Сундук с проклятием. Чаша из склепа (сборник) - Белогоров Александр Игоревич. Страница 12

– Ты же сам говорил: какая-то бабка Акулина была… – подбодрила его девочка.

– Так это давно было. Ее только старики помнят. – Пашке отчего-то очень не хотелось рассказывать эту историю. То ли он не хотел пугать обитателей дома, то ли считал, что в том месте, где жила ведьма, пусть и мнимая, не стоит упоминать о ней без нужды.

– Рассказывай, раз уж начал! Мы с Алиной любим страшные истории! – весело произнес папа и подмигнул. Правда, по лицу мамы было видно, что она едва ли получит удовольствие, выслушав страшилку о собственном доме.

– Да тут и рассказывать нечего… – Пашка собрался с мыслями. – Жила когда-то в этом доме бабка Акулина. Лет пятьдесят тому, а то и побольше… Поговаривали, что у нее глаз дурной, что, если кто ей не нравился, хворать начинал и помирал.

– Ну а потом-то что? – Алина прервала затянувшуюся паузу.

– А потом померла, – продолжил Пашка, тяжело вздохнув, словно речь шла о близком для него человеке, и перекрестился.

– Ну, это не очень страшная история, – разочарованно протянул папа. – И коротковатая.

– А как она померла? – вдруг решила уточнить Алина.

– Да обыкновенно, – пожал плечами Пашка. – Со своей вышивкой.

– Как?! – Алина уронила чашку. Теплый, почти горячий чай потек по столу и закапал брюки, но девочка даже не обратила на это внимания.

– С вышивкой, – повторил Пашка. – Она, сказывают, всегда вышивала. Сидит, бывало, у окна или в саду и орудует иголкой – туда-сюда, туда-сюда, будто птица клюет. Потом голову подымет, зыркнет своим дурным глазом – и ухмыляется!

– Ты как будто сам это видел! – усмехнулся папа, на которого живописные подробности жизни и смерти деревенской «ведьмы» не произвели никакого впечатления.

– Не видел, но старики говорили, – буркнул Пашка, как будто слегка обиженный таким недоверием. – Егоровна покойная и другие…

– Так что там с вышивкой? – напомнила Алина, в то время как мама хлопотала, вытирая разлитый чай и укоризненно поглядывая на нее.

– Говорят, так и померла со своей иголкой и пяльцами, – нехотя добавил Пашка.

– Наверное, палец уколола. Как Спящая красавица. – Папа пытался шутить, хотя постепенно и поддавался общему подавленному настроению.

– А тебе, наверное, ее пяльцы достались, – вдруг догадалась мама, обращаясь к дочери.

– А чьи же еще! – выдохнула Алина. А про себя подумала, что обладать пяльцами, в руках с которыми умерла предположительная ведьма, конечно, неприятно, но вышивать ее иголкой – значительно неприятнее. Представив себе этот предмет в чьих-то мертвых руках, девочка резко вздрогнула и даже почувствовала в подушечках собственных пальцев неприятный холодок. А уколотое когда-то место слегка заныло.

– Так ты на ее пяльцах ее иголкой вышиваешь? – испуганно спросил Пашка, сделал движение, как будто хотел перекреститься, но тут же, словно устыдившись своего суеверного порыва, опустил руку и отчего-то (наверное, от волнения) сжал кулак.

– А что – инструменты, наверное, хорошие, раз она всю жизнь ими пользовалась, – трезво рассудил папа. – Тогда делали не так, что сейчас. Из натуральных материалов, на века. Не то что нынешний ширпотреб. Это, считай, тебе повезло!

– Наверное, – задумчиво произнесла Алина. – Я вообще везучая!

– А ведь эти портреты тоже, наверное, она вышивала! – охнула мама, обводя глазами галерею, над размещением которой недавно трудилась.

Некоторое время все молча разглядывали вышитые лица. Тишину снова нарушил папа.

– Так они, наверное, из твоего села! – воскликнул он, обращаясь к Пашке. – Ты их, случайно, не знаешь?

– Не-а, – Пашка задумчиво помотал головой. – У нас таких нет. Хотя этого вроде где-то видел… – Он кивнул на одно из изображений, с которого глядел молодцеватый парень, чем-то неуловимо напоминавший его самого.

– Портреты же давным-давно вышиты, – заметила мама. – Сейчас, наверное, уже никого из них и не осталось.

Разговор окончательно расклеился. Пашка снова смутился и сделался неловким и молчаливым. Немного помявшись, он заторопился домой, сославшись на какое-то загадочное срочное дело. Выходя, он то и дело косился на портреты, а ступив за порог, припустил так, словно за ним кто-то гнался.

Алина с родителями принялись за обычные домашние хлопоты. Папа участия в разговоре не принимал, он что-то пилил на веранде, а девочка с мамой обсуждали недавнего гостя, то и дело переходя от его персоны к услышанному.

Пашка, к удивлению Алины, маме даже понравился. А вот его рассказ произвел неприятное впечатление. Теперь мама подумывала о том, что портреты они повесили напрасно. Хотя, если подумать, висят же в музеях картины давно умерших художников – и ничего! Да и папа был бы явно против снятия из-за каких-то суеверий работ, над оформлением которых он немало потрудился.

Если маме было просто неприятно, то Алине, припомнившей свои сны и ночные хождения с вышиваниями, от Пашкиных слов сделалось жутковато. Она даже задумалась о том, не избавиться ли от найденных в сундуке пялец и иголок, но тут же одернула себя. Сделать такую глупость из-за каких-то сказок и легенд – ну уж нет! Она же не какая-нибудь суеверная дура!

Так что, несмотря на все услышанное, Алина, разделавшись с домашними делами, остаток дня провела за вышивкой. Правда, для того, чтобы взять в руки иголку и пяльцы, пришлось пересилить себя, преодолеть нахлынувшие робость и отвращение. Но она же не тряпка какая-нибудь! Не зря же она гордилась, что, в отличие от большинства сверстниц, могла спокойно взять в руки какую-нибудь лягушку или паука. А тут – подумаешь! – просто какие-то старые вещи. Иголка летала над канвой, крестики ложились ровными рядами, причем девочка почти не глядела на них, что, однако, ничуть не портило работу. Перед глазами у нее стояла фантастическая схема, привидевшаяся ей возле кладбища. Это, конечно, было уже чересчур. Еще немного – и весь мир покажется одной огромной вышивкой. Алина убеждала себя, что надо сдерживать себя в зашедшем столь далеко увлечении, однако продолжала мерно работать иголкой.

Глава 7

Новые сны и новые схемы

Вечером Алине долго не спалось. Уж слишком насыщенным и нервным получился день. Сведения о хозяйке дома, собственное странное поведение возле сельского кладбища – все это никак не укладывалось в голове. Девочка, как и ее отец, была убеждена, что всему на свете должно находиться логичное, рациональное объяснение. А теперь эту ее уверенность пытались поколебать загадочные обстоятельства. От этого становилось очень неуютно.

За окном шумел ветер, в доме что-то поскрипывало и постанывало, и Алина стала понимать, отчего люди в прежние времена были такими суеверными. Она представила, что находится в том же самом доме много лет назад, одна, без электричества и связи. Тут собственной тени пугаться будешь и поверишь во все что угодно: и в ведьм, и в домовых. И сейчас-то порой жутковато становится…

Интересно, почему другие люди так скоро покидали этот дом? Совпадение? Или все гораздо сложнее? Почему сундук с вышивкой оставался нетронутым? Вопросы без ответов продолжали тесниться в голове. Девочке уже хотелось оказаться подальше отсюда, в городе, даже в школе. Она никогда не думала, что сможет расклеиться до такой степени, отчаянно ругала себя за слабость, но… продолжала ощущать непонятную, немотивированную опасность.

Очень хотелось пройтись по всем помещениям и зажечь везде свет. Но тогда стали бы видны портреты, а смотреть на них Алине совсем не хотелось. Ей подумалось, что, наверное, ночью в музеях бывает страшновато. А еще хотелось запереть дверь на чердак, а ключ куда-нибудь спрятать. Ночные хождения туда порядком надоели. Трудно было понять, что в это время можно делать возле сундука.

Усталость наконец взяла верх, и Алина заснула под собственные тревожные мысли, когда было уже далеко за полночь. Во сне она сама предстала в образе великанши с огромной иглой, на которую пыталась насадить маленьких, размером с небольших кукол, людей. Среди них девочка узнавала своих одноклассников, соседей. А где-то вдалеке маячил образ, очень напоминавший ее саму. В какой-то момент Алина увидела маленького Пашку и погналась за ним. Во сне он оказался очень проворным и долгое время ускользал от иглы, пока не оказался зажат в углу. Великанша Алина направила свое орудие, которое для маленького Пашки было не меньше копья, ему в грудь. Девочка осознавала, что не должна этого делать, и пыталась сопротивляться, но оказалась не властна над собственными поступками. Острие иглы уже прикасалось к груди мальчика, когда Алина наконец сумела проснуться с истошным криком «Нет!».