День лошади. (Сборник) - Коркищенко Алексей Абрамович. Страница 11

Не поднимаясь с земли, я, словно крокодил, сполз по крутой тропинке вниз и опустился в воду. Течением понесло меня к огромному дереву. Я взобрался на него и увидел ребят.

И что это была за картина! Потеха! Семен стоял по пояс в воде и, покраснев от натуги, тянул леску, которая, как видно, крепко зацепилась за что-то на дне ерика. Натянутая леска звенела. А Шурка, пыхтя, как рассерженный еж, распутывал длинную «бороду», образовавшуюся на катушке из ослабленных витков лески.

«Эх, пропала моя последняя блесна!» — подумал я, но тут же рассмеялся: очень уж смешны были ребята.

Они оглянулись, замерли, видимо, раздумывали, бежать или оставаться на месте — нашкодили ведь.

Я сказал, поняв их настроение:

— Не беспокойтесь: распутаем леску в два счета.

— Намучился, — сказал Шурка, хихикнув на всякий случай, и передал мне спиннинг.

Я снял катушку с удилища и, ослабив на леске узлы и петли, распутал «бороду». Это была, по крайней мере, двадцатая «борода» за сегодняшнюю рыбалку. А что делать с блесной? Оборвать? Последнюю? Пять блесен и так я уже пожертвовал всяким речным чудищам…

— Давайте я поплыву и подергаю леску там, где зацепилась блесна, — предложил Шурка.

Это была толковая мысль.

— Валяй, Шура.

Он поплыл, сильно, по-лягушечьи, дрыгая ногами. Леску он пропускал в руке. Заплыв на середину ерика, Шура крикнул:

— Дергаю! — И вдруг нырнул, задрав ноги, захлебнулся, закашлялся и повернул обратно. — Эх, — сказал он, выбираясь на сушу, — не пошла. Шла, шла, а потом меня ка-ак дерганет! Я под воду — бульк! — даже перепугался.

— Ты это серьезно? — спросил я, зная о склонности мальчишек, вроде Шурки, приврать. — Дергануло тебя за ногу или за руку?

Семка иронически хмыкнул, скосив на «братана» узкие глаза.

Шурка понял нас.

— Дергануло, — сказал он убежденно. — Сильно даже. И не за ногу, и не за руку, а за леску. Я же ее намотал на руку, а оно ка-ак дерг…

Шурка обидчиво поморгал и оборвал себя на полуслове.

— Не верите? Вот честное пионерское!

— Верим. Не сердись, — сказал я, соображая, в чем тут дело. Леска не идет ни на метр — значит, зацеп жесткий. Почему же тогда Шурку дергало? Может быть, рыба, попав на блесну, закрутила леску за какую-нибудь корягу? Непонятно. Эту загадку стоило разгадать.

Шурка полез в воду.

— Ты за чем? — спросил я.

— Сейчас, сейчас, — он таинственно помахал рукой, всматриваясь в чистую воду ерика. И вдруг нырнул, показав нам пятки в трещинах.

Семен, который спокойно стоял рядом со мной, вдруг завопил:

— Крючки! Браконьерские крючки! Блесна зацепилась за перемет!

Фыркая и отплевываясь, Шурка показал нам кол, который он вынул со дна. К колу был привязан какой-то шнур.

— Видите? Браконьерский перемет! Семка, держи, я поплыву на ту сторону, выну второй кол.

Шурка поплыл, а мы с Семеном схватились за шнур.

— Слышите? — сказал Семен. — Дергает. Красная рыба. Это точно.

— Откуда ты знаешь, что красная?

— Браконьер знает, где ставить крючки, — авторитетно сказал Семен. — И хитро ж поставил! Колья под водой забил, чтоб никто не заметил.

На той стороне ерика нырял Шурка. Наконец он махнул рукой:

— Тяните!

Потянули. Шнур резко заходил под водой. Значит, перемет не был пустым. Вот из глубины показалась диковинная рыба с рыльцем и костяными наростами на спине. Севрюжка! Она была мертва. Зацепившись боком за крючок, севрюжка изошла кровью и захолонула в придонной родниковой воде.

Мы ахнули, когда вместе с подоспевшим Шуркой вытащили перемет на берег. Густо навешенные на шнуре остро отточенные крючки блестели, как серебряные. На многих трепыхались нанизавшиеся за что попало — за бока, животы, спины — еще молодые, килограмма по три-четыре, севрюги, осетры. Их было двенадцать штук. Попался и большой, килограммов на пятнадцать, осетр. Он искромсал себе полспины, но так и не освободился от страшного, с заусеницами, браконьерского крючка.

Еще бы расти да расти этим севрюжкам и осетрам, но они нашли свой конец на перемете речного бандита. А сколько рыб, попав на крючки, сорвалось! Они все равно погибнут от потери крови и речных паразитов, которые заберутся в их раны.

— Что делать с этой рыбой? — спросил я.

— В лагерь отнесем, — предложил Шурка. — Тут недалеко, километра три. Пусть городские попробуют красной рыбки.

— А осетра давай домой оттащим, — предложил Семен. — Дедушка балычок сделает. Ох, и вкусный же балычок из осетра!

— Эх ты, балычок… — сердито оборвал Шурка брата. — Тебе бы только брюхо набить. А совести у тебя, как у того браконьера, — ни грамма. Она твоя, эта рыба, да?

Удивительное дело: Семен выслушал выговор младшего брата виновато, с почтительным вниманием.

— Да я так, Шур… — сказал он заискивающе. — Я нарочно.

— Знаю тебя, — оборвал Шурка. — Давай рыбу снимать с крючков!

Не скажу, чтоб это была легкая работа. Рыбы извивались, били хвостами. Попадало и по лицу. Мы исцарапали руки об их костяные шипы.

Наконец рыба собрана в мешки, мята уложена под вербой, спиннинг, сумка и перемет спрятаны в кустах. По забытым тропинкам, через балки и ручьи пришли мы к пионерскому лагерю. Там в это время был «мертвый час». Никого не встретив во дворе, мы зашли прямо на кухню. Нас остановил худой, высокий, с огромным носом дядя в белом колпаке и халате.

— Вам чего? — спросил он неприветливо. — Вы, я думаю, не туда попали.

— Как раз туда, — недовольно сказал Шурка. — Принимайте рыбу.

Мы сбросили мешки с плеч.

Повар высыпал рыбу на пол.

— Чудо-рыбка! — вкусно причмокнул он, а потом спросил недоверчиво: — Это нам?

— Вам, вам, — успокоил Шурка. — Ну, будьте здоровы!

Мы повернулись и пошли.

— Товарищи граждане! — крикнул повар, выскакивая вслед за нами. — Одну минуточку! Прошу квитанцию.

Шурка ошеломленно уставился на него.

— Какую такую квитанцию?

— Ту самую, где «принято-сдано». Отметить требуется.

Шурка беспомощно посмотрел на меня, развел руками. Я молчал: мне было интересно, как ребята выпутаются из этого положения.

— Такой квитанции нет.

— Рыбу не принимаю, — отчеканил повар. — Никаких махинаций не потерплю. Я честный человек. — Он загородил нам дорогу. — Или давайте квитанцию, или забирайте обратно рыбу!

— На эту рыбу квитанции нету, — солидно изрек Семен. — Это подарок детям от браконьера.

— От бра-конь-ера-а?!

В это время из соседнего домика вышла молодая полная женщина, по-видимому, заведующая лагерем.

— В чем дело? Что за шум? Почему дети не спят? — спросила она строго.

— Давай, Шурка, — вмешался я, — рассказывай о рыбе с самого начала.

Шурка рассказал все, как было. Заведующая выслушала внимательно, улыбнулась каждому из нас и крикнула в соседний домик:

— Ниночка, принеси три шоколадки «В цирке».

Ниночка, полная, очень похожая на заведующую девочка с пионерским галстуком, принесла шоколадки. Заведующая дала Шурке, Семену и мне протянула. Я сначала отказывался, но меня толкнул под бок Шурка и прошептал:

— Берите, не стесняйтесь, потом нам отдадите.

Все услышали и рассмеялись. Шоколадку я взял и тут же отдал Шурке.

А повару заведующая сказала:

— Андрей Лукьянович, вы взвесьте рыбу и отметьте в приходной книге: «получено столько-то красной рыбы от браконьера через представителей Шуру и Сему».

Повар тотчас успокоился.

— Ребятки, золотые, приходите вечером, я вас роскошным блюдом из красной рыбки угощу, — зачастил он. — Только космонавты кушают такое.

— Видал? — ехидно сказал Шурка. — Угостите, а потом скажете: «Товарищи граждане, прошу квитанцию». Не придем.

Все засмеялись. Особенно весело смеялся сам Шурка.

Встреча в старом лесу

Мы вернулись на берег ерика за мятой и моими рыболовецкими принадлежностями. Семен укладывал мяту в мешки, а Шурка подошел ко мне.

— В чем дело, Шурка? — спросил я.