Самая младшая - Романовская Лариса. Страница 21

– Ба, а когда вы мне мобильник купите? На Новый год?

– На Новый год Неля замуж выйдет, там такие деньжищи потребуются! – Бабушка снова мотает хвостиком. Почему она на Нельку-то сердится? Свадьба – это же хорошо!

– Я придумала! Давай я буду зубы копить!

– Кого? – Бабушка перестает качать головой.

– Зубы, которые выпадают. Мне мама с папой за них подарки дарят, а сами говорят, что это от феи. Вот пусть, когда следующий зуб выпадет, они мне не подарят ничего, а потом сразу за два – телефон. Или за три! Ба, ты не знаешь, сколько у меня еще молочных зубов во рту осталось?

– Ты ешь, а то каша скоро инеем покроется. – Бабушка вздыхает. Наверное, мобильный дорого стоит. Зубов семь или десять. Вдруг у Полины столько молочных уже не осталось?

И тут у бабушки телефон зазвонил. Может, это дед Толя на своем тихом часе проснулся? Полина сразу начала придумывать, что ему в день рождения пожелает. Здоровья! Счастья! И любви! И чтобы ему не один глаз вылечили, а сразу два!

– Да, Ниночка! Спасибо, моя золотая. Он сказал: из наркоза выйду, позвоню. Полина! Начинай уроки, четвертый час уже! Нина, я сама не своя хожу!

Тетя Нина Полине вообще чужой человек. Просто у бабушки такой характер: она умеет знакомиться. Может на трамвайной остановке или в магазине заговорить и про их семью что-нибудь рассказать. Или, наоборот, послушать и дать совет. Вот тетя Нина, у которой в доме вся еда невкусная, когда-то с бабушкой вместе работала, и они дружили. А потом у тети Нины родилась внучка Настя, а у бабушки через год – Полина. И тетя Нина начала им разную Настину одежду передавать. Полина эту Настю видела всего один раз и не помнит. Ей своих Насть хватает, тех, которые в классе и противные.

– Да откуда ж я знаю, Нин. Тридцать первого женятся. Вон помнишь, как мы с Толей-то? Расписались в обед, да и пошли потом в разные стороны: он на завод обратно, а я в общежитие. Вот то-то и оно, Ниночка моя дорогая… Полина, ты здесь до сих пор?

Когда бабушка говорит по телефону, интересно слушать. Она иногда рассказывает такое, о чем Полина никогда не знала или забыла.

– Толик вообще говорит: не дождусь я правнука. А она хоть бы в больницу заехала. Мало ли что с пузом! Какое там пузо, ходит как доска стиральная. Полинка! Ты деду подарок приготовила уже? Мама утром передачу повезет, давай нарисуй чего-нибудь или открытку подпиши. У него во втором ящике возьми! Да какое там, Ниночка. Все такая же блаженненькая! Сядет, в стену уставится и шепчет! Ее подружка в немецкую гимназию перевелась, а наша… До сих пор верит, что к ней фея ходит, зубная, с подарками. Да не врач зубной, не стоматолог! Зубная фея! Полинка в фей верит! Восемь лет девке! Ну вот как она в этой жизни собачьей будет жить? Не понимаю, Нин. Веришь – совсем не понимаю!

Машинка для фотографий

Когда они сегодня на технологии открытки клеили, Максим налепил на свою черные клочки. Сказал, что это пауки, и хотел подарить ритмичке. Он думал, что раз она злая, то должна любить всякую гадость. Инга Сергеевна Максимову открытку не стала брать и сказала, что, если тебя кто-то обидел, нельзя обижать в ответ. Но Максим ничего не понял, потому что на перемене тоже Полину из игры прогонял.

Полина вытащила из своего рюкзака папку с «технологией»: там цветная бумага, картон, ножницы и два клея – в бутылочке и карандашом. А еще большая фотография: весь класс в овалах, а Инга Сергеевна в середине в квадрате. Снимали еще в сентябре, а раздали только сегодня.

Может, дедушке Толе Полинину фотографию подарить? Он сам говорил, что ее любит больше всех на свете. Снимок маленький, но красивый: Полина там боком, родинку не видно. Можно на золотую картонку наклеить. И написать что-нибудь хорошее.

Жалко, что на фотографии только подписи под каждым овалом, и все. Когда Полина мамины карточки смотрит или Нелины старые, то не только знает, как кого звали, но и что дальше случилось. На фотографиях Нелиного класса один мальчик был с большими ушами, его Чебургеном дразнили, он потом в Австралию уехал. А мама про своих одноклассников всегда что-нибудь смешное рассказывает…

Вот бы изобрели машинку вроде компьютерной мышки – наводишь ее на снимок, и там рамочка проявляется, а в ней написано, кем человек станет, когда вырастет, и что с ним дальше будет. Полина эту машинку навела бы на фотографию класса, и там бы было: «Это Максим Горецкий. Он во втором классе был дураком, а когда вырос, то им и остался». «А это Настя Кузьмичева, она…» Хотя сперва бы Полина про себя все узнала.

– Ань, не звонил еще папа. Что ты, нашего отца не знаешь? Небось оклемался и курить первым делом побежал! Иди работай! Некогда мне! Ох ты ж Толик-Толенька…

Но это не очень честно – дедушке только свою фотографию дарить. Он ведь не одну Полину любит. И маму, и папу, и Нелю со Стасом, и бабу Тоню, и Беса. Просто их фотографий у Полины нету, но она же не виновата…

Она отрезает от золотого картона большой кусок, размером с тетрадку. Он с лохматыми зубчиками получился, но не страшно. Она потом бабушку попросит помочь: чтобы она сейчас не ругалась, что неаккуратно, и ничего не портила. В смысле не исправляла.

Теперь на месте Полининого изображения на снимке дырка. А через фото Альбинки, Эдьки Тимофеева и Вазгена идет линия разреза. Она подравнивает свой овальчик, чтобы красиво было (и срезает кусочек своего уха и букву «п» в имени «Полина»).

Школьные ножницы тупые, неудобно резать. Полина берет другие, из ящика дедушкиного стола. Там в коробке из-под сливочного зефира хранятся старые фотографии – те, что из разных альбомов отклеились или в них не влезли. Дед Толя их иногда сканирует, Полина помогает. Там вся их семья есть, только не вместе, а по кусочкам. Мама с Нелиным папой и их котом, маленький Стас, бабушка на крейсере «Аврора»…

В коробке немножко пахнет сладким. Но это не зефир, а старинный клей, который на оборотах карточек остался. Он коричневый и тянется паутинками. На одной фотографии очень много этого клея.

Карточка совсем маленькая, как пачка маминых сигарет. И с наружной стороны такая рыжая, будто ее в фотошопе обрабатывали, в режиме «серия». Нет, там другое название, Полина не помнит точно. Главное, кто изображен на этом снимке. Там дедушке Толе восемь лет, как Полине сейчас. То есть он не дедушка, а просто Толик.

Фотография старая, потому что дедушке восемь лет исполнилось еще до войны. Он говорил, что снимок сделали в конце учебного года, а уже в июне все началось. Это не целая фотокарточка, а тоже кусочек. Дедушка Толик сидит на полу, у него за ушами чьи-то колени видны, слева от головы и справа. И с боков еще чужие плечи. Может, дедушка тоже на своих одноклассников обиделся и их от себя отрезал. Полина размазывает поверх ниточек старинного клея свой, который похож на белый воск, и думает: если бы они с будущим дедушкой учились в одном классе, то обязательно бы подружились.

На золотистом картоне рыжую фотографию видно плохо. Полина обводит ее зеленым фломастером, но тот скользит и смазывается. А из всех ручек в пенале почему-то только та черная, которой делают фонетический разбор. Надо будет потом приписать, что этот черный – не плохой, а другого не было.

Между Полининым снимком и дедушкиным много места. И по краям тоже. А в зефирной коробке много фотографий. Некоторые даже в двух экземплярах. Если один забрать, то ведь второй останется!

– Ну как ты, Толь? Я вся издергалась! Анька обещала к тебе прорваться! Небось курить уже ходил, старый ты балбес! С днем рождения, Толенька! Дам я тебе ее сейчас! Полина! Дедушка из больницы звонит, бери скорее трубку, ты ж его поздравить хотела!

– Я занята! Я потом!

Полина ищет среди обрезков острые ножницы. Надо как можно аккуратнее отрезать от следующей фотографии то место, где маленькую маму и ее подругу Жанну в пионеры принимают.

Данетка

Если снег тает, а потом снова замораживается, у него сверху получается лакированная корочка. Как на пирожных «безе», только не сладкая и гораздо крепче. По ней Бес может бежать и не проваливаться. А когда Полина наступает, снежная глазурь ломается на ледяные неровности. Но все равно блестит – белым от снега, рыжим от фонаря и розовым от заката, который за школой спрятался.