Все изменит поцелуй - Бойл Элизабет. Страница 47
Да-да, ведь именно порохом был загружен «Сибарис». Следовательно, Рейф — компаньон Колина. Припомнив, сколько пороха находилось на корабле — весь он сейчас был на спинах мулов, — Оливия похолодела.
Роберт принялся орать на мулов, и те, как ни странно, почти сразу успокоились.
Но успокоить Оливию оказалось не так-то просто.
— Что все это значит? — спросила она, взглянув на майора.
— Что именно? — Он сделал вид, что не понял вопроса.
— Вот это! — Она указала на сумки, набитые порохом. — Нас же могло… разорвать в клочья!
Роберт пожал плечами.
— На борту «Сибариса» вас это совсем не беспокоило.
— Позвольте напомнить вам, что там у меня не было выбора.
— И здесь тоже нет, — усмехнулся он. Оливия невольно сжала кулаки.
— А если я погибну — что тогда? Ведь у меня — тайна клада, не забывайте.
Роберт едва заметно улыбнулся и, склонившись к ней, прошептал:
— Тогда всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать о своей ужасной ошибке.
— Видел кого-нибудь? — спросил Роберт у брата, когда Рейф, объехав свои тылы, снова догнал их. Прошла уже почти неделя, а у Рейфа были те же подозрения, что и у Роберта: им казалось, что кто-то преследовал их.
Рейфел отрицательно покачал головой.
— Уверен, что за нами кто-то едет, но обнаружить никого не удалось. Придется выставить в арьергарде караул и все время быть начеку.
Какое-то время они ехали молча.
— А почему бы тебе просто не извиниться перед ней? — неожиданно спросил Рейф.
— Извиниться? За что? — пробурчал Роберт.
— За то, что не сказал ей о порохе, о моих людях и о нашем задании.
Роберт в упор посмотрел на брата.
— Почему я должен извиняться? Рейф рассмеялся.
— Да потому, что тебе этого хочется. О, только не надо на меня так смотреть! Ты целую неделю только и делал, что пялился на нее. Просто не сводил глаз. Думаешь, я не заметил, как ты страдаешь, когда она уходит к себе в палатку… одна? Так почему бы тебе просто не поговорить с ней?
Роберт промолчал. Чуть впереди, рядом с одним из людей Рейфа, ехала Оливия; они беседовали на испанском, и повстанец рассказывал своей собеседнице об окружавших их пейзажах и достопримечательностях. Чтобы все могли проехаться рядом с Оливией, мужчины поочередно сменяли друг друга — в том числе и Рейф с Акилесом. Только Роберт не принимал участия в этом своеобразном почетном эскорте; он никак не мог решиться преодолеть пропасть, разверзшуюся между ними после ночного происшествия в гостинице, — преодолеть ее ему не позволяла гордость.
— Просто не верится, что ты так быстро забыл о ее причастности к смерти Орландо, — проговорил наконец Роберт.
Рейф покачал головой.
— Она не имеет к этому никакого отношения.
— Откуда ты знаешь? — Роберт бросил взгляд на Оливию. — Она многое скрывает. Почему ты думаешь, что именно в этом случае она не лжет?
— Потому что у нее кольцо Ландо.
Роберт молча пожал плечами. Рейф с притворным удивлением воскликнул:
— И это тебя Веллингтон считает одним из лучших своих офицеров?! Что ж, теперь я понимаю, почему вы так долго не можете одолеть французов!
Роберт нахмурился.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Подумай хорошенько. Если бы мисс Саттон состояла в заговоре с Брэдстоуном, стала бы она тратить время на то, чтобы снять с пальца убитого не имеющее никакой ценности кольцо? Ты прекрасно знаешь, что эти кольца ничего не стоят, — ты ведь сам дал их нам.
Рейф сплюнул в сердцах.
— Есть только одно-единственное объяснение, — продолжал Рейф. — Ландо сам отдал ей кольцо перед смертью. И еще: откуда Оливия знает о Хоббе? Ты ведь, кажется, говорил мне, что она и в Лондоне спрашивала о человеке по имени Хоббе. Кроме того, не забывай: ты сам дал нам с братом эти кольца. Что ты при этом сказал, помнишь?
Конечно, он помнил. Когда он уходил на войну, его младшие братья были очень огорчены, особенно Ландо, который повсюду бегал за ним с того самого дня, как научился ходить. Поэтому Роберт оставил им на память по кольцу и сказал: если кому-нибудь из них потребуется его помощь, пусть пошлет ему это кольцо в качестве опознавательного знака.
Ландо так и поступил — послал свой предсмертный призыв с избранным им самим гонцом, Оливией Саттон. Но Роберт не сказал Рейфу о том, что и сам ночью в гостинице пришел к такому же выводу — даже еще более поразительному, настолько поразительному, что не хотел признаваться в этом никому, в том числе и самому себе.
Рейфел тем временем продолжал:
— Разве тебе не ясно, что Ландо не дал бы ей свое кольцо, если бы она не доказала каким-нибудь образом свою порядочность? Очевидно, он не считал ее виновной. Значит, и ты не должен.
Роберт пожал плечами.
— В данный момент это не имеет никакого значения. Ей нет до меня никакого дела, и я тоже не представляю, что с ней делать.
Рейф расхохотался.
— А по-моему, ты отлично знаешь, что с ней делать. И я даже уверен, что ты уже сделал это.
С этими словами он пришпорил коня и поскакал вперед, оставив Роберта наедине с его терзаниями.
Чем ближе подъезжали они к испанской границе, тем больше Роберт отдалялся от Оливии. Он все время скакал то в арьергарде, то в авангарде — следил, чтобы не угодить в западню на какой-нибудь из узких тропинок, соединяющих Португалию с Испанией.
Ах, как жаль, что он с самого начала не был откровенен с ней, а она — с ним!
Хотя Роберт всячески старался избегать Оливию, отряд Рейфа ни на секунду не оставлял ее без внимания. Все поочередно ехали рядом с ней и рассказывали о своих семьях, о своих заботах и о том, что мечтают об освобождении Испании.
Один из повстанцев — его звали Пако — принес ей в это утро букет цветов; он нарвал их на обочине дороги. А старый ворчун Гаспар, проезжавший в этот момент мимо, рассмеялся и показал Оливии небольшой рисунок — портрет своей жены. Она попросила рассказать о ней поподробнее и узнала о ее героическом поступке — эта женщина отказалась снабдить провизией французский конный отряд, за что и была зарублена французами.
Аламар же вручил Оливии весьма странный подарок — во всяком случае, она надеялась, что он ей не понадобится. Порывшись в своей седельной сумке, помощник Рейфа передал ей небольшой бумажный пакетик, сказав, чтобы она воспользовалась его содержимым в том случае, если их захватят в плен и уже не останется никакой надежды на то, что ее минует проклятие «Королевского выкупа». Он пояснил, что в пакетике порошок, который позволит ей умереть быстро и безболезненно и избежать пыток, которым ее неминуемо подвергли бы враги.
Сказав это, Аламар ускакал вперед, оставив Оливию в полной растерянности. Она сунула порошок в саквояж и постаралась не думать о том, что за ними следят (мужчины постоянно об этом говорили).
— Дайте ему время, моя королева, — сказал Рейф, снова подъезжая к ней.
Оливия невольно вздрогнула.
— Что вы сказали? — Она с удивлением посмотрела на Рейфела. — Кому дать время?
— Моему брату. — Он кивнул в сторону ехавшего сейчас во главе отряда Роберта. — Дайте ему время. Он в конце концов разберется со своими чувствами.
Оливия улыбнулась.
— Колин говорил мне почти то же самое. Только я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Для вашего брата я просто обуза, от которой он с радостью избавится, когда мы доберемся до Испании.
Рейф расхохотался так громко, что даже Роберт обернулся.
— Вы просто созданы друг для друга, — сказал Рейфел.
— Да ничего подобного! — заявила Оливия, хотя в сердце у нее затеплилась надежда. — Ваш брат — бесчестный, лживый, двуличный.
— Нет-нет, влюбленный, — с улыбкой возразил Рейф. — И он сам не знает, как в этом признаться. Но подождите еще немного — и все уладится.
Рейф пришпорил коня и опять ускакал вперед.
«Что он такое сказал? — думала Оливия. — Неужели Роберт любит меня?» Сердце ее радостно забилось, однако она сказала себе: «Нет, этого не может быть. Мы совершенно не понимаем друг друга». Но разве могла она забыть сцену в гостинице и его глаза? Ей тогда казалось: достаточно одного-единственного поцелуя — и пропасть, разделяющая их, вмиг исчезнет.