Лошадиные истории - Коркищенко Алексей Абрамович. Страница 23

— Леля, скажи, пожалуйста, так: прощай, Шура Кряжев! Все-таки ты моя невеста… Об этом все знают.

— Прощай, Шура Кряжев… — тихо ответила она, глядя на него сквозь пряди.

Минька сказал со смешком, для всех:

— Кряжев с невестой прощается, а Петька-то, посмотрите, как Петька ревнует!

Петька, опираясь на вилы, хмуро ответил:

— Ври больше! Ничего я не ревную.

Леля, обращаясь к новобранцам, крикнула ломким от волнения голосом:

— Счастливо вам, милые друзья! Возвращайтесь с победой.

— Прощайте, хлопцы! — растроганно произнес Лукьян Корнеевич. — Беспощадно бейте проклятых фашистов! — И отдал приказ: — Кряжев, принимай командование! Веди отряд на пункт назначения, в станицу Дольскую.

— Слушаюсь! — ответил Кряжев, отдавая ему честь. — Взвод, рысью марш!

Всадники поскакали по дороге к кургану. Кряжев подъехал к старику, пожал ему руку:

— Спасибо за толковые уроки, Лукьян Корнеевич. Очень хотелось бы с вами встретиться после победы над фашистами, этак года через два-три… на свадьбе! — Сказал Петьке: — Смотри, Петро, не обижай Лелю Дмитриевну. Я вернусь, спрошу с тебя! — Поднял коня на дыбы, свистнул.

Конь заржал, заколотил ногами по воздуху и с места пошел в карьер, догоняя отряд.

Тревожно заржали лошади. Петька с досадой вонзил вилы в сухую землю и произнес негромко, но так, чтобы услышала Леля:

— Я тоже скоро пойду воевать с фашистами!

Леля вдруг сорвалась с места, подбежала к Лошадии, обняла за шею, что-то говорила ей и, кажется, плакала.

Петька и Лукьян Корнеевич молча смотрели на нее.

Глава пятая

На обед лошадям приготовили сытную подсоленную мешанку.

— Беги, зови конских матушек полудневать, — сказал дед Лукашка Леле.

Кобылицы с жеребятами паслись за бугром. Леля взбежала на курган, свистнула, как научил ее Петька, — похоже на паровозный гудок. К нему она приучила Лошадию, та принимала его как сигнал на обед.

Лошадия заржала в ответ и пошла к кургану. За ней послушно двинулся весь косяк. Сбежав вниз, Леля приласкала вожачку, угостила ее корочкой хлеба:

— Умница ты, красавица!.. Ох, и люблю же я тебя!

Уцепившись за холку, подпрыгнула и села боком на горячую спину кобылы. Болтая ногами и напевая, Леля ехала во главе косяка. Она не сразу заметила красноармейца, подкатившего на велосипеде к лагерю. Прислонив велосипед к ограде загона, тот подошел к Лукьяну Корнеевичу, который перемешивал в кормушках овощи с дертью, поздоровался, вскинув ладонь к козырьку фуражки.

Коневод бросил на него короткий изучающий взгляд и ответил на приветствие уважительно, видно, понравился он ему: мужественный с виду, аккуратный. Кирзовые сапоги начищены до блеска. Форма не новая, но чистая. На груди сияли новенький орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». На поясе висела трофейная фляжка в войлочном чехле. На отложном воротнике гимнастерки виднелись сержантские треугольники.

Сержант снял фуражку, вытер пот платком. Вынул большой портсигар, но не закуривал, вертел его в руках и восхищенным взглядом знатока и ценителя окидывал кобылиц, подходивших к воротам загона.

— Красавицы! Одна к одной, как на подбор. Элита!.. Высший класс! — громко восхищался он.

Добрел, мягчел взгляд старого коневода — приятна была ему похвальная оценка его подопечных.

Лошадия, проходя в «столовую», гневно покосилась на сержанта, стоявшего у ворот, и, тревожно всхрапнув, прибавила шагу. Коська прижался к ней. Приняв сигнал опасности, поданный Лошадией, остальные кобылы сбились тесно, проходя валом в загон.

— Спокойно! — прикрикнула Леля и успокаивающе похлопала вожачку по шее.

— О, девушка на коне! Настоящая донская казачка! — восхитился сержант.

Леля сдержанно улыбнулась: «Ишь ты, назвал девушкой!»

— Так это же знаменитые буденновские кобылицы! Я же видел их на выставке в мае прошлого года! — продолжал восхищаться сержант.

— Верно, — подтвердил Лукьян Корнеевич, выбираясь из загона. — Были они на выставке.

— Лошади — моя любовь, моя страсть!.. Я до войны в Ростове на ипподроме работал.

Лошади подходили к кормушкам, жеребята припадали к вымени. Леля, следя за кормлением, незаметно пригляделась к сержанту: да, вроде бы знакомое лицо, видела его не раз на территории ипподрома, хотя и не знала, что он там делал.

Сержант наконец-то раскрыл портсигар — в нем была вмонтирована зажигалка — взял себе папиросу и угостил коневода. Щелкнул — сразу же зажегся огонек. Прикурили.

— Ишь ты, справная техника! — одобрил старик.

— Немецкая, трофейная, — небрежно ответил сержант, пряча портсигар в карман. Расстегнул воротник, вытер потное лицо и шею. — Тяжеловато еще после ранения ездить на велосипеде. Еду из госпиталя, из станицы Шкуринской, напрямик в Азов, мать проведаю — да и опять на фронт. — Он помял бедро. — Еще не пришла нога в норму, тянет, ноет, быстро устает.

Сержант подошел к Лошадии, потянулся рукой, хотел погладить ее, но та вскинула голову, ощерилась, щелкнув зубами.

— Ого! — он отдернул руку. — Вот злюка.

— Ничего не злюка! — возразила Леля. — Просто не доверяет незнакомым… Она — вожачка косяка.

Сержант с непонятной усмешкой произнес:

— Возможно, возможно.

Петька осмелел, приблизился к сержанту.

— Товарищ сержант, расскажите, за что получили награды.

— Это долгая история, товарищ коневод, — ответил тот. — Как-нибудь в другой раз. Ехать надо. Хотя бы к вечеру в Азов добраться.

Он поправил вещмешок, закрепленный на багажнике, простился и покатил вниз, в балку.

Лукьян Корнеевич задумчиво посмотрел вслед: кого-то напоминал ему этот человек. Помнились вот эти широкие скулы, нос с горбинкой, густые темные брови, нависающие над светлыми острыми глазами. И если бы он напряг память, то вспомнил бы, на кого был похож сержант: на кулака Софрония Чебанова, которого судили в тридцать первом году открытым судом в районном центре. Бешеный был мужик. Когда раскулачивали его, он выжег глаза раскаленным железом своему жеребцу, чистопородному дончаку. Пошел на такую подлость, погубил доброго производителя, лишь бы тот не достался советскому конезаводу, который занялся выведением новой, буденновской, породы лошадей.

Действительно, «сержант Пудров» — такую кличку дала ему немецкая разведка — был сыном Софрония Чебанова Андреем. Он верой и правдой служил в гражданскую войну предателю русского народа генералу Краснову и вместе с ним эмигрировал. В Германии Андрей Чебанов был завербован немецкой разведкой, прошел школу диверсантов и заслан в Советский Союз, в Ростов-на-Дону, где устроился работать на ипподром. На его счету было несколько подлых диверсий и убийств.

…За бугром в кустах терновника Чебанов переоделся в поношенную гражданскую одежду и обул старые ботинки. Опрятную военную форму аккуратно уложил в вещмешок. Достал портсигар, в котором была вмонтирована не только зажигалка, но и миниатюрный фотоаппарат. Диверсант проверил его: он сработал надежно. Было сделано десять снимков.

Оберст фон Штюц срочно вызвал к себе майора Кроге и капитана Рихтера.

— Господа, обсудим ход операции «Рыжая стая». Итак, капитан Рихтер.

— Наш агент проник на конеферму и сделал снимки племенных лошадей буденновской породы. Вот они. Он передал их через связного. — Рихтер подал оберсту пачку фотографий.

— Очень хорошо, капитан! Благодарю. Агента следует поощрить. — Фон Штюц неторопливо рассматривал снимки. — О, какие красивые лошади! Рейхсмаршал будет доволен… А это кто такой? — его палец показал на старика.

Оттеснив капитана Рихтера, майор услужливо дал пояснения:

— «Сержант Пудров» собрал исчерпывающий материал. Этот старик — опытный специалист-коневод, так называемый герой гражданской войны, буденовец Лукьян Мирошников. Кстати, он — отец командира кавалерийского полка, который входит в состав той самой Донской кавалерийской дивизии…

— Любопытное совпадение! — прервал его фон Штюц. — А эта девочка кто такая? — его палец нацелился на изображение Лели.