В голубых снегах - Безелер Хорст. Страница 9

Ликса догадалась, что Йенс не собирается упрашивать ребят помочь в поисках.

«Но почему Йенс так стоит на своем?» — размышляла она. Будь на его месте кто-то из Нового поселка, можно бы понять: у тамошних жителей большие хлева для скота. Йенсу, конечно, жалко косулю. Он, видно, вспомнил и своих пятерых пушистых кроликов, которые жили в дощатом загончике во дворе. Родителям Йенса ведь не до того. Отец у него работает в диспетчерской на железной дороге за Зофиенхофом. Там на электрическом табло то и дело вспыхивают лампочки, отмечают, где какой поезд сейчас находится. А мать Йенса целый день стоит за прилавком в деревенском магазине. Эта полная, всегда веселая женщина ухитрялась разрядить обстановку даже в тех случаях, когда машина, привозившая хлеб из Пампова, запаздывала и покупателям приходилось долго ждать.

— Нет следа — ничего не попишешь, — сказал Кашек. — Чего нам из кожи вон лезть?

Йенс помедлил с ответом. Но как только погасло ослепительное сияние искрящегося на солнце снега и лес снова помрачнел, Йенс повернулся к Кашеку:

— Ты и правда не понимаешь? Мы здесь одни, кругом — никого, только мы и можем хоть что-то сделать. Шансы у нас есть. Надеюсь, что так. Если только мы будем действовать все вместе. И Росси тоже. Никто, кроме нас, не знает про косулю. Ни у кого, кроме нас, нет возможности спасти ее.

Росси стояла на прежнем месте, взволнованно теребя пряжку пояса, исподлобья поглядывая на Кашека.

Марийн, следивший за происходящим, вдруг прошептал:

— Спасательная операция.

Рокот моторной пилы теперь едва слышался. В верхушках деревьев вновь загудел ветер. Он гнул, качал ветви, точно хотел, чтобы все позабыли про недавний привет солнца.

VII

Ребята внимательно оглядели большую поляну. Кашек приказал рассыпаться цепью, словно стрелкам во время боя. На флангах шли Йенс и он, а посредине, на расстоянии десятка метров друг от друга, Ликса, Марийн и мрачная, как туча, Росси. Теперь уже ничто не ускользнуло бы от их взгляда, однако ни следов, ни новых пятен крови они так и не обнаружили.

Сразу же за поляной начинался молодой сосняк. Попав сюда, ребята внезапно потеряли друг друга из виду. Хотя посаженные рядами сосенки и успели вымахать в два человеческих роста, их ветки, склоненные под тяжестью снега, простерлись во все стороны, так что за ними ничего не увидишь. В иных местах ветки свисали совсем низко, и для прохода оставались лишь узкие, словно туннель, коридоры. В такой полутемной чащобе трудно напасть на след. Здесь только по голосу и можно ориентироваться.

Знакомый жалобный вскрик. Раз, другой, все чаще… Значит, косуля была где-то здесь, в сосняке.

Ликса шла пригибаясь, кое-где пробиралась ползком. Ее снова зазнобило, руки и ноги были словно ватные. Полушубок снова казался непомерно тяжелым, давил на плечи.

Протиснувшись в узкий прогал между торчавшими ветками, Ликса остановилась. Не было сил идти дальше. «Наверное, заболела, — подумала она. — Когда простудишься, всегда так ломает».

Но Ликса не стала звать ребят. Что она скажет им, особенно Йенсу? А даже если скажет, что тогда им делать? Кашек, правда, строго-настрого приказывал ребятам, если кто-то попадет в беду, немедленно известить остальных. Но вместе с тем они уговорились, что не будут перекликаться понапрасну. Если кто-то увидит косулю, надо просто дважды отрывисто свистнуть. Тогда все повернут в эту сторону и начнут окружать ее. Только так и можно будет ее поймать.

Ликса отдыхала, присев на снег. Что значит «попал в беду»? Когда ты беспомощен. Когда, к примеру, потерял сознание. Но пока до этого дойдет, многое можно вынести!

Она старалась медленно, глубоко дышать. Морозный воздух был свежий, чистый, почти без всякого запаха — не то что летом, когда они ходили сюда за грибами. В сосняке летом душно, лицо то и дело щекочут невесомые паутинки. Кругом пахнет хвоей, смолой, нагретой землей. Жалко, что сейчас не лето. Рыжим лесным муравьям и зеленым долгоносикам еще долго осталось спать.

Где-то впереди опять вскрикнула косуля. Ликса не знала, где теперь остальные ребята. Она была одна-одинешенька, и это чувство угнетало ее. Точно что-то надвигалось на нее, подступало все ближе и ближе.

Сорвав варежки, Ликса сунула руки в снег. Их обожгло холодом, словно слегка ударило электрическим током. Неожиданно она почувствовала в себе новые силы.

Немного погодя Ликса встала, надела варежки и опять полезла сквозь переплетение веток. Оказывается, не так уж сложно одолеть слабость! Значит, и вправду можно обрести это загадочное «второе дыхание», о котором говорила их учительница, когда они бегали на длинные дистанции.

Ликсе надо поторапливаться, если она хочет нагнать остальных. А сосняк все не кончается. Один барьер в этой заснеженной чаще сменялся другим. Мысленно Ликса была далеко впереди, думала о Йенсе, который вот так же пробирался по лесу, вероятно, где-то правее. Иногда она замирала, прислушивалась: догнала или нет? И потом снова, еще решительней пробиралась сквозь цепкие, сопротивляющиеся сосновые ветви.

Наконец ей показалось, что она вновь заняла свое место в цепи. Вот хрустнула ветка под ногой у кого-то. Вот чиркнули по шелковистой куртке Марийна упругие лапы. Кто-то сердито бубнил по временам, наверное, это Росси все еще злилась на Кашека. Она, пожалуй, никогда теперь не забудет пропавшие чудесные бутерброды.

Вокруг посветлело. Внезапно — совсем как при выезде из железнодорожного туннеля — между рядами деревьев открылся просвет. Ликса оказалась на широкой просеке, отделявшей молодые посадки от строевого леса. Просека была проезжей, но едва ли кто-нибудь ездил по ней в такую погоду, а ночной буран намел столько снега, что могло показаться, будто здесь не ступала ничья нога. Но Ликса увидела на снежной глади множество свежих следов: и едва приметные заячьи тропки, и грубые росчерки огромных кабанов, и круглые печати оленьих копыт. Тут же, между всеми этими черточками, бороздками, беспорядочно разбросанных выемками, виднелась затейливая строчка птичьих следов. Крови не было.

Ликса внимательно посмотрела по сторонам, по ее расчетам, ребята уже должны были бы выйти на просеку. Взглянув прямо перед собой, Ликса увидела вдруг косулю.

Она полулежала на боку, подобрав тонкие, хрупкие передние ножки. Задняя, опутанная безобразной ржавой сеткой, была вытянута назад. Изящная головка обращена к Ликсе.

Девочка замерла на месте. Сложив губы трубочкой, она попыталась свистнуть. Но ничего не получалось. То ли от волнения, то ли оттого, что у нее от холода онемели губы. А может, она вообще не умела свистеть так, как велел Кашек. Но где же остальные? Если бы они успели пройти через просеку, то между деревьями в лесу их было бы видно. С того места, где стояла Ликса, все просматривалось далеко-далеко: виднелся и высокий сарай, что-то вроде открытой риги, где на повети хранилось сено для зимних кормушек.

Неужели она обогнала всех? Быть этого не может. Ликса еще раз оглядела просеку. Никого.

Бока у косули вздрагивали. Изредка она поводила ушами. Но с места не трогалась. Очевидно, совсем обессилела. Справиться с ней сейчас было бы легче легкого: просто схватить и крепко держать. А потом позвать остальных. Закричать во все горло — свистеть тогда уже ни к чему. «Эй, сюда! Поймала!»

Медленно-медленно двинулась Ликса вперед. Она слегка пригнулась, даже выставила перед собой руки, будто ловила в саду бабочку. Сердце ее бешено колотилось. Дыхание перехватило. Сколько еще? Метра два, три? В вершинах мерно гудел ветер. Ликса ничего уже не замечала. Не смотрела и под ноги. А под безобидными на глаз изгибами снежной поверхности таились глубокие рытвины от колес трелевочных тракторов.

Ликса видела только большие, прекрасные глаза косули. В них был испуг и что-то еще, словно печаль. В темных влажных глазах отражались деревья, и снег, лежащий кругом, и тихо падавшие хлопья… Почти все вокруг…