всему миру. Обводил вокруг пальца правительства. Сбивал с толку полицию. У него была личная яхта и тысяча любовниц.

И поймал его мой отец.

— У тебя настоящий талант врать. Ты был холодный как лед. У тебя есть большое будущее, мой мальчик! Ты часто врешь?

— Иногда. Изредка.

Вот, например, сейчас, господин Глик.

— Хорошо. Он сам выпрашивался, чтобы ему соврали, — сказал Феликс. — Но что с тобой, испугался от собственной смелости?

— Почему?

— Ты слегка белый. Хочешь, чтобы мы останавливались? Ты плохо чувствуешься? Тошнит?

— Да нет, все в порядке. Поехали…

Каждый раз он оставлял на месте преступления колосок из чистого золота. Полиция всего мира могла узнать его по этим колоскам, но он рисковал снова и снова. Кстати, заветной мечтой Габи было подержать в руках золотой колосок Феликса Глика, а еще сиреневый шарф своей любимой актрисы Лолы Чиперолы. Если эти две вещи окажутся у нее в руках, так она говорила, она закроет глаза и загадает желание — и вот тогда посмотрим, бывают ли на свете чудеса.

— Куда мы едем? — удалось мне выдавить сквозь ком волнения, стоявший в горле.

— Кушать. В наилучший ресторан в Израиле. Ресторан всех ресторанов. Сегодня он твой.

Я боялся даже повернуть голову в его сторону. Отец, как ему и положено, ни словом не упоминал о Феликсе Глике, но вот Габи (тоже как положено) рассказывала о нем. И не так уж мало: о его приключениях, невиданной смелости, сказочном богатстве и возлюбленных по всему миру. И о том, что если хочешь проникнуть в его планы, то нужно думать в две головы сразу: все полиции мира гонялись за ним, целые отряды детективов занимались только им, а он не попадался ни в одну ловушку, ускользал как тень. И только моему отцу удалось возложить на него тяжелую руку закона. «Они по работе знакомы», — подумал я и чуть не задохнулся от хохота: да уж, еще как по работе!

По-прежнему не глядя на него — боялся, что он прочтет все по моему лицу, — я вытянул ноги. Вдохнул поглубже. Теперь идея отца казалась мне еще прекрасней, хотя и еще более сумасшедшей: на глаза чуть слезы не навернулись оттого, что все это происходит со мной. Сейчас, через двадцать с лишним лет, отец и Феликс сотрудничают исключительно потому, что хотят доставить мне удовольствие на бар-мицву. Теперь я точно знал, как это произошло, как отец к нему обратился, как они встретились и поговорили, двое сильных и особенных мужчин, и как Феликс сказал ему: «Давай забудем прошлое, господин Файерберг. Между нами шел честный бой, и ты его выиграл. Я умею ценить профессионализм. Ты меня поймал, и поэтому ты лучший детектив в этой стране, а может быть, и не только в этой. Мы с тобой оба прекрасно знаем, что такое одиночество. И поэтому логично, что ты обращаешься ко мне. А я принимаю это как комплимент и покажу твоему сыну мир преступности. Ты не сможешь найти ему проводника лучше, чем я, йес, сэр!»

И мой отец, мой вечно грустный отец, с силой жмет ему руку, и на его щеках проступает румянец. Это настолько меня взволновало, что я чуть не обнял Феликса что было сил.

— По крайней мере, он оставлял нам милый подарок, — хитро усмехнулся Феликс.

— Кто?

— Этот мальчуганчик, полицейский.

Феликс поднял руку, и я увидел у него рядом с манжетой часы полицейского. «Марвин», всем сотрудникам полиции дарили такие на последний Песах.

— Как тебе это удалось? Когда?..

— Кто знает? Они попадались мне перед глазами, вот я и брал. У меня руки думывают быстрее, чем голова.

Я промолчал. Слов не было. Я даже не знал, что чувствую по этому поводу. С одной стороны, это была самая настоящая кража. Но с другой — Феликс смотрел на меня и видел по лицу все, что я мог бы сказать. Он тоже погрустнел.

— Вот ерунда, — сказал он наконец, — ты ведь прав… На самом деле не стоило их взять. Некрасиво. Ведь милый парень.

— Тогда зачем ты их стащил?

Феликс совсем поник и втянул голову в плечи, сейчас он и вправду походил на старика, а усы имели совсем жалкий вид.

— Наверное… Только не посмейся… Я хотел похвастать…