Калитка, отворись! - Бейлина Нинель Вениаминовна. Страница 15

Зина пробилась к нему через толпу и схватила за рукав: пусть себе хохочет, лишь бы привёл к Нюрке.

…Нюрка была ненастоящая. Она расплывалась в глазах, и только по тому, что говорила она не о том, о чём полагается говорить в такие минуты, Зина поняла, что это наяву.

— Гляди, просветлело, — сейчас будет солнце, и мы сможем кончить работу.

— Нюрка, это ты?

— А кто же?

Она засмеялась. В самом деле выглянуло солнце, и сразу земля начала сохнуть, и запах от неё шёл головокружительный. Взрослые сидели ещё в общежитии, а Зина с Нюркой ходили по пустырю. Ноги промокли выше колен, подолы прилипали к ним.

— Сядем.

— Ещё сыро.

— Да мы и так мокрые. Сядем. Смотри — озеро. В нём можно лежать и читать газету, как в Мёртвом море. Здорово? Но купаться надо идти на речку. Пойдём? После дождя в воде всегда тепло.

В воде было и тепло и холодно — полосами. Зина не могла сказать, приятно ли это, но вылезать раньше Нюрки не хотелось. Нюрка плыла на спине посреди реки, что-то напевая.

— Н-нюрка, — вспомнила Зина уже на берегу (она прыгала на одной ножке, чтобы вылилась вода из уха), — а в-ведь это тв-в-воя музыка, то, что ты поёшь.

— Знаю, — просто отозвалась Нюрка. — Замёрзла? Дай я тебя пошлёпаю. Вот так, терпи. Сейчас будет жарко.

— Хорошо, — сказала Зина. — Больше не надо… А почему ты ушла из лагеря?

— А ты?

— Меня выгнали.

— Ну, и меня выгнали.

— Нюрка!..

— Ты-то ведь пошла со мной, когда мне было плохо!

— Я ушла, чтобы увидеть костёр, — сказала Зина правду, но так робко, что поверить ей было невозможно.

— Ладно, всё равно знаю… А костёр мы тут жгли. Жаль, без тебя. Ну ничего, еще увидишь. Мы с тобой поедем теперь к Эльке в школьную бригаду, если тебе папа разрешит.

Зина хотела было сказать, что папа встретил Элю. Ведь теперь незачем ехать в бригаду, главное — они с Нюркой уже вместе… Но ей было стыдно, что Нюрка поехала её искать в Кучук, тогда как она сама оставалась на месте. Не хотелось, чтобы Нюрка ещё раз подумала о ней плохо. Но на Пятом ещё раз оказаться тоже не хотелось. А главное — надо было, чтобы Нюрка была только с ней, только с ней одной! И в голове почти помимо воли сработал знакомый механизм: ведь Нюрка не знает, что телеграмма от Эли не придёт!

— Конечно, поедем, если нас примут! Там так хорошо! — бойко ответила она и закончила медленнее: — Папу я уговорю, пустяки…

Нюрка обрадовалась. Ей не очень-то хотелось возвращаться к тётке, но она думала, что Зина соскучилась по дому, да и дядя Вася не отпустит их в бригаду. Она сказала Зине про бригаду так, просто потому, что она просила Элю поговорить с директором, да ещё потому, что бригада нравилась ей.

Зине бы замолчать, заговорить о другом, но Нюрка смотрела на неё восторженно. А Зина так давно ждала этого Нюркиного восхищения — как тут признаешься во лжи, как тут замолчишь! «Э, что там! Мы поедем по железной дороге, мимо Алтайки, в стороне от Пятого, а телеграмма не придёт. Но честное слово — это я соврала последний раз в жизни! Больше никогда, никогда!»

— Мне очень там нравится, — продолжала она между тем бормотать быстро-быстро. У неё кружилась голова. — И ведь опыт можно перенять. Потом я у себя в школе скажу, чтобы организовали такую бригаду, а ты у себя… Или, может, ты останешься у нас жить, а?

— Нет, моя мама скоро приедет… Но это ты здорово придумала — перенять! Мне и в голову не пришло…

— А костёр будем жечь?

— Конечно, будем.

Нюрка принялась рассказывать о Чумаке, какой он хороший. Зина вздохнула: наконец передышка. Сказала:

— Почему тебе всё время встречаются настоящие люди, а мне — плохие или так себе?

— А Витька?

— Что — Витька?

— Разве ты в него не влюбилась?

— Я ни в кого не влюблялась… Кроме тебя.

Нюрка рассмеялась:

— У тебя гусиная кожа. Давай ещё пошлёпаю.

— Ай, не надо!

— А ты красивая. У тебя замечательные косы. Вот бы мне такие!

— А мне всегда хотелось быть курчавой, как ты.

— Ну уж! А я бы хотела твой ум и столько прочесть книг! Ты замечательно умная. Какой у тебя, должно быть, будет муж! Как Багрицкий!

— Почему — Багрицкий?

— Ну — как Чумак.

— Не будет у меня никакого мужа!

— Ну и не надо… А глаза у нас одинаковые.

— Да ну?

— Правда. У тебя синие.

— И у тебя синие. Если бы тут сидеть вечно!

— Нет, пора идти. Уже подсохло. Чумак, наверное, уже ждёт.

Они оделись.

— Погоди, — просит Зина. — Давай на прощание угадаем, как называется речка.

— Прозрачная, — говорит Нюрка.

— Счастливая, — говорит Зина.

— Быстрянка, — говорит Нюрка.

— Рубикон! — со вздохом произносит Зина.

— Река — Песенка, — смеётся Нюрка.

А река называлась просто Кучук, и Нюрка это знала.

3

Работали ещё полтора дня. Тянули и тянули блестящую ленту по траве, снова сухой, по колючкам, которые стёрли до белизны сапоги Жоры и Чумака, а Зине и Нюрке исцарапали ноги. У Нюрки царапины белые по смуглой коже, у Зины — розовые, из них то и дело сочится кровь.

Пожалуй, это самая приятная работа из всех, если бы не так кололись колючки, если бы не так хотелось пить. И если бы… не тот разговор о бригаде… Как раньше Зина в мыслях раздула свой поступок с близнецами до чуть ли не подвига, так сейчас эта маленькая и вначале не очень смутившая её ложь вырастала в её глазах до чудовищных размеров. До размеров катастрофы.

Зина работала молча: от разговоров ещё больше хочется пить. Нюрка не пыталась с нею заговаривать. И Чумак не говорил ничего постороннего. А Жора спал на ходу. Никогда ещё не разговаривали так мало, как в эти два дня.

Утром и вечером и ещё одним утром Нюрка ходила на почту. Телеграмма, конечно, не пришла. Папа хотел было поговорить с Нюркой, но Зина старалась не оставлять их наедине, а когда они были втроём, всё время заговаривала на другие темы. Это ей удавалось. То ли папа понял, чего она хочет, то ли он слишком был погружён в свою болезнь… К тому же, видимо, папе совсем неплохо было здесь без маминых забот и волнений. Он купался по утрам в реке, соблюдал диету, открыто глотал лекарства, вволю лежал на кровати и читал книги. Как-никак, ведь это был его отпуск.

В последний день, во второй его половине, когда всё уже было закончено, девочки пошли проститься с речкой Песенкой.

На дороге буграми застыла изъезженная грязь. На берегу и в воде стояли и лежали коровы, хвосты их равномерно болтались из стороны в сторону, как «дворник» по стеклу автомобиля. Коровы глядели в пыльное небо, мычали беззвучно, словно вобрав в себя все изнеможение, всю лень этого душного дня…

Девчонки окунулись по разу, но прохладнее им не стало. Они разлеглись на песке, лицом вниз, невдалеке от коров. Плюнешь в песок, поднесёшь песок со слюной к уху в сжатом кулаке — пищит; вот и всё развлечение.

— Неужели Эля может обмануть? — сказала Нюрка, поворачиваясь в Зинину сторону. — Не может она обмануть.

Зина положила лоб на сплетённые пальцы:

— Каждый может обмануть. — Голос её звучал глухо. — Давай, Нюра, загадаем; если вечером не придёт телеграмма, завтра едем вместе с Чумаком.

Нюрка села:

— Погоди. Может, ты не хочешь в бригаду? Так и не будем добиваться.

Зина плотно прижалась к песку и назло себе, назло неизвестно кому сказала:

— Хочу! Чего ты ко мне пристаёшь!

…Возле общих вагонов ещё тянулись цепочки людей. По перрону прогуливались другие люди в ожидании других поездов. Бегали дети. Никто никого не провожал. Внутри плацкартного было просторно. Полки блестели. По стёклам рассыпались пыльные рябинки — следы недавнего забытого дождя. «Чудно, у меня есть билет, не надо лезть в ящик», — подумала Нюрка, предвкушая удовольствие от этой поездки вместе с Зиной и Чумаком.

— Зина, пойдём постоим на воздухе, душно.

— Пойдём.