Две повести - Дочь. Сын - Белахова Мария Андреевна. Страница 36

На большой перемене Игорь вышел из класса вместе с Шапкиной, и снова они, гуляя по коридору, что-то жевали. Саня с ненавистью смотрел на них.

— Что ты такой скучный? — спросила его Зоя Стехова.

Саня пожал плечами:

— Ничего, обыкновенный.

Он взглянул на Зою и увидел, какие у нее голубые-голубые глаза. «Она, наверно, очень добрая», — подумал Саня. А Зоя вдруг сказала ему:

— Ты что, перестал в адъютантах ходить?

— В каких это адъютантах?

— У Дичкова. Ты ведь его адъютантом стал. У тебя даже походка теперь такая же вихлястая, как у него.

— Ну, ты! — обозлился Саня. — Думаешь, девочка, так тебе все можно?

— А ты не грозись. Я тебя не боюсь. Мне только жалко тебя. Ты хороший был. А теперь даже и на комитет тебя вызывают и, наверно, на педсовет.

Саня вдруг весь покраснел. Потом краска медленно сошла с лица, и он стал бледнее прежнего. Ах! Будь она проклята, жизнь! Ну зачем он на свет родился? Что такого он сделал, чтобы таскать его на комитет? Дудки! Он не пойдет. Где этот гад Дичков? Втянул его в историю, а сам с Надькой болтает!

Саня решительно вышел в коридор. Игорь стоял один и, как видно, ждал его.

— Ты о чем с Зойкой говорил? — спросил он, глядя на Саню беспокойными глазами.

— Грозится комитетом и педсоветом!

— Ты с ней не порть отношения, — сказал тихо Дичков. — Все-таки она староста класса. Пригодится.

Саня вскипел вдруг:

— Чего ты меня все учишь! Не буду я ни перед кем подлизываться! Что я такого сделал?

Саня зло посмотрел на Дичкова. Тот опять что-то жевал. Саня спросил:

— Чего ты все жуешь?

— Хочешь, дам? Жевательная резинка. Американская. Мне подарили.

Он дал Сане кусочек резинки. Тот взял в рот и сморщился от отвращения.

— Фу, гадость! — и выплюнул.

— Ни черта ты не понимаешь. — Игорь нагнулся, поднял с пола резинку, вытер ее о штанину и положил в карман. — После уроков жди меня у выхода. Поговорим.

Начался урок литературы. Клавдия Ивановна вошла в класс сердитая. Она бросила журнал на стол и, нахмурившись, села на свое место, выжидая, когда класс затихнет. Было ясно, что свое дурное настроение она не хочет скрывать, наоборот — все делает для того, чтоб ребята видели, как она расстроена. И они сразу это поняли и ждали, когда Клавдия Ивановна раскроет им причину этого настроения. Ждать долго не пришлось.

Отметив в журнале отсутствующих, Клавдия Ивановна сказала:

— Очень рада, что Рябинин и Дичков в классе. Просто осчастливили! Может, совесть заговорила, что из-за вас страдают честные люди? Они, видите ли, хотят бездельничать, а классный руководитель пусть отвечает!

Ну вот, теперь все ясно. Ребята поняли, что Клавдии Ивановне нагорело от директора за то, что не выставляла в дневнике отметок и не требовала справок с тех, кто пропускал занятия. Все поглядывали на бледного, взволнованного Саню и на Дичкова.

— Мы сегодня на классном собрании обсудим поведение Рябинина и Дичкова, — заключила свою речь Клавдия Ивановна.

Не меняя выражения лица, тем же недовольным, брюзжащим тоном она начала занятия:

— Переходим к изучению творчества известного русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Тургенев родился в городе Орле двадцать восьмого октября тысяча восемьсот восемнадцатого года. Родители Тургенева были…

В прошлом году литературу в классе вел Анатолий Петрович, тоже учитель молодой. Но как интересны были его уроки! Он так увлекательно рассказывал им о писателях, о героях произведений, что уроки литературы были самыми любимыми. Анатолий Петрович ценил тех, кто высказывал свое собственное мнение, свои мысли и раздумья. И ребята гордились тем, что учитель верит в их способности все понимать и размышлять. В школе был тогда литературный кружок, где ребята спорили, дискутировали, читали свои стихи и рассказы. А что сейчас?

Клавдия Ивановна заученно говорит то, что написано в учебнике. Главное внимание уделяется «помещичьему быту», в котором рос писатель, датам его жизни и датам выхода в свет тех или иных книг. Как будто заполняется подробная анкета. Так же рассматриваются и герои произведений. Как на писателей, так и на героев наклеиваются четкие ярлыки «положительного» и «отрицательного», «демократического» и «реакционного». Временами Клавдия Ивановна прерывает свой рассказ замечаниями: «Прекратите болтовню!», или: «Я тебя выведу из класса!» Но угрозы не действуют. Ребята перешептываются, пишут друг другу записки, а кто сидит спокойно, у того мысли далеки от «помещичьего быта».

Прошлый год ребята были моложе, а понимали больше и лучше. Сейчас они узнают, к какому классу принадлежит писатель, какие идеи проповедует, а самих произведений не читают. Как можно полюбить писателей, которых ребята не знают, а только «учат»?

Отметки Клавдия Ивановна ставила не за понимание художественного произведения, а за дословный пересказ учебника и за выученные цитаты. Если кто-нибудь пытался выйти за рамки учебника, она обрывала:

— Не философствуй. Усвой то, что полагается по программе, а большего от тебя не требуется.

При изучении Островского довольно странно начался разговор о патриотизме.

— Что такое патриотизм? — спросила Клавдия Ивановна Толю Задорова.

— Это значит — любить родину, все для нее делать, может, даже жизнь отдать.

— А если жизнь не нужна?

— Ну… учиться хорошо…

— Мало!

— Стать культурным, образованным.

— А еще? А ты чем полезен?

— Пока ничем.

— Хорошо, что сознаешь! — Обращаясь к классу, Клавдия Ивановна с пафосом произносит: — Патриотизм — это когда интересы народа выше личных.

Но ведь и Задоров правильно отвечал. Почему она его так?..

Ребята не любили и не уважали Клавдию Ивановну. Она это чувствовала и понимала. Но чем она хотела расположить к себе школьников? Предлагала устроить в ее комнате классную вечеринку. Ребята отказались. Однажды принесла в класс конфеты.

— Это будет премия за хороший ответ.

Конечно, и от конфет все отказались. Кто кого воспитывает?

Ребята, которые с раннего детства читали книги, специально для них изданные, слушали радио, смотрели телевизор, эти ребята, развитые, умные, чувствовали не только неудовлетворенность, но и неловкость за своего учителя. Заглянув вперед в учебник литературы, они уже узнали, что сто лет прошло с тех пор, как учитель русской словесности саратовской гимназии Николай Гаврилович Чернышевский, восстав против схематизма и зубрежки, на деле доказал, как увлекательно можно поставить преподавание родного языка и литературы.

Знала ли об этом Клавдия Ивановна? Наверно — ведь она окончила пединститут. Но все равно, после Тургенева начнет «проходить» тему о Чернышевском и не заметит, что ученики отвечают по учебнику, не прочитав бессмертного «Что делать?».

Саня сидел на уроке недовольный и этой скучной лекцией, и разговором с Игорем, взволнованный тем, что ему сказала Зоя Стехова, и обозленный уколами Клавдии Ивановны. Может, убежать из дому? На стройку, на целину, куда угодно. А что, если в самом деле?.. Увлеченный новой идеей, Саня подошел в перемену к Игорю:

— Пойдем, надо поговорить.

Игорь выразительно взглянул на Шапкину — «что поделаешь, пристает», — встал и нехотя, переваливаясь, пошел за ним.

Как только они вышли из класса, Саня радостно и взволнованно сказал:

— Поедем на целину! Давай им докажем! Игорь посмотрел на него насмешливо:

— Чего я там забыл? Ищи другого дурака!

— Не хочешь? — злобно спросил Саня, сжав кулаки. — Ладно!

Почувствовав прилив того гнева, с которым трудно справиться, Саня резко повернулся и ушел от Дичкова. Он хотел сразу же уйти из школы, но вдруг увидел, что по коридору идет мать. «Ну что ей тут нужно?» — подумал он раздраженно и поневоле вернулся в класс.

Глава X

С кем посоветоваться?

Классное собрание началось сразу после пятого урока. Саня был уверен, что Дичков не останется. Но Игорь спокойно сидел на своем месте. Саня тоже решил остаться. А чего ему бояться? Подумаешь, судьи! Кто из них сам не прогуливал? Кто без двоек учился? Если будут ругать, он, Саня, прямо им скажет: «Что хочу, то и делаю. Не хочу учиться! Поеду на целину! Какое ваше дело!»