Прекрасная нивернезка - Доде Альфонс. Страница 5

— Бог благословляет многодетные семьи.

И ушел, очень довольный собою, ибо весьма удачно сумел подобрать подходящее к случаю изречение.

Мамаша Луво не лгала, говоря, что Виктор стал теперь членом ее семьи.

Не переставая ворчать и все время угрожая, что отведет мальчика к полицейскому комиссару, «женщина с головой» привязалась к заморышу, ни на шаг не отходившему от ее юбки.

Когда Луво иной раз замечал, что она слишком много с ним возится, она неизменно отвечала:

— Не надо было брать.

Как только Виктору исполнилось семь лет, она послала его с Кларой в школу.

И уж, конечно, он всегда носил и книги и кораинку с завтраком.

Он храбро дрался с прожорливыми, беззастенчивыми морванскими ребятишками, спасая завтрак.

Но и в учении он проявлял не меньше рвения, чем в драках, и, несмотря на то, что школу он посещал только зимою, когда прекращалась навигация, он знал больше, чем крестьянские ребятишки, шумливые и такие же неуклюжие, как их деревянные башмаки, хотя эти ребятишки круглый год зевали над своими букварями.

Виктор и Клара возвращались из школы лесом.

Им нравилось смотреть, как дровосеки валят деревья.

Так как Виктор был легок и отличался ловкостью, его заставляли влезать на вершины сосен и привязывать веревку, с помощью которой дерево валили на землю. По мере того как он подымался, он казался все меньше, а когда он добирался до самой верхушки, то Клара пугалась.

А храбрец нарочно раскачивался, желая ее подразнить.

Иной раз они навещали Можандра на лесном складе.

Плотник был худой и сухой, как щепка.

Он жил один за деревней, в самом лесу.

Друзей у него не было.

Замкнутость и неразговорчивость этого чужака, пришельца из провинции Ньевр, поселившегося на отлете, долгое время возбуждали любопытство деревенских жителей.

Вот уже шесть лет в любую погоду работает он не покладая рук, словно его заставляет крайняя нужда. А ведь ни для кого не секрет, что у него водятся деньжонки и что он заключает крупные сделки и часто приходит к нотариусу в Корбиньн посоветоваться, куда поместить сбережения.

Когда-то он сообщил кюре, что он вдов.

И это все, что о нем было известно.

Завидев детей, Можандр откладывал пилу и прерывал работу, чтобы поболтать с ними.

Он очень полюбил Виктора и научил его вырезывать ножом лодочки из обрубков.

Как-то раз он сказал ему:

— Ты напоминаешь мне сына, которого я потерял.

Но тут же, как бы испугавшись, что сказал лишнее, поспешно добавил:

— О, это было давно, очень давно!

В другой раз он сказал папаше Луво:

__ Если Виктор когда-нибудь тебе надоест, отдай его мне. У меня нет наследников, я не остановлюсь перед расходами и пошлю его в город, в коллеж. Он выдержит экзамены, поступит в Лесной институт.

Но Франсуа все еще находился под впечатлением своего благородного поступка. Он отказался, и Можандр стал терпеливо ждать того времени, когда постепенное увеличение семейства Луво или денежные затруднения отобьют у судовщика охоту к усыновлению чужих детей.

Судьба как бы пошла навстречу его желаниям.

В самом деле, можно было подумать, что вместе с Виктором на борту «Прекрасной нивернезки» поселилось несчастье.

Все пошло кувырком.

Лес продавался туго.

Перед каждой разгрузкой Экипаж умудрялся нанести себе новое увечье.

И наконец перед самым отплытием слегла мамаша Луво.

От визга ребятишек Франсуа потерял голову.

Он не отличал бульона от лекарств и так раздражал больную своими промахами, что в конце концов решил отказаться от ухода за нею, предоставив это Виктору.

Впервые в жизни судовщику пришлось самому покупать лес.

Как ни окручивал он деревья веревками, как ни снимал раз тридцать подряд одну и ту же мерку, он неизменно ошибался в подсчетах. Помните его знаменитые подсчеты?

— Я умножаю…. умножаю…

Мамаша Луво — вот кто умел это делать!

Кое-как произвел он приемку леса и, крайне озабоченный, отправился в Париж. Там он наскочил на мошенника, который воспользовался случаем и обманул его.

С тяжелым сердцем вернулся он на баржу, сел к больной жене на край постели и сказал с отчаянием в голосе:

— Бедная моя женушка! Пожалуйста, выздоравливай скорее, не то мы погибли.

Мамаша Луво медленно поправлялась. Она боролась с неудачами и делала все возможное, чтобы свести концы с концами.

Если бы у них были деньги на покупку новой баржи, они сумели бы поправить дела, но болевнь поглотила все сбережения, а доход целиком уходил на то, чтобы затыкать дыры «Прекрасной нивернеэки», которая отказывалась служить.

Виктор стал теперь для них тяжелой обузой.

Это был уже не четырехлетний младенец, которого одевали в матросскую куртку и которого ничего не стоило прокормить.

Теперь ему исполнилось двенадцать лет. Ел он не меньше взрослого, но был все такой же худой и нервный, так что пока никто и речи не заводил о том, чтобы дать ему в руки багор, когда Экипаж выбывал из строя.

Дела шли все хуже и хуже. В последнюю поездку они едва добрались до Кламсн.

«Прекрасная нивернезка» протекала то тут, то там — заплаты не помогали. Следовало обшить ее заново, а еще лучше — просто продать на слом и купить новую.

Как-то мартовским вечером, накануне отплытия в Париж, когда расстроенный Луво, рассчитавшись за лес стал прощаться с Можандром, тот пригласил его к себе распить бутылочку вина.

— Мне нужно с тобой поговорить, Франсуа.

Они вошли в дом.

Можандр налил стаканы, и они уселись друг против друга.

— Я, Луво, не всегда жил так одиноко, как сейчас. Когда-то у меня все было, жить бы мне да радоваться: были у меня и деньги и хорошая жена. Все я потерял. По своей вине.

Можандр замолчал, готовое вырваться у него признание застряло в горле.

— Я никогда не был злым человеком, Франсуа. Но у меня была одна пагубная страсть.

— У тебя?

— Я и сейчас от нее еще не освободился. Больше всего на свете я люблю деньги. Это и было причиной всех моих несчастий.

— Что же с тобой, бедняга, случилось?

— Сейчас я тебе расскажу. Вскоре после свадьбы у нас родился ребенок, и мне пришло в голову послать жену в Париж и устроить ее там кормилицей. Это приносит большой доход, а если муж человек толковый, он и сам управится с хозяйством.

Жена не хотела расставаться с мальчишкой. Она сказала мне: «Ведь мы, муженек, и без того зарабатываем немало. А все, что сверх, это проклятые деньги. Они нам впрок не пойдут. Такой заработок простителен бедным семьям, где много детей. Избавь меня от горя, от разлуки с вами».

Я ничего не хотел слушать и заставил ее уехать.

— Ну и что же?

— Так вот, когда моя жена нашла подходящее место, она передала нашего ребенка какой-то старухе, чтобы та привезла его в деревню ко мне. Жена сама проводила их на вокзал. И оба они как сквозь землю провалились.

— А что сталось, бедняга, с твоей женой?

— Как ей об этом сказали, молоко бросилось ей в голову… Она умерла.

Оба замолчали: Луво — потрясенный услышанным, Можандр — удрученный воспоминаниями.

Плотник заговорил первый:

— В наказание я осудил себя на ту жизнь, которую я и веду. Двенадцать лет пробыл я вдали от людей. Больше я не в силах так жить.' Я боюсь умереть в одиночестве. Если тебе хоть немного жаль меня, отдай мне Виктора — он заменит ребенка, которого я потерял.

Луво был в замешательстве.

Виктор стоил им больших денег. Но если они откажутся от него теперь, именно тогда, когда от него уже может быть для них польза, то все жертвы, которые они принесли, чтобы его воспитать, пропадут зря.

Можандр угадал его мысли. "

— Самой собой, Франсуа, если ты мне его отдашь, я возмещу тебе все, что ты на него потратил. И мальчик от этого только выиграет. Всякий раз, когда я вижу в лесу студентов Лесного института, я говорю себе, что и мои мальчик мог бы быть таким же, как они. Виктор работящий, он мне нравится. Ты, конечно, понимаешь, что я буду относиться к нему, как к сыну… Ну, так как же? Сговорились?..