Йога. Искусство коммуникации - Бойко Виктор Сергеевич. Страница 133

Итак, между неприятными ощущениями, болью и необходимыми изменениями тела в практике асан йоги нет и не может быть необходимой связи! Работа с телом через боль и неприятность — это не Хатха-йога и не йога вообще. Феномены не в счёт, существуют большие и едва ли разрешимые проблемы с передачей феноменальности, кроме того в классической йоге сложность выполняемых асан вовсе не является мерилом истинности развития.

Асаны выполняются особым образом для того, чтобы кроме телесных происходили необходимые изменения сознания, а затем психики — вот цель практики, а не сложность достигаемой формы сама по себе. Это не мешает помнить каждому, кто хочет получить настоящий результат, а не заниматься неизвестно для чего акробатикой, пусть даже внешне неотличимой от асан.

Рассмотрим для примера случай Гудини. В «лице» собственного организма он имел дело только и исключительно со своей телесной реальностью, как и любой из нас. Располагая уникальными задатками, этот человек преобразовал свои потенциальные возможности к феноменальному уровню.

Допустим, я (наивный поклонник йоги) выразил желание, чтобы Гудини (либо Айенгар или современные украинские феномены) обучил (ли) меня такому уровню управления телом, которого он (они) добился (лись) у себя путём определённой тренировки. Если все эти ребята, подобно мне, чистосердечно верят в то, что кого-то можно научить тому, чем они владеют сами, для начала им необходимо, грубо говоря, влезть в мою шкуру. Они должны показать предназначенную только для меня последовательность действий, с помощью которой я сумею — конечно, через какое-то время, не сразу — выполнить со своим телом то же самое, что могут демонстрировать они. Гудини (Айенгар, Сид) должен подробно и доходчиво объяснить мне, что и как я должен делать, чтобы прийти к таким же результатам, что и он (например — как на плакате «йога-дхара-садханы» или в книге «Прояснение йоги»).

Но ведь это должны быть мои действия для моего тела! Поскольку феномен и я обладаем телами, не совпадающими по форме, конституции и свойствам, то пути, ведущие нас к наивысшим результатам, должны быть разными, как и сами эти результаты. Потому что я сам — иной по сравнению с Гудини, Айенгаром либо Сидом.

Если же феномен твердит, что для меня и кого угодно доступно освоение демонстрируемого им цирка и упорно навязывает мне именно свой личный способ для получения совершенно другим мною результатов, аналогичных своему, феноменовскому, — тут что-то не так. Если он действительно способен научить, то должен показать законы, пользуясь которыми я могу, сделав поправку на моё личное строение, качество и особенности, постепенно прийти к возможности выполнить те же самые позы или движения.

Но феноменальность по определению не подчиняется законам, она либо есть, либо её нет. Следовательно, научить обычного человека тому, что я вижу в книге Айенгара, на плакатах и видеокассетах «садханы» и в демонстрациях Сида — невозможно, мы оказываемся в тупике. То, что обещает нам Айенгар-йога или «дхара садхана», тем более в том объёме, как они это предлагают, просто не является реальным, это — иллюзия. И те, кто предлагает это — продавцы веры в результат, но не реальных способов его достижения. Быть может наше общество так склонно верить в обещание чудес, возможных с телом, что с семнадцатого года весь народ приучали (и приучили!) к вере в обещание светлого будущего (коммунизм)?

Если я бы пришёл, допустим, к Бобу Бимону и сказал: «Послушай, парень, я хочу прыгать в длину на тот же результат что и ты — восемь девяносто...», что ответил бы мне Бимон, находясь в здравом уме и твёрдой памяти? Очевидно, смысл сказанного им был бы таков: «Амиго, тебе ведь уже за тридцать (сорок, пятьдесят), чего же ты хочешь, когда ещё и со здоровьем не фонтан? Ну ясно, что если очень постараешься, то я могу помочь тебе прыгнуть гораздо дальше, чем ты способен это сделать сейчас, но восемь девяносто — извини...»

Если же мозги отсутствуют как таковые, либо парень решил хорошенько заработать на моём идиотизме, он согласился бы всю мою оставшуюся жизнь готовить меня к мировому рекорду. И между двумя этими подходами есть некоторая разница, не так ли?

Вот отрывок из интервью Айенгара в Пуне за девяносто четвёртый год, вопрос журнала «Йогасара»: «Как можно распознать боль от неправильной практики и благоприятную боль?»

Ответ: «Если боль остаётся после практики, это значит что вы делаете что-то неправильно. Если вы чувствуете боль во время практики, но она исчезает после сеанса занятий, это здоровая боль. С другой стороны, иногда бывает, что, когда вы вытягиваетесь, вы чувствуете успокаивающую боль, которая может в то же время показаться ужасной. Вы должны научиться различать успокаивающую боль, которая является здоровой, и боль разрушительную, которая не предвещает ничего хорошего, которая усиленно твердит, что что-то не в порядке, что вы не можете этого выдержать».

Здесь некорректно поставлен вопрос, и не очень понятен ответ, поскольку у каждого человека переносимость боли абсолютно индивидуальна, как и её повреждающее влияние. Боль, которая у одного будет «здоровой», для другого может быть сигналом уже состоявшейся травмы. Именно подобные неясности способствовали появлению данной главы.

Сама подача техники асан в системе Айенгар-йоги абсолютно неудовлетворительна для нормального думающего человека. Существует знание, которое можно передать словами, и даже незнакомый с данной деятельностью человек может это в основном понять, усвоить и воплотить в эффективные действия, суммарного жизненного опыта личности для этого достаточно. Но когда человек начинает практиковать йогу, тем более в зрелом возрасте, такого необходимого и хотя бы косвенного опыта у него просто нет. Теоретические сведения в данном случае носят целиком предварительный характер и могут превращаться во всё более эффективное действие только в процессе самой практики, посредством личного участия и постепенного приближения к известному образцу, а также при адаптации к йоге в целом. Либо если заранее будут объяснены законы и принципы данного вида деятельности.

Технология асан не может быть удовлетворительно передана словами, поскольку она является голой эмпирикой, с которой начинающий не знаком. Следовательно, преподаватель йоги всегда располагает возможностью организовать первоначальный опыт ученика как угодно. Что бы он не предложил с соответствующим выражением лица — всё будет принято за чистую монету, поскольку новичку не с чем сравнивать.

И вот здесь мы в полный рост сталкиваемся с проблемой достоверности предварительной информации, о чём уже упоминалось в главе «Аспекты коммуникации». Сценарии возможны самые различные. Учитель чего угодно, в том числе и йоги, располагает потенциальной возможностью добросовестной передачи ученикам, ничего не знающим о предмете, только той информации, которой располагает сам — своего знания или незнания, заблуждений, патологии, ошибок, отчасти — веры в то, что исповедует.

Но сколько угодно случаев, когда человек, даже прилично владея предметом, не располагает средствами качественной передачи того, что есть у него за душой. Есть и совсем печальные ситуации, когда «учитель» делает вид, что пытается обучить людей тому, в чём абсолютно не разбирается сам, то есть заведомо лжет, преследуя какие-то свои цели, — такого сорта прохиндеев на ниве йоги (и не только на ней) сегодня наблюдается просто неимоверное количество.

Об уникальных личностях песня отдельная. Поскольку уникальность причин не имеет и потому понятой и воспроизведённой не может быть в принципе, а люди всё равно желают владеть ею, то носителю феноменальных качеств остаётся три варианта поведения. Первый: плюнуть на всё и, никому ничего не объясняя, использовать свои гениальные способности для демонстрации (как Гудини), зарабатывая этим на жизнь, либо существовать с ними рука об руку в своё удовольствие.

В другом случае можно отнестись к своим способностям как к божественному предназначению, либо сочинить — в меру своего умственного развития — объяснение происходящему, а также выдумать способы, которые якобы могут привести к тем же результатам всех желающих. Причём опять же в зависимости от интеллекта сочинителя объясняющие и обучающие части доктрины могут быть более или менее изысканными, даже заранее нацеленными на привлечение конкретных социальных слоёв и групп.