Дневник загадочных писем (ЛП) - Дашнер (Дэшнер) Джеймс. Страница 3

— Это же мистер Хиггинботтом! — сказал долговязый мужчина, широко улыбаясь. — Почему ты еще здесь? Хочешь получить дополнительное домашнее задание? — Его прямые черные волосы почти доставали до плеч. Тик подумал, что его мама непременно сказала бы, что мистеру Чу нужно подстричься, но Тику казалось, что он выглядит круто.

Тик рассмеялся:

— Нет, мне кажется, вы достаточно нам задали. Хорошо, если я к понедельнику сделаю хотя бы половину.

— Хм-м, — ответил мистер Чу. Он протянул руку и похлопал Тика по спине: — Насколько я тебя знаю, ты все сделал к концу большой перемены.

Тик сглотнул. Ему было стыдно признавать, что его учитель был абсолютно прав. «Ну да, я ботаник, — подумал он. — Однажды это сделает меня дико чертовски невероятно богатым». Тик был рад, что он хотя бы не выглядел как карикатурный заучка. Его каштановые волосы не были жирными, он не носил очков и обладал крепким телосложением. Единственным его недостатком было это родимое пятно. И, конечно, тот факт, что он был неуклюжим, как одноногий пьяницы. Но, как утверждал его отец, этим он не отличался от своих ровесников и через несколько лет должен был перерасти свою неуклюжесть.

У Тика почему-то не получалось найти общий язык со своими ровесниками. Ему было сложно разговаривать с ними, не говоря уже о том, чтобы дружить. А ему хотелось иметь друзей. Очень хотелось. «Бедный, бедный я», — подумал он.

— Судя по тому, что я не слышу остроумного ответа, а в твоих руках нет ни одного учебника, я прав, — сказал мистер Чу. — Ты слишком умен для седьмого класса, Тик. Тебя надо перевести на пару лет повыше.

— Чтобы меня еще сильнее задирали? Нет, спасибо.

Улыбка сошла с лица мистера Чу. Он уставился в пол:

— Я не могу смотреть на то, что эти дети с тобой делают. Если бы я мог…

— Знаю, мистер Чу. Вы бы их вздули, если бы не эти несчастные законы.

Тик почувствовал облегчение, когда мистер Чу перестал хмуриться.

— Именно, Тик. Я бы отправил всех этих бездельников в больницу, если бы мне это сошло с рук. Они все — просто кучка ни на что не годных тунеядцев. Через пятнадцать лет они все будут смотреть на тебя снизу вверх. Помни об этом, ладно?

— Да, сэр.

— Отлично. А теперь беги домой. У твоей мамы наверняка печенье в духовке. Увидимся в понедельник.

— О-кей. Увидимся, мистер Чу. — Тик помахал ему, а потом поспешил к выходу.

Он упал всего один раз.

— Я дома! — проорал Тик, захлопывая входную дверь. Его четырехлетняя сестра Кэйла играла в гостиной со своим чайным набором, и ее вьющиеся светлые волосы колыхались при каждом движении. Она сидела рядом с пианино, из которого их старшая сестра Лиза выбивала что-то жуткое (что она, конечно же, спишет на расстроенное пианино). Тик бросил рюкзак на пол и повесил свою куртку на деревянную вешалку рядом с дверью.

— Что нового, Тигр? — спросила мама, устремляясь в прихожую и на ходу заправляя за ухо прядь каштановых волос. На ее изящном лице выделялись покрасневшие от жара духовки щеки, со лба стекал пот. Лорена Хиггинботтом просто обожала готовить, и все в Дир-парке это знали. — Я только что поставила печенье.

В точку, мистер Чу.

— Мама, — взмолился Тик. — Люди перестали называть друг друга тиграми задолго до моего рождения. Почему ты не называешь меня «Тик», как все остальные?

Мать преувеличенно громко вздохнула:

— Это самое ужасное прозвище, какое я только слышала. — Ты хотя бы знаешь, что оно означает?

— Да, это когда ты все время корчишь рожи и не можешь перестать [1]. — Тик подергал мышцами щеки. Кэйла поглядела на него и хихикнула.

— Прелестно, — сказала мама. — И тебе нравится называться в честь заболевания?

Тик пожал плечами:

— Все же лучше, чем Аттикус. Лучше бы меня звали… пусть даже Уилбером.

Мама рассмеялась, хотя и пыталась сдержаться.

— Когда папа придет? — спросил Тик.

— Думаю, как обычно, — ответила мама. — А что?

— Он мне должен партию в «Футбол-3000».

Мама воздела руки к небу в наигранном отчаянии:

— Ну, тогда, думаю, придется мне позвонить ему и сказать, что он обязан немедленно прийти домой.

Лиза перестала играть, к облегчению Тика, да и, пожалуй, всех обладателей ушей в радиусе четверти мили. Она повернулась на своей табуретке и взглянула на Тика, злобно улыбаясь своими идеальными зубами. Волнистые каштановые волосы обрамляли слегка пухлое лицо, как будто она еще не распрощалась с младенчеством.

— В прошлый раз папа разделал тебя в пух и прах, — сладким голосом сказала она, сложив руки на груди. — Может быть, уже сдашься?

— Как только ты прекратишь свои ежедневные атаки на пианино. Звучит так, как будто у нас живет безрукая горилла.

Вместо того, чтобы ответить, Лиза встала с табуретки и подошла к Тику. Она наклонилась и звучно чмокнула его в щеку:

— Я ублю тебя, бватишка.

— Мама, меня сейчас стошнит, — застонал Тик, вытирая щеку. — У тебя не найдется чего-нибудь, чтобы вытереть лицо?

Лиза сложила руки и покачала головой, укоризненно глядя на брата:

— Подумать только, когда-то я меняла ему памперсы!

Тик деланно рассмеялся:

— Сестренка, ты старше меня на два года. Что-то мне не кажется, что ты могла менять мне памперсы.

— Я была очень умной для своего возраста.

— Да, ты в этом смысле просто Моцарт, если не принимать во внимание музыку.

Мама уперла руки в бедра:

— Вы двое — самые глупые дети, каких я когда-либо… — Громкое жужжание из кухни не дало ей договорить. — Ага, печенье готово. — Она развернулась и поспешила в кухню.

Кэйла заорала что-то непонятное и побежала за мамой, широко улыбаясь и разбрасывая чайные чашки по всему коридору.

Тик посмотрел на Лизу и развел руками:

— По крайней мере, она ничего не жжет. — Кэйлу несколько раз ловили за руку, когда она сжигала разные полезные предметы в камине в гостиной, злобно смеясь. Тик направился к лестнице: — Вернусь через минуту, мне надо в ванную.

— Спасибо, что поделился такими увлекательными новостями, — хмыкнула Лиза, по примеру сестры удаляясь в кухню.

Тик как раз положил руку на перила, когда мама окликнула его:

— Ой, я почти забыла. Тебе пришло какое-то письмо. Оно лежит на твоей кровати.

— О-о, это, наверное, любовная записка, — Лиза послала Тику воздушный поцелуй.

Тик проигнорировал ее и устремился вверх по ступенькам.

Кровать скрипнула, когда Тик приземлился на нее рядом с подушкой, на которой лежал порванный желтый конверт, на котором ужасным почерком было написано его полное имя — Аттикус Хиггинботтом — и адрес. На марке было старинное изображение Эйфелевой башни, но штемпель гласил: «Макадамия, Аляска». В верхнем левом углу конверта полагалось быть обратному адресу, но он отсутствовал. Он взял конверт в руки и перевернул: тоже ничего. Он минуту изучал конверт, ломая голову над тем, кто мог написать ему из Аляски. В голову ничего не приходило.

Он сунул палец под приклеенный клапан конверта и разорвал его. Внутри была простая прямоугольная открытка, как раз влезающая в конверт. Она была покрыта с одной стороны чем-то вроде шрифта старинных пишуих машинок. Заинтригованный, Тик извлек открытку и принялся читать: