День лошади. (Сборник) - Коркищенко Алексей Абрамович. Страница 20

— Пш!.. Пш-ш!.. Проклятые балаболки! Лучше бы они меня съели! Ох, беда, задыхаюсь!..

Сороки, забыв и о жуке, и о причине ссоры, ругались и дрались уже посреди поляны.

Подняв глаза к небу, Коричневый Пройдоха увидел Мрачного Мудреца, старого ворона. Тот неподвижно сидел на ветке дуба и казался черным наростом на ней.

— Послушай, Мрачный Мудрец, — прошептал жук-плавунец. — Спаси… Я, Коричневый Пройдоха, умею быть благодарным…

— Мрак! — ответил ворон и мудро покачал головой. — Врак! Как ты, ничтожный жук, сможешь отблагодарить меня, Мрачного Мудреца?

— Каждый день я буду дарить тебе на обед серебристую жирную тарань, — выдохнул из последних сил Коричневый Пройдоха. — Спаси-и, высыхаю…

— Дар? Тарань?

Мрачный Мудрец вспомнил, что жук-плавунец, несмотря на свою ничтожную величину, мог загрызть даже большого сазана.

Покинув дерево, он взял в клюв умирающего Коричневого Пройдоху и полетел к Желтому ерику.

Терка-Перетерка, Крячка-Раскорячка да Тыр-Пыр-Растопыра спохватились, но поздно. И подняли тарарам на весь Старый лес. Ругали Мрачного Мудреца:

— Мудрый дурак! Грак! Брак! Мрак!

Старшина Старого леса, могучий старый дуб, видавший сто тысяч золотых зорь, вздохнул и тихо прошептал:

— Шумите? Смешные!..

Тайна воробьиных сборищ

Приметили жители нашего города: по вечерам на главную улицу зачем-то слетаются воробьи. Чаще всего это бывало поздней осенью и зимой перед большими морозами. Облепив деревья большими стаями, воробьи вначале негромко и спокойно переговаривались, а потом поднимали отчаянный гвалт и затевали драки, не обращая внимания на прохожих.

Что за подозрительные собрания они проводят? О чем так яростно спорят? И вообще, а не замышляют ли они чего-нибудь против человека? Над этим задумывались многие юные и пожилые натуралисты. Однако тайну воробьиных сборищ посчастливилось разгадать только Мите Веденееву.

Это произошло однажды вечером после холодного дождя. С багрового неба северный ветер сметал подмороженные лохмотья разорванных туч. Митя, поеживаясь, стоял около продовольственного магазина под старой акацией, дожидаясь прилета воробьев.

— Эй, мальчик! — вдруг кто-то окликнул Митю. Странный, будто бы механический, голос донесся откуда-то сверху.

— Ой, кто это сказал?! — Митя испуганно отскочил от стены и, подняв голову, увидел ворона, сидевшего на карнизе дома.

— Это сказал я — ворон Мрачный Мудрец, — ответила птица.

— Не может этого быть!

— Может, Митя, вполне может, — сказала птица и мудро покачала тяжелой головой.

— Такого не бывает, чтобы птицы разговаривали!

— Хра-хра-хра! — засмеялся ворон. — Еще как бывает! Я много прожил. Мне двести семьдесят три года. Я много знаю и многое могу.

«Наверно, я сплю и мне все это снится!» — подумал Митя в смятении.

— Нет, Митя, ты не спишь, и я тебе не снюсь. Я существую на самом деле и лечу из Старого леса на Кавказ проведать старшего брата. Здесь у меня остановка. Я набираюсь сил у продовольственного магазина вот уже несколько дней и наблюдаю за тобой каждый вечер. Скажи, Митя, зачем ты приходишь к старой акации? Наверно, хочешь понять, о чем кричат воробьи на своих сборищах!

— Да! — пылко ответил Митя: он поверил в чудо. — Я бы все отдал…

— Тихо, Митя, не кричи. Я помогу тебе, если ты отдашь мне пирожки с потрошками, которые напекла тебе хуторская бабушка. Очень вкусные и питательные пирожки печет твоя бабушка! Я унес один, хра-хра-хра!.. Извини… Понимаешь, ослаб я. Много сил потратил зря, плутал долго, пока попал в ваш город. Сорок лет не летал на Кавказ, а тут все так сильно переменилось: новые моря появились, новые реки, новые дороги — не узнать местность… Так ты согласен, Митя?

— О Мрачный Мудрец, я отдам тебе все пирожки с потрошками и свежего мяса дам впридачу! — без колебаний согласился Митя.

— А не прибавишь ли ты мне ко всему этому еще свои пятерки по географии, а то, знаешь, что-то слабо я стал ориентироваться в пространстве. Как бы снова не сбиться с верного пути.

— Забери у меня все пятерки по географии — я ее заново выучу! — только сделай так, чтобы я понял, о чем говорят воробьи.

— Хорошо, Митя, договорились. Стань к стене, чтобы тебя прохожие не толкали, и крепко задумайся. Забудь, что ты человек. Вообрази себя воробьем. Войди в его положение.

Митя прислонился к стене магазина и стал настойчиво думать, что он — маленькая чирикающая птичка, что ей холодно и голодно, и страшно ей ночевать на морозе. Ему даже удалось вообразить, что на нем не плотная теплая одежда, а легонькие, продуваемые северным ветром серенькие перышки. Не очень-то они его грели! И пальцы на лапках, то есть на ногах, мерзли. Чтобы согреться, Митя попрыгал по тротуару, как воробей, и натолкнулся на женщину.

— Мальчик, где твои глаза? — сердито сказала она.

— Чив-жю-жю! — ответил Митя. Он хотел сказать: «Извините!»

Первые стайки воробьев опустились на старую акацию, приветствуя друг друга, и Митя понял, о чем они говорили!

— Чивет, живцы! (Оказывается, воробьи сами себя называют живцами!)

— Чвир, ты еще жив?

— Жив ли я?.. Жив, жив! Но зябко — жуть! Дожить бы до весны, Чивли, давай подеремся, что ли, погреемся?

— Летим на юг, Чвир, в Гагры, там тепло всю зиму, а?

— На юг! На юг! — закричали молодые воробьи.

— Лететь на юг без вожака, Чивли?! В уме ли ты?.. Мы не долетим — заблудимся.

— Зачем нам вожак, Чвир? Дочикиляем сами. Я поведу! Я знаю дорогу на юг…

— Ты отъявленный врун, Чивли! Дальше колхозного базара ты дороги не знаешь.

— Ах, вон ты как! — И Чивли сцепился с Чвиром.

Засмеялся на карнизе ворон Мрачный Мудрец:

— Хра-хра-хра!.. Легкомысленный, озорной народец!

Новая шумная стайка уселась на ветки акации, и кто-то из новоприбывших громко закричал:

— Живцы! Говорю я — Пыж Пушечный! Вы меня знаете — я живу в танке на площади Гвардейской. Я говорю: мы собрались здесь затем, чтобы выбрать себе вожака и лететь на юг. Слышите, крыши потрескивают? Это идет Большой Мороз! Мы многих недосчитаемся, если не улетим сегодня же.

— На юг! На юг! — раздались голоса.

— Слушайте меня, уважаемые живцы! — хрипло закричал седой от бумажной пыли воробей. — Это говорю я, Архивариус! Я живу в отдушине городского архива, я!.. Не надо лететь на юг…

— На юг! На юг! — закричали молодые воробьи.

— Тихо, желторотые! Пусть говорит Пыж Пушечный, — сказал Чвир.

— Живцы, говорю я — Пыж Пушечный! Слушайте меня! У всех организованных птиц есть вожаки, которые ведут свои стаи на юг. Давайте же и мы наконец-то организуемся и выберем себе вожака. Выбирайте меня вожаком, я вас поведу!.. Я самый опытный, самый сильный, самый мудрый!..

— Какой из тебя вожак?! Ты машинным маслом пахнешь! — перебил его бесхвостый воробьишка и перекувыркнулся в воздухе. — Смотрите, каков я!.. Я самый талантливый, самый бойкий. Я Жюль Циркач! Я живу в цирке. Львы и тигры — мои друзья! Выбирайте меня вожаком!

Воробьи заговорили вразнобой.

— Не надо нам никаких вожаков, нам и своих вожачков достаточно! — насмешливо сказал кто-то.

— Кто это сказал?! — задиристо спросил Жюль Циркач. — Сейчас надеру загривок.

— Не важно кто. Важно, что я не полечу никуда из родного города. Людям без нас зимой будет скучно…

— Очень мы им нужны!

— Я тоже остаюсь! Люди нас накормят, не дадут пропасть, — это сказал Чвир.

— Дождешься от них! — Это сказал Чивли. — Они кормят только надутых жирных голубей, а нас отовсюду гонят, мальчишки швыряют в нас камни, кричат: «Вора бей! Вора бей!..» За что они нас так?! Мы лишнего не берем…

— Глупый, мы не берем, мы — подбираем.

Крик на акации нарастал:

— Остаемся! Как-нибудь отобьемся от Большого Мороза.

— Тихо, живцы! Пыж Пушечный, наведи порядок!

— Летим на юг! На юг!

— Уважаемые живцы, послушайте меня! — надрывался Архивариус. — Я тут самый старый и знаю прошлое. Я говорю: кончай болтовню, мы все равно не полетим на юг. Мы тысячу лет выбираем себе вожака и никак не может выбрать его. Мы тысячу лет уже не летаем на юг. Мы разучились далеко летать…