Две повести - Дочь. Сын - Белахова Мария Андреевна. Страница 31
Завтракали молча. Саня ел мало и неохотно. Потом встал и, буркнув: «Я пойду, мне надо», — ушел из дому.
Татьяна Михайловна сказала Ире:
— Вот до чего дожила! Не только не извинился за хамство, но даже не взглянул на мать!
Ира молчала, а Татьяне Михайловне хотелось, чтоб и она осудила Саню.
— Ты что ж молчишь, дочка?
— А чего мне говорить? Мне тебя жалко… а Саньку тоже. — И громко, как маленькая, Ира заревела.
Татьяна Михайловна даже засмеялась:
— Ну чего ты, дурочка? Все обойдется… Вот вы какие глупые!
В дверь постучали.
— Войдите! — сказала Татьяна Михайловна и очень удивилась, увидев отца Миши, Павла Ивановича. Он никогда не заходил к ним в комнату.
— Где Саня? — спросил Павел Иванович.
— Ушел куда-то. Он вам нужен?
— Хотел с ним поговорить. Мне Михаил рассказал обо всем. Вот я и подумал: может, мне попробовать образумить его, посоветовать по-отцовски.
— Спасибо вам, Павел Иванович, большое спасибо за участие!
— Пожалуй, не за что благодарить, Татьяна Михайловна. Мы это дело проворонили, надо было всем нам приглядывать за вашими ребятками. Без отца ведь они растут. Вам, понятное дело, надо было полечиться. А парень-то он, Саня, башковитый, ученая голова, как и мой Михаил. Беречь их надо. Я обязательно с ним поговорю.
…Саня всегда чувствовал доброе отношение Павла Ивановича Фролова к себе и к Ире. Он приглашал их к телевизору и частенько, даже теперь, когда Саня и Ира стали большими, угощал конфетами. Когда Саня был маленький, Павел Иванович, если шел куда-нибудь с Мишей — в зоосад, в планетарий или в цирк, — обязательно брал с собой и Саню.
— Нам, мужчинам, надо вместе держаться, чтоб нас женщины не обидели, — говорил он иногда.
Ребята давно понимали, что Павел Иванович шутит и что на самом деле он боится, как бы не обидеть женщин. Если Мишу за что-нибудь ругала мать, Павел Иванович моргал сыну: помалкивай, мол, она пошумит, пошумит и успокоится. С таким единомышленником Миша чувствовал себя крепко и снисходительно молчал, когда мать пробирала его. Сане нравились товарищеские отношения Миши с отцом, нравился сам Павел Иванович, и он во многом старался подражать ему. Но подражать ему не так-то легко! Можно быть веселым и добрым, как Павел Иванович, но, пожалуй, совсем невозможно стать таким же умелым, как он. Недаром Павел Иванович знатный человек своего завода. Он положительно все мог делать: сам ремонтировал радиоприемник и телевизор и умел делать так, что во время школьных экзаменов телевизор переставал работать. Он сам ремонтировал квартиру — шпаклевал, красил, клеил обои. И что самое удивительное — он умел готовить суп, жарить котлеты, чистить картошку. Зинаида Ивановна как-то сказала Павлу Ивановичу:
— Вы удивительный муж! Таких редко встретишь. А скажите, вы не стыдитесь выполнять женскую работу?
— Это почему же я должен стыдиться? Аня ведь не стыдится выполнять мужскую работу на заводе! Вы, Зинаида Ивановна, отсталый человек, хоть и кончили гимназию. В вас пережиток прошлого живет. Когда женщина только своим домашним хозяйством занималась, как вы, например, сейчас, тогда и спрос с нее другой, и отношение к ней иное. А моя Аня не хуже меня работает да еще выбрана членом месткома. Почему же она должна дома одна за всех лямку тянуть?
Слова Павла Ивановича не расходились с делами. Он во всем помогал своей жене.
Саня заволновался и испугался, когда Павел Иванович позвал его к себе. «Наверно, — подумал он, — Мишка и отцу разболтал».
— Давай потолкуем, Александр, — сказал Павел Иванович. — Что там у тебя стряслось?
Казалось бы, чего проще — взять и рассказать обо всем дяде Паше. Ведь он наверняка все поймет. Но как сознаться в плохих поступках человеку, мнением которого очень дорожишь? Нет. Кому угодно, только не ему. Может, все обойдется. И он сказал Павлу Ивановичу:
— Да ничего, дядя Паша! Подумаешь, двойки! Захочу и все исправлю.
— А что ж ты мать обижаешь? Вырастешь, поумнеешь, сам себе этой гадости не простишь. Мать — дело святое!
— Я понимаю, — нахмурился Саня.
— И хорошо, что понимаешь. Ты брось дурака валять, возьмись за дело. И мать успокой. Понял? Вот если б она работала на нашем заводе, у нас нашлись бы защитники. Знаешь, как у нас делают? Если чей парень не учится или хулиганство какое допускает, его самого, голубчика, вызывают на завод, в местком. «А ну-ка, парень, расскажи нам о своих художествах!» Парень мнется, мнется, видит — люди серьезные сидят, расскажет и обещание даст. «Хорошо, говорят, мы тебе верим, но на всякий случай проверочку сделаем. А не сдержишь слова, прикрепим к тебе общественного воспитателя». Мы наших женщин поддерживаем. Ну, а ты сам берись за ум. Даешь слово? По-честному?
Конечно, Саня дал слово. Искренне. Но легко сказать «возьмись за ум!» Дядя Паша еще не знает, как на самом деле ему, Сане, плохо. Дело не только в двойках!
Глава VII
Возьмитесь за ум!
В понедельник Татьяна Михайловна пришла в детский дом, но работать не стала. Она договорилась с педагогом, которая ее замещала, что та поработает еще три дня.
В школу она успела к пятому уроку. На втором этаже через стеклянную дверь, которая отделяла коридор от лестничной площадки, она увидела группу школьников, толпившихся около одного класса. Сразу бросилось в глаза, что ребята из разных классов — седьмых и восьмых и даже десятых. Все они, как видно, волновались. Когда одна девочка вышла из класса, ее моментально окружили. Та, вся пунцовая, взволнованная, что-то рассказывала.
И вдруг Татьяна Михайловна увидела Саню. Он подошел к группе, послушал, что говорит девочка, и засеменил к ребятам, стоявшим в стороне. В руках у него была книга. Он то открывал эту книгу и наскоро читал, то захлопывал и снова разговаривал с ребятами.
Саня был выше других ростом, а вертелся как уж — жалкий, заискивающий. Матери невмоготу было смотреть на него. Она распахнула дверь и вошла в коридор. Саня сразу увидел ее, но постарался это скрыть и с независимым видом зашагал по коридору.
Татьяна Михайловна обратилась к одной девочке:
— Скажи, пожалуйста, зачем здесь собрались ребята?
— Это мы по физике отметки исправляем, потому что конец четверти.
— У кого двойки?
— Не только двойки. Я, например, получила тройку, но пересдаю. Хочу пятерку.
— Это хорошо…
Дверь класса открылась. Оттуда вышел сконфуженный паренек, а вслед за ним учительница, с лицом строгим и сердитым. Выпроваживая паренька из класса, она говорила:
— И передай матери то, что я тебе сказала! Понял?
Заметив Татьяну Михайловну, которая грустным взглядом провожала мальчика, она спросила:
— Это ваш сын?
— Нет. Я мать Сани Рябинина.
— Очень хорошо, что вы пришли. Ваш сын получил две двойки и по болезни пропустил много уроков. Вы не брали репетитора?
— Нет.
— И на дополнительные занятия он не ходил. Как же, в таком случае, он исправит отметки?
Саня подошел и, опустив голову, слушал, что говорила учительница. Татьяна Михайловна посмотрела на него, вздохнула и сказала:
— Видите ли, у нас с ним многое не выяснено. Если он пришел к вам, значит, на что-то надеется. Вы спросите его и по заслугам оцените ответ. Я подожду вас в учительской.
Не посмотрев на сына, она ушла в учительскую. Там за одним из столов сидела Клавдия Ивановна и что-то писала. Взглянув на Татьяну Михайловну, она продолжала писать. Татьяна Михайловна остановилась около двери, надеясь, что Клавдия Ивановна пригласит ее. Потом решительно подошла к столу и резко сказала:
— Вы же видите, что я к вам пришла. Почему вы так невежливы со мной?
Клавдия Ивановна вскинула на нее глаза:
— А в чем дело? Что вы на меня наскакиваете?
— А вот что. Позавчера вы мне сказали, что с Саней Рябининым все благополучно. И две недели назад вы то же самое сказали женщине, которая приходила к вам. А на самом деле у Сани двойки, которых нет в его табеле, но, вероятно, они стоят в классном журнале. И у него прогулы, которые в табеле тоже не отмечены. В чем дело?